Вячеслав Софронов - Отрешенные люди
Перед третьим его выходом в город, когда завтра вновь должен был заступить на дежурство столь любезный Вахрушев, в караульню к Ивану снова бочком проковылял горбатый сапожник и, поманив к себе пальцем, прошептал на ухо:
- Завтра, как отпросишься в город, то солдата при тебе не будет...
- А ты откуда знаешь? - не поверил Иван. - Так они меня без охраны и пустят, держи карман шире.
- Помолчи, петух драный! Не твоего ума дело. Слушай меня и не встревай. Как тебя в город отпустят, то сразу не уходи, а поболтайся во дворе, будто дело у тебя какое. Дождешься, когда на работу других арестантов поведут из камер, и поменяешься одеждой с тем, кто к тебе подойдет.
- А дальше? - голос у Ивана внезапно охрип, и губы пересохли, словно после соленой пищи.
- Дальше он заместо тебя пойдет в город, а ты со всеми на работу. Все понял? А то смотри у меня, - на всякий случай горбун поиграл перед лицом у Ивана ножом и лишь после этого заковылял обратно.
Едва дождавшись утром смены караула, Иван с замиранием сердца постучал в дверь. Вскоре ее открыл Вахрушев, и по напряженности во взгляде Зубарев понял, что тот знает про сговор и, наверняка, сам в нем участвует.
- Опять в город? - не глядя на Ивана, спросил он. - Сегодня один пойдешь, а солдат тебя чуть позже, у заставы, нагонит. Выходи...- распахнул он дверь.
Иван вышел во двор и зажмурился от- того, что сегодня солнце светило необычайно ярко, и в воздухе жужжали толстые мохнатые шмели, вспархивали с белесой поленницы дров бабочки-капустницы, задорно чирикали на заборе взъерошенные воробьи - словом, мир предстал перед ним во всей своей земной красоте, и жалко было ее терять, возвращаться обратно в караульное помещение.
Он терпеливо дождался, бесцельно слоняясь по двору, когда из больших полукруглых дверей выведут колонну арестантов, предназначенных к работе, и, как только они попарно ступили из сумрачной арки дверей на солнечный дворик, то в первой паре увидел Ваньку Каина, неотрывно глядящего в его сторону. Он еще чуть постоял, посмотрел, как четверо караульных солдат пересчитали их, спросив имя каждого, и, не дожидаясь, прошел через острожные ворота мимо двух часовых, расступившихся перед ним, и неторопливо пошел к центру кипящей страстями и делами Москвы, не оглядываясь, зная, что уже никогда не вернется обратно и за ним с адским скрипом не закроются окованные железом ворота, не брякнет тюремный засов.
11
Первым порывом, когда Иван Зубарев вышел, не чуя под собой ног, за острожные ворота, было отправиться на постоялый двор к Федору Корнильеву, где можно укрыться до поры, а потом, по возможности, уехать с ним в Тобольск. Но чем ближе подходил он к Калужской заставе, тем более сомнения овладевали им: как только объявят розыск, а в этом он ничуть не сомневался, то наверняка вспомнят о брате, посещавшем его в остроге, найдут его место жительство и... Нет, твердо решил он, на постоялый двор дорога ему заказана. Нужно искать другое прибежище.
Переходя с одной улицы на другую, он незаметно для себя уходил все дальше и дальше от центра города и, наконец, оказался на самой окраине Москвы, вышел на небольшую, покрытую толстым слоем пыли дорогу, вьющуюся меж засеянных рожью полей. Не задумываясь, куда она может привести, Иван смело пошел вперед, правда, постоянно при том оглядываясь, словно из-за поворота могла выскочить пущенная по его следам погоня.
Навстречу ему изредка попадались крестьянские телеги с мирно подремывающим возницей, лениво взмахивающим кнутом. Они почтительно кланялись, завидя издали Зубарева, стягивали с голов шапки, видно, принимая того если не за барина, то за богатого купца. Иван молча кивал им в ответ, но заговорить не решался, полагая, что, коль начнут поиски, то могут расспрашивать и окрестных крестьян, которые по простоте душевной непременно выложат все как на духу.
Но один из возчиков остановился сам, натянув вожжи, спрыгнул на землю и принялся подтягивать подпругу, дожидаясь, когда Иван подойдет к нему поближе.
- Здоровьица вам, - поклонился он, держа в руке валяную поярковую шапку.
- Мое почтение, - чуть кивнул Зубарев, собираясь пройти мимо и не вступать в разговор.
- Ищите кого? - с любопытством поинтересовался мужичок, чтоб как-то завязать разговор. Был он из породы тех людей, что могут говорить часами без умолку, лишь бы рядом оказался кто-то из слушателей. - Может, чем помочь смогу, вы только скажите, мы завсегда рады с превеликим удовольствием...
- Что за деревня там виднеется? - спросил Иван, чтоб хоть как-то поддержать разговор.
- Эта-то? Слобода при фабрике. Недавно выстроились, - с готовностью пояснил тот. - А дале село Преображенское будет. Вам, чай, туда требуется? Я бы подвез, да спешу, вот ежели дождетесь, когда обратно возвертаться стану, то с превеликим удовольствием.
