Барбара Такман - Первый блицкриг. Август 1914
Эти слова важны для оценки плана Шлиффена. О нем можно сказать много хороших слов, но объективно он был азартной игрой. Говорят, что план Шлиффена можно было выполнить только в том случае, если бы германскими войсками командовали «боги», а французскими — «идиоты». Это, разумеется, не так. Точнее было бы сказать: если бы немцы принимали в ходе осуществления плана «правильные» решения, а французы — «естественные». При этом немцы изначально имели то преимущество, что «правильные» ходы были им известны: Шлиффен их нашел, просчитал и тщательно выверил. «За доской» немцам следовало аккуратно воспроизводить «домашний анализ», в то время как французы вынуждены были бы импровизировать.
Шлиффену был, конечно, знаком основной парадокс планирования, заключающийся в том, что противник, как правило ведет себя не так, как требуется в его лучших интересах. Поэтому он старался создать идеальный план, практически вообще не зависящий от действий противника. Это ему удалось, но психологически дорогой ценой. По сути, Шлиффен на тридцать пять — сорок дней подвешивала войну, оставляя и своих, и чужих в состоянии неопределенности, психологически очень тяжелом для человека, в особенности для человека военного.
Ситуация дополнительно усложнялась тем, что верховное командование германскими армиями принадлежало кайзеру Вильгельму II, человеку, чья психологическая устойчивостъ оставляла желать лучшего. Современные исследователи любят указывать на то, что командовал кайзер чисто номинально, реальной же властью обладал начальник Генерального штаба. Это и верно и неверно одновременно. Германские уставы, несмотря на их пресловутую точность и обстоятельность, недостаточно четко определяли взаимоотношения командира и начальника штаба крупного соединения. Иногда первую скрипку играл командир, а начальник штаба низводился до роли регистратора приказов (1-я германская армия 1914 года — фон Клюк и Кюль), иногда вся реальная власть сосредотачивалась в руках начальника штаба (Гинденбург и Людендорф на всех постах), иногда управление делилось более сложным образом. Но при любом раскладе работают они совместно и настроение одного не может не отразиться на настроении другого. Во всяком случае, уверенный в себе и в ходе операции кайзер был значительно полезней для штаба и армии, нежели кайзер сомневающийся и растерянный.
И Шлиффен, организуя ежегодные маневры германской армии, все время дает кайзеру возможность насладиться победой. Выигрывает только та сторона, за которую «играет» кайзер. Позднее, уже после ухода Шлиффена в отставку, его преемник, Гельмут Молътке, прекращает это развлечение: «Маневры лишаются смысла, офицеры теряют к ним интереса». Шлиффен мог бы заметить:
«Интерес не важен. От них требуется выучить — на уровне подкорки — алгоритмы действий в стандартных ситуациях. Их не просят побеждать, их просят, не отвлекаясь в сторону и не внося отсебятины, выполнить простые инструкции. Что же касается кайзера, то мне нужна его уверенность в себе».
Если вы воспитываете от природы трусливую собаку, Вы — для начала — подсовываете ей для драки заведомо слабого противника. Шлиффен воспитывал своего кайзера.
Свою деятельность на посту начальника Генерального штаба Шлиффен полностью подчинил единственной цели — подготовке «геометро-динамической» войны с Францией, первого плана общеевропейской войны. Можно сказать и больше — вся немецкая армия создавалась и воспитывалась только для осуществления асимметричной операции на окружение. Операции, в ходе которой противники Германии выигрывают все схватки, кроме одной — последней и решающей.
3. Лорд Фишер и английский план войны на море.
Военные планы всегда носят отпечаток личности создателя. Английский план ведения войны связан с именем Первого лорда Адмиралтейства сэра Джона Фишера.
Джон Фишер начал службу на бывшем флагмане Нельсона «Виктори», и возможно, это событие, само по себе случайное, оказало влияние на всю историю XX столетия.
Нельсон — не только слава Англии, не только героическая смерть в разгар победоносного сражения и пример будущим поколениям моряков. Нельсон в значительной мере — это символ самой Великобритании.
Дело даже не в том, что великолепная Трафальгарская битва положила конец всяким попыткам Наполеона создать адекватные морские силы и организовать их высадку на Британских островах. Важнее было осознание Англией своей морской мощи, своей роли в охране морской торговли, своего ведущего места в мировой политике.
