Коллектив авторов - История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II
Свидетельство очевидца
«Опасность быть арестованным в года Протектората была для моего отца довольно реальной, – вспоминал о годах германской оккупации Чехословакии сын философа Н.О. Лосского, искусствовед Борис Лосский. – В настроениях пражской эмигрантской среды стал нагло доминировать дух пораженчества, подхалимства, презрения к стране, оказавшей ей гостеприимство, и ненависти к соотечественникам либерального склада, которых прозвали «белыми жидами»». – Н.О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. С. 293.
Отец одного из авторов этой книги в своих, еще не опубликованных полностью воспоминаниях передает внутренние настроения русской эмиграции в Чехословакии в военную пору: «Все русские эмигрантские организации немцами были распущены, но среди нас нашелся один честолюбивый и предприимчивый врач Иван Камышанский, который явился к немцам и заявил, что если они снова откроют Союз русских врачей, но уже граждан протектората, то он поведет его по рельсам, которые будут указаны. Власти на это пошли, и наш Союз снова воскрес. Камышанский был назначен лайтером, то есть руководителем этой организации, и, как оказалось впоследствии, несменяемым. Был создан и так называемый «Совет десяти», председателем которого стал талантливый организатор Федя Чекунов, наш казак. Я попал в число членов этого Совета как представитель врачей, практикующих в чешской провинции. Туда же выбрали и моего друга – кубанца, занозистого Жорку Сеина. На одном из первых же заседаний Камышанский категорически заявил, что мы, русские врачи, должны будем отчислять от своих заработков один-два процента для представительства. Я категорически запротестовал против этого предложения:
– Да на кой черт тебе эти деньги, Иван Тимофеевич? – Как? – удивился председатель. – А на какие деньги я буду ездить в Берлин по делам союза? – А зачем тебе ездить в Берлин? – переспросил я. – С немцами нам не по дороге. На это дело мы не дадим ни кроны!
Камышанский со злобой выкрикнул: – Коллега Келин! Лишаю тебя слова. Ты еще бродишь в тумане Масариковской покойной республики и не осознаешь серьезности происходящих событий!
Меня поддержало большинство врачей, а Камышанский затаил злобу…
Как-то почтальон принес мне повестку для медицинского осмотра в Праге…
И вот мы с Сеиным в огромном зале отеля Палас. Тут было много казаков из всех войск, с Балкан прибыл генерал-лейтенант Абрамов – он когда-то командовал казачьим корпусом в Крыму. В кубанке с газырями прохаживался Кубанский войсковой атаман генерал Науменко. В толпе я заметил командира «Волчьей сотни» Андрея Шкуро – грозу красных тылов. За столом одной из комиссий сидел хорошо нам знакомый инженер Шелест, когда-то живший со мной в «Свободарне». Его произвели в генералы, и он уже был одет в соответствующую форму с погонами, на которых блестел импозантный генеральский зигзаг.
Нам приказали раздеться догола и после тщательного осмотра признали годными нести военную службу.
– Доктор Келин! Вы, конечно, согласны идти в германскую армию бить большевиков? – спросил один из членов комиссии. – Нет! – твердо ответил я. – Но почему? Вы же казак, эмигрант. Сейчас приспело время рассчитаться с той сволочью, которая опоганила Россию! – Нет! Я не хочу ослушаться нашего вождя Адольфа Гитлера. При образовании протектората «Чехия и Моравия» он ясно заявил, что граждане протектората, кто бы они ни были, не подлежат призыву на военную службу. Гитлер дал слово нашему президенту Гахе не трогать никого из нас. Я, как казак, человек дисциплинированный, привык слушаться начальство и не нарушу приказ вождя!
Комиссия опешила. – Но когда же вы пойдете?.. – Когда вождь изменит свое решение, и когда на службу пойдут все граждане протектората! – заключил я.
Разговор был окончен, синим карандашом против моей фамилии написали: «Пойдет по общей мобилизации…»»
По инициативе генерал-майора Михаила Федоровича Скородумова был образован 12 сентября 1941 г. Русский охранный корпус. После ареста немцами Скородумова командование корпусом принял генерал-майора Борис Штейфон – герой Кавказского фронта 1916 г. и Белой борьбы на Юге России. Корпус сражался на стороне немцев и под их стратегическим командованием как против югославских коммунистов Тито, так и против партизан генерала Михайловича, являвшихся вооруженным войском на родине (так наз. четниками) лондонского правительства в изгнании югославского короля Петра (см. 4.2.30). При этом некоторые чины Корпуса пытались сохранить с королевскими партизанами, своими недавними соратниками, дружеские отношения и даже ставили их в известность о намечавшихся карательных операциях германской армии. В известной мере Корпус стал и средством самозащиты – с мая по сентябрь 1941 г. югославские коммунисты убили более 200 русских эмигрантов, включая священников, женщин и детей.
