Борис Ковалев - Повседневная жизнь в период оккупации
1. Вещи, присвоенные Ивановыми:
1. Кусок мыла 2 руб.,
2. брюки бумажные — 40 руб.,
3. Носки простые — 4 руб.,
4. Кофточка вязаная —50 руб.,
5. Патефон — 600 руб.
2. Продукты питания, уничтоженные в течение месяца семейного счастья:
1. Картофель — 8 мер — 80 руб.,
2. Мука ржаная 2 пуда — 80 руб.,
3. Буханка хлеба 4 кг — 8 руб.,
4. Мука от сестры полпуда — 20 руб.,
5. Крупа ячная 6 кг — 12 руб.,
6. Капуста кислая одно ведро —40 руб.,
7. Горох 7 кг — 11 руб.,
8. Пшено З кг — 9 руб.».
Вот и все претензии к когда-то любимому человеку. Всё! Что же это? Ирония судьбы?
Нет, это наглядный пример того, что смогла сделать советская система с психологией молодых еще людей. Он «женился» на картошке, крупе, хлебе и патефоне, она после разрыва требует через суд вернуть ей даже кусок мыла!
Вот к чему у них свелось понятие о женщине, семье, морали! Где уж тут быть мыслям о родине, России…
Страшно подумать: русский народ проливает свою кровь, над страной полыхают пожарища, миллионы пленных русских людей плетутся по холодным дорогам, а где-то на Зеленом Ручье под пошленькие звуки патефона состряпали брючно-патефонный брак.
Их воспитала «социалистическая» страна, их венчал жуткий закон: человек человеку волк, и — все средства хороши в эпоху войны и пролетарских революций.
Бесконечное количество сладеньких фильмов о советской семье, угодливо снятых еврейскими режиссерами, не сходили с экранов страны, а в это самое время муж и жена, окончив тяжелый рабочий день, захватив «авоськи», неслись по всем «бакалеям» в надежде «достать» что-либо или хотя бы узнать, что «дают» завтра.
Настанет время, исчезнут из памяти русских людей воспоминания об «авоськах», «что дают», «кто последний». Залечит народ раны, будет он сыт и богат и забудет тогда о страшных поступках, порожденных законами земли советской.
В. Маноцков».В русле активной антисемитской пропаганды выдвигался тезис о том, что «одновременно с разрушением русской семьи в Советском Союзе происходило невероятное укрепление еврейских семей. Очень часто евреи женились на русских девушках, а еврейки выходили замуж за русских, но дети, рожденные от этих смешанных браков, не только не были русскими по духу и по культуре, но, наоборот, типичными евреями… Если бы германская армия не пришла на помощь русскому народу и не освободила его от страшного жидо-большевистского ига, можно с полной уверенностью сказать, что через несколько поколений русский народ окончательно и биологически выродился бы, а его место занял бы выросший на соках славянской крови паразитический Израиль».[676]
Официально вопросы брачно-семейного права находились в ведении коллаборационистской «новой русской администрации». На словах именно от представителей русского населения выдвигались различные предложения, касающиеся брачно-семейных отношений. Но фактически все эти проблемы находились под жестким контролем нацистских оккупационных служб.
При русских городских управлениях создавались юридические отделы. При них действовали столы записи актов гражданского состояния. К функциям последних относилась регистрация браков, рождений и смертей.
В своих действиях юридические отделы руководствовались различными инструкциями и указаниями, исходившими как от немецких, так и коллаборационистских органов власти. В средствах массовой пропаганды эти документы характеризовались как «правила, упорядочивающие брачные отношения и ликвидирующие хаос, вызванный в этой области большевизмом». Они были приняты практически во всех крупных русских городах, оказавшихся под немецко-фашистской оккупацией. Так, в Пскове в начале 1942 года отдел записей актов гражданского состояния получил от городской управы подробную инструкцию о совершении бракосочетания. В ней писалось о том, что «брак не есть обыкновенный договор или просто заявление должностному лицу в обыкновенном смысле. Своим заявлением вступающие в брак обязуются не только жить вместе и поддерживать друг друга, но и основывают совместную жизнь и в духовном отношении. В благоустроенном государстве такая связь не может возникнуть без ведома и содействия государственной власти. А потому здесь необходимо вмешательство государственного учреждения, в данном случае — стола записей актов гражданского состояния».[677]
Отмечалось, что стол загса должен был охватывать все изменения в гражданском состоянии каждого лица в отдельности. Одна из основных его целей формулировалась следующим образом: «В некоторых случаях брак может быть не разрешен, нежелателен или недопустим в интересах отдельных лиц. Поэтому до заключения брака следует точно установить, может ли быть в данном случае совершено бракосочетание. Если, таким образом, в настоящее время брак является актом выдающегося значения, то и оформление его должно быть совершено соответственно этому значению».