Фишер соприкоснулся с историей британской морской славы в тринадцать лет. Особенности личности обусловили у Фишера сильное эмоциональное ощущение истории и своего места в ней. Это ощущение усилилось фактом службы на «Виктори», корабле, принадлежащем Истории.
Так Фишер обрел свою судьбу — сделать для своей Англии то, что для своей Англии сделал Нельсон.
Ироничный и циничный логик, Фишер, конечно, не собирался повторять жизненный путь Нельсона (и его героическую смерть). Он слишком хорошо знал французскую пословицу: «Когда двое делают одно и то же — это не одно и то же».
И свою задачу Фишер определил как полную реорганизацию британского флота.
Оперативная ситуация к концу XIX века казалась просто великолепной: флот Великобритании — торговый и военный — не знал соперников на морях и океанах, промышленность был» на подъеме, международное положение страны — арбитра мира — не внушало никаких опасений.
Сейчас мы твердо знаем, что именно такая обстановка чревата катастрофой. (Тем забавнее наблюдать за сегодняшней Америкой, которая, кажется, поставила себе задачу совершить все ошибки, характерные для «страны-гегемона» и ни в коем случае не пропустить ни одной.) У Фишера не было необходимого исторического опыта, так что рабочую модель он, надо полагать, построил сам.
Оперативная обстановка на конец XIX — начало XX века по оценке Джона Фишера:
1. «Блестящая изоляция» Великобритании автоматически делает ее противником державы, претендующей на европейское или мировое господство.
2. Отклонение от этой политики, выразившееся в подготовке соглашения с Францией (заключено в апреле 1904 года), является тяжелой ошибкой. Это соглашение, не предоставляя Великобритании никаких дополнительных возможностей (конфронтация между Францией и Германией из-за Эльзаса — Лотарингии позволяла и без него направлять французскую политику в угодном Великобритании направлении), демонстрирует утрату страной уверенности в себе.
(Великобритания — владычица морей и лидер цивилизованного мира — должна была стремиться к союзу «делосского типа» с откровенно слабыми государствами, никак не посягающими на прерогативы великой державы. С этой точки зрения англо-японский морской союз был тогда вполне приемлем для Фишера — в отличие от Антанты.)
3. Развитие политической обстановки с неизбежностью приведет Великобританию к войне с Германией.
4. Эта война начнется с разгрома Франции и оккупации ее Территории.
(Здесь, как легко видеть, Фишер сходится со Шлиффеном. Более того, даже интересы их совпадают. Шлиффену нужен разгром Франции, чтобы получить шансы в дальнейшей борьбе против всего мира. Фишера поражение Франции устраивает с точки зрения долговременных интересов Британской империи. Кроме того, логика Фишера противопоставляла сухопутной стратегии Шлиффена исконно английский ответ — блокадную морскую стратегию. Но в таком случае Фишер обязан был а своем планировании исходить из того, что сильнейшая сухопутная держава подавит своего противника в одной скоротечной кампании.
Перед нами ситуация, которую шахматисты назовут «столкновение дебютов». Обе стороны развертывают свои силы независимо и до поры до времени не обращают внимания на действия соперника.)
5. Последнее обстоятельство в известной мере благоприятно для Великобритании, поскольку устраняет негативные стороны англо-французского союза и дает возможность вернуться к прежней политике мирового лидера.
6. Для этого необходимо разбить Германию и восстановить Францию силами исключительно или почти исключительно Британской империи и зависимых от нее стран.
7. Таким образом, речь идет о последовательном использовании господства на море для полного разгрома противника, неоспоримо доминирующего на континенте.
8. Уничтожение экономической и военной мощи Германии должно быть произведено таким образом, чтобы косвенно нанести урон Соединенным Штатам Америки и вынудить их согласиться с ролью младшего партнера (уровня Японии).
Может создаться впечатление, что подобный анализ носит ретроспективный характер и принципиально не мог быть про веден тогда. Но именно на рубеже веков создавалась классическая стратегия. В шахматах (которые, на мой взгляд, представляют собой более точную модель войны или, точнее говоря, механизма принятия решений на войне, чем это принято считать) это было сделано Стейницем и Таррашем. «…Тарраш был убежденным сторонником активной стратегии, методичного стеснения противника, использования пространства для удобной перегруппировки сил и подготовки решительного наступления. С неумолимой последовательностью проводя свои замыслы, он выиграл подобным образом десятки поучительных партий — цельных от начала и до конца. Способность Тарраша создавать далекие планы, предусматривающие кардинальную перегруппировку сил, отмечал Ласкер…».[86]