Генерал-майору русской службы Штейфону был присвоен чин генерал-лейтенанта Вермахта. И хотя Штейфон был крещеным евреем, он не погнушался носить военный мундир страны, убивавшей в это время миллионы его соплеменников. Всего через Корпус прошло в 1941–1945 гг. более 17 тыс. человек – 12 тыс. из них были русскими эмигрантами, еще 5 тыс. – русскими выходцами из Румынии (из старообрядческой эмиграции XVII в.) и из Трансистрии (Бессарабии и части Одесской области, вошедших в состав Румынии во второй половине 1941 г.). В рядах Корпуса сражалось против югославских партизан множество представителей русской военной эмиграции на Балканах, многие участники Первой мировой и Гражданской войн, офицеры Русской армии генерала П.Н. Врангеля и их дети. В рядах Русского корпуса в декабре 1941 был вручен последний в русской военной истории Знак отличия Военного ордена – Георгиевский крест IV ст., который получил тяжело раненный в бою с титовцами 17-летний юнкер Сергей Шауб. И с точки зрения немцев, и с точки зрения партизан (титовцев и четников) боевые качества Корпуса были весьма высокими. Лишь очень немногие русские эмигранты пошли в армию генерала Михайловича. Из примерно тысячи командиров бригад партизанской армии Михайловича за 1941–1945 гг., лишь один был сыном русских эмигрантов – майор Преслав Юлинц. Несколько десятков русских, большей частью совершивших побег военнопленных Красной армии, стали рядовыми четниками, но в стотысячной армии генерала Михайловича их участие было совершенно незаметным.
Историческая справка
Преслав Юлинц, (1911–1945) происходит из сербской дворянской семьи из Сегеда, представители которой в течение нескольких поколений (с середины XVIII века) служили в России. Преслав вернулся из России в Югославию вместе с родителями, эмигрировавшими после революции и Гражданской войны. Окончил «нижнюю» школу Военной академии в Белграде в 1932 г. До войны был «капитаном второго класса». С началом войны стал командующим 3-й бригады Топличского корпуса Югославской армии. Успешно командовал бригадой в боях против болгар, немцев и партизан Тито. Сохранились воспоминания о Юлинце как о «капитане, носившем крестьянскую обувь», но при том и «отличном офицере», отличавшемся храбростью и офицерской честью. Был награжден Караджерджевой звездой с мечами четвертой степени. Под своим именем и фамилией описан в романе Ивана Ивановича «Братья Юговичи». Участвовал в операции спасения экипажа первого американского бомбардировщика, сбитого над Сербией 24 января 1944 г. между Плочником и Белополиной, которому угрожало пленение болгарами. Участник сражения под Стопаньей против немцев 13 октября 1944 г. и за храбрость в этом сражении получил чин майора. Возвратился в Югославию летом 1945 г. и сдался коммунистам, поверив провозглашенной ими амнистии, заявляя, что никогда не нарушал правил ведения войны. Однако на судебном процессе, на основании фальсифицированных данных, был осужден к смерти и расстрелян на Конском кладбище в Нише. – «Српски биографски речник», том 4, Матица српска, Нови Сад, 2009. С. 760.
В сербском народе сотрудничество большинства русских эмигрантов с немцами вызывало жгучее возмущение: сербы не могли понять, почему русские люди, которым они дали приют и оказали радушное гостеприимство после поражения Белой борьбы в России, выступили теперь не вместе с сербами против немецких захватчиков, или, хотя бы, не остались дома как мирные обыватели, но, изменив королю Петру, стали союзниками нацистов. За каждого убитого в столкновении с партизанами военнослужащего Русского корпуса (как и других формирований Вермахта) нацисты расстреливали 50 сербских заложников. Достоверно известно о гибели таким образом четырехсот мирных сербских граждан. Виновные или невиновные в коллаборационизме, русские эмигранты воспринимались теперь как предатели и подвергались от партизан жестоким репрессиям.
К приходу Красной армии большинство русских, во главе с митрополитом Анастасием, бежали из Сербии в Германию. Сербы долго не могли простить русским эмигрантам этого предательства в годы тяжких испытаний. Эмигранты-антикоммунисты вспоминали об этом вероломном выборе русских даже в 1980-е гг.