По новым правилам брак признавался действительным только тогда, когда он регистрировался по всем правилам в отделе записей актов гражданского состояния.
Процесс заключения брака предполагал несколько этапов. Прежде всего желающие вступить в брак подавали соответствующее ходатайство. При этом производилась проверка удостоверения личности. Заведующий столом загса должен был получить точные доказательства правильности показаний вступающих в брак. Брак не мог быть надлежащим образом заключен, если они не могли удостоверить свою личность и происхождение. Таким образом, беженцы, лица, не проживавшие постоянно в данной местности до начала военных действий, граждане, не имеющие документов, не имели права вступать в брак. В одной из инструкций Смоленской городской управы говорилось о том, что «данная мера не позволит советским агентам растворяться среди мирного населения нашего округа…».[678]
Воспрещались браки:
— между евреями и лицами других групп населения. К евреям относились лица, исповедующие иудаизм или имеющие в своем роду евреев среди родственников до третьего колена;
— между единокровными по прямой ЛИНИИ; родными и полуродными братьями и сестрами брачного или внебрачного происхождения;
— мужчинам до достижения восемнадцати лет и женщинам до достижения шестнадцати лет; лицам, уже состоящим в законном браке.
Если вышеперечисленные причины вскрывались уже после заключения брака, то незаконно зарегистрированный брак объявлялся недействительным, а запись об этом уничтожалась.
Если у чиновников не имелось никаких сомнений в законности оформления брака, то жениху с невестой назначалось время для «совершения таинства бракосочетания». Оно должно было состояться не раньше двух и не позже трех недель после возбуждения ходатайства о разрешении заключить брак. В течение этого срока делалось так называемое «оглашение», которое помещалось в специальном разделе газеты и на специальной доске, вывешенной при городском управлении. Завизированное бургомистром, оно включало в себя информацию как о женихе, так и о невесте: данные о месте рождения, месте проживания и профессии.
Если за эти дни не поступало никакой информации, противоречащей той, которую сообщили о себе граждане, собирающиеся вступить в брак, назначался день «венчания». Жених, невеста и их свидетели были обязаны явиться в определенный час в стол загса в опрятных одеждах.
Инструкция предписывала, чтобы бракосочетание проходило в особой комнате. Она должна была быть празднично обставлена, «необходимо позаботиться о цветах и корзинах…». В инструкции содержались подробные указания о порядке бракосочетания: «Заведующий столом ЗАГСа должен сидеть за красивым столом. Перед ним сидят брачующиеся, по обеим сторонам находятся места для свидетелей. Зав. ЗАГСом оглашает вначале имена: явились сегодня (зачитываются полностью имена, фамилии, место и дата рождения брачующихся и свидетелей). Они по обоюдному согласию заявили о своем желании вступить в брак. Затем все присутствующие приглашаются встать. Чиновник ЗАГСа также встает и продолжает следующим образом: «Я спрашиваю тебя (следует имя жениха), согласна ли здесь присутствующая (следует имя невесты) вступить в брак». После «Да» — жениха и невесты заведующий столом ЗАГСа объявляет брачующимся, что согласно гражданскому праву их брак является заключенным».[679]
При браке невесте присваивалась фамилия мужа. Официально это объяснялось желанием «ликвидировать тот бедлам, который царил при советской власти, когда муж носил одну фамилию, жена другую, а дети зачастую третью, т. е. фамилию первого мужа жены».[680] Однако на практике это было направлено на то, чтобы воспрепятствовать евреям или людям, носящим похожие на еврейские фамилии, изменять их.