- Спасибо на добром слове, но сам помаленьку доберусь, тут недалече.
- В слободу, значит? Не к Абраму Рукавишникову, случаем? А то он сказывал, будто ждет кого из города.
- К нему и иду, - согласился, чтоб как-то отвязаться от навязчивого мужика, Иван.
- От меня поклон передайте, скажите, мол, на обратном пути заверну к нему непременно кваску попить. Квас у него знатный, - без умолку сообщал тот все новые и новые ненужные подробности, но Иван уже не слушал его, а неторопливо пошел дальше.
Слобода прилепилась вдоль большого, с глинистыми берегами пруда, перегороженного близ речки плотиной. По верху плотины стоял длинный рубленый сарай, почти без окон, с выглядывающим из-под него мельничным колесом, что тихо поскрипывая, медленно вращалось под неослабевающим напором воды. Едва Иван дошел до первого дома, как из подворотни выскочила взъерошенная собачонка с комками репьев на загривке и злобно залаяла, сообщая о появлении в селении нового человека. Из калитки высунулась женская голова в сером домотканом платке и тут же спряталась обратно.
- Где Абрам Рукавишников живет? - крикнул Иван наудачу, надеясь напроситься у того на квартиру, сославшись на встреченного им мужика.
- Тама, - ответили ему из-за ограды,- к плотине ближе дом, на взгорке стоит, а сам он на фабрике сейчас быть должен.
Не поблагодарив, он пошел в указанную сторону, замахнулся на провожавшую сиплым лаем собаку, отчего та моментально шмыгнула в подворотню и оттуда, осмелев, залилась и вовсе неистово, как будто перед ней был злейший враг всей собачьей породы.
Абрам Рукавишников оказался долговязым мужиком со смоляными кудрями и тонкой щеточкой усов на верхней губе. Он придирчиво оглядел Ивана Зубарева и поинтересовался, откуда он его знает. Не пожелав ссылаться на встреченного им возницу, Иван тут же, с хода, присочинил, будто бы в Москве на торгах слышал о бумажной фабрике близ Преображенского села и решил поглядеть, как она устроена.
- Купить, что ли, хочешь? Не темни, я в тебе купца сразу признал, фыркнул Абрам. - Я хоть и не хозяин ей, а всего лишь старший мастер, но кое-что в жизни понимаю, не вчерась родился.
- Купить мне ее не с руки, но, как чего устроено, поглядеть не мешало бы. Может, сумею такую же у себя выстроить.
- Дурное дело нехитрое, были бы голова да руки, а там не помрешь со скуки. Сам-то откуда будешь?
- С Перми, - соврал в очередной раз Иван.
- А -а -а... Пермяк соленые уши! Неужто у вас таких фабрик не имеется, что сюда поперся?
- Нет, - убежденно затряс головой Иван. - Откуль им взяться? А пожить у вас недельку-другую будет где?
- Хочешь, так к себе могу определить на время. Изба у меня добрая, поместимся.
Так Иван нечаянно-негаданно занял небольшую комнатку в доме мастера бумажной фабрики вблизи Москвы. Абрам Рукавишников несколько раз водил его посмотреть, как производится бумага, подробно разъяснял, из чего складывается процесс ее получения, и уже через неделю Ивана знали все работники, гостеприимно здоровались с ним, и даже пополз слух, якобы он собирается купить со временем все бумажное производство.
Меж тем Иван постоянно оставался в страхе, что вдруг в слободу приедут солдаты с розыском, и на всякий случай подробно порасспросил своего хозяина, где и какие деревни находятся поблизости, узнал какие тропки и дороги ведут туда.
- А верстах в двадцати от нас генерал проживает, - разоткровенничался Рукавишников, видя, как Ивану интересны все подробности.
- Что за генерал? - на всякий случай спросил Иван, хотя ему не было никакого дела, кто бы там ни жил.
- Самой императрицы нашей ближайший родич, Иван Симонович Гендриков. Раз видел его в колясочке - красавец из себя!
- Гендриков? - переспросил Иван, чуть не выдав себя дрогнувшим голосом от подобного сообщения.
- А чего, знаком он тебе, что ли?
- Да откуда, - поспешил заверить мастера Зубарев, - слышал где-то, а так с чего мне с ним знакомство водить?
Уже через несколько дней после их разговора Иван выпросил у Рукавишникова лошадь и коляску, якобы для поездки в Москву, и отправился в имение Гендрикова, не имея ни малейшего представления, что он сообщит тому, если только удастся встретиться с генералом. Добравшись до загородной усадьбы двоюродного брата императрицы, с которым его познакомил в свое время поручик Кураев, Иван по дороге решил рассказать ему без утайки о своих злоключениях и попросить хотя бы совета, если не помощи. Памятуя о том, как граф собственноручно перевязывал ему рану, он решил, что вряд ли тот побежит доносить в полицию о беглом арестанте, не с руки графу такое.
