Александр Бушков - Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы
И тут же французский посол приводит мнение некоей русской «госпожи Р.»: «Да это он нас покинул, он нас предал, он не исполнил своего долга, это он поставил нас в невозможность защищать его. Не его предали родня, гвардия и двор, а он предал весь свой народ».
Оставшаяся для нас загадочной «госпожа Р.» была права. Бездарный, жалкий, трусливый Ники предал свой народ – и тем, что отрекся с вопиющим нарушением существовавших тогда законов о престолонаследии. И тем, что культивировал возле себя таких же бездарей, как сам. И тем, что оставался глух к любым попыткам объяснить ему истинное положение дел…
Остались подробные записи о беседе с царем монархиста Родзянко, прямо заявившего Николаю: «Никакая революционная пропаганда не может сделать того, что делает присутствие Распутина в царской семье. Влияние, которое Распутин оказывает на церковные и государственные дела, внушает ужас всем честным людям. А на защиту проходимца поставлен весь государственный аппарат, начиная от верхов Синода и кончая массою филеров… Явление небывалое!»
Царь отделался по своему обыкновению пустыми фразами. Как обычно. Он предал Столыпина, он предал Кутлера, предал Витте, пригрел у трона тобольского конокрада… Более ничтожной и пустой личности на троне Российской империи еще не бывало.
Потом начали предавать его. 10 апреля 1917 г. последовал холодный полуофициальный ответ английского министерства иностранных дел Керенскому, пытавшемуся «сплавить» царя с семьей на берега Альбиона: «Правительство Его Величества не настаивает на своем прежнем приглашении царской семьи». Более того, когда распространились слухи, что Николая с семьей готова принять Франция, английский посол в Париже лорд Френсис Берти срочно отправил письмо в секретариат французского МИД, где о «Ники» и «Алисе» высказался так: «Она должна рассматриваться как преступница или преступная одержимая, а бывший император как преступник за свою слабость и покорность ее подсказкам».
Когда к германскому послу Мирбаху пришли русские монархисты, умоляя вызволить царя из Екатеринбурга, Мирбах преспокойно заявил: «Судьба русского императора в руках его народа. Раз мы проиграли, лучшего мы не стоим. Это старая, старая история – горе побежденному!»
Можно, конечно, яростно обличать подлость и цинизм как британцев, так и германцев (при том, что и британский, и германский императоры были родственниками Николая). С одной стороны, нет никаких сомнений: и те, и другие поступили довольно подло.
С другой же… Николай сам довел дело до такого финала, когда превратился в живого мертвеца, ненужного никому – ни иностранным владетельным домам, ни кому бы то ни было в собственной стране. Нелишне вспомнить, что ни одно из белых движений не рассматривало всерьез свою борьбу как сражение за права Николая, никто не собирался восстанавливать его на троне. Так что знаменитое высказывание Свердлова о расстреле царской семьи: большевики, мол, «не хотели оставлять монархистам живого знамени», можно смело назвать полнейшей глупостью. Никто из противников большевиков и не рассматривал Николая в качестве знамени.
«Кто хочет себя погубить, тот погубит», – сказал Шульгин.
Мне жаль расстрелянных в Екатеринбурге детей. Но нет ни капли жалости к дворянину Романову (поскольку после отречения он был всего лишь дворянином, и не более того, и утверждать, будто «большевики убили царя», как-то смешно).
Он сам погубил все и всех, став могильщиком старой России, а потому иного отношения и недостоин.
После Февраля
Существовали ли после Февраля другие варианты будущего, альтернатива Октябрю?
Вряд ли. Смешно и думать, что Россия, освободившись от исчерпавшей себя монархии, могла по мановению некоей волшебной палочки каким-то чудом превратиться в демократическое, свободное, умиротворенное государство. Во-первых, противоречий накопилось слишком много. Во-вторых, попросту не существовало силы, способной бы противостоять большевикам. Единственную попытку переломить ситуацию – «мятеж генерала Корнилова» – моментально свел на нет сам Керенский, предпочитавший Корнилову союз с большевиками.
А там и самого Керенского, оказавшегося еще бездарнее и ничтожнее Николая, просто-таки вышвырнули пинком под зад. Почти бескровный переворот наглядно свидетельствует, что правительство Керенского не пользовалось ни малейшей поддержкой. И взятие власти большевиками отнюдь не было неожиданностью. Нечто подобное предсказывалось еще 20 августа 1917 г. на заседании ЦК кадетской партии: «… в стране начинается распад… результаты бездействия власти… власть возьмет в руки тот, кто не побоится стать жестоким и грубым… мы дождемся диктатуры… в правительстве уже считаются с возможностью применения военных для получения хлеба от крестьян… Вспышки социального бунтарства на окраинах будут не столько результатом дурных пастырей и разных негодяев, сколько следствием разрухи и взаимного непонимания… Будут ли поводом голодные бунты или выступление большевиков, но жизнь толкнет общество и население к мысли о неизбежности хирургической операции…»
Большевики не побоялись резануть скальпелем по живому, только и всего… Впрочем, стоит ли сводить все к понятию «большевики»? Отчего-то совершенно забылось, что Октябрьский переворот устроили три силы, еще несколько месяцев после того действовавшие во взаимном согласии. Большевики, левые эсеры, анархисты – две последних партии отнюдь не уступали большевикам в численности, если не превосходили. В последние годы принято ругать знаменитого «матроса Железняка», разогнавшего Учредительное собрание. Но Александр Железняков вовсе не был большевиком! Он – активный член партии анархистов. И погиб на гражданской, командуя опять-таки анархистским боевым отрядом. Левые эсеры какое-то время были не просто союзниками большевиков, но и занимали довольно ответственные посты в ЧК – а посему несут свою долю вины за красный террор…
Собственно, в октябре 17-го в России случилось то, о чем Энгельс писал Вайдемейру еще 12 апреля 1853 г.: «Мне кажется, что из-за беспомощности и вялости всех остальных партий в одно прекрасное утро наша партия будет вынуждена взять власть, чтобы проводить в конце концов то, что не отвечает непосредственно нашим интересам, а отвечает общереволюционным и мелкобуржуазным интересам; таким образом, побуждаемые пролетарскими массами и связанные своими собственными толкованиями и в большей или меньшей степени выражаемыми в партийной борьбе декларациями и планами, мы будем вынуждены делать коммунистические эксперименты и прыжки, для которых лучше всего сами знаем, что не время. При этом мы потеряем головы – будем надеяться, только в физическом смысле – наступит реакция, и до того, как мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, начнут считать нас не только чудовищами, но и глупцами…»
Как ни относись к Энгельсу, а он все предсказал удачнейше, масон клятый. Власть валялась на земле. Большевики взяли и подняли. Потом начались «коммунистические эксперименты», прыжки, которым было «не время». А чуть позже появился Сталин, опять-таки предсказанный множеством теоретиков, от Виктора Гюго до белоэмигрантов. Перестрелял особо упертых революционеров и принялся строить обычную империю…
Были ли шансы у противников большевиков победить в гражданской войне?
Крайне сомнительно. Нелепо и смешно считать, будто красные победили лишь благодаря «превосходству в военной силе» или «железной дисциплине». Для гражданской войны эти категории не имеют никакого значения. Когда нет фиксированной линии фронта, когда солдаты всех противоборствующих лагерей являются уроженцами одной страны – никакая «железная дисциплина» не способна повлиять на что бы то ни было. История гражданской войны пестрит примерами, когда красные части (не только полки, но и дивизии!), решив вдруг расплеваться с Советской властью, крайне легко приводили свои намерения в исполнение – в два счета вырезали комиссаров и чекистов (сколько там было тех и других? Горсточка по сравнению с вооруженной солдатской массой…) и уходили, куда заблагорассудится. Благо палитра не исчерпывалась красным и белым цветом – были еще махновцы, григорьевцы, антоновцы, прочие атаманы, просто воевавшие против всех на свете «зеленые»… То же самое, кстати, происходило и во всех других лагерях…
Причина в другом – у большевиков была идея, способная овладеть массами, а у их противников, всех, вместе взятых, таковой идеи не нашлось. Можно тысячу раз повторять, что идеи большевиков были ошибочными, неправильными, лицемерными, ложными, маскировавшими их истинные намерения… Не в том суть. Большевики смогли предоставить своим сторонникам идею – а их противники не смогли. Точка. Чрезвычайки и комиссары – дело десятое…
