Джон Грэй - История Древнего Китая
Жена крестьянина едет на рынок в тачке
Упоминание об одном или двух способах сухопутной перевозки грузов и пассажиров покажет, до какой степени китайцы не зависят от лошадей. Вопрос провианта так глубоко запечатлен в сознании китайцев, что даже в тех частях империи, где водное сообщение затруднено, китайцы отказываются прокладывать широкие дороги, чтобы не посягать на кормящую их землю. Обычное зрелище на многих узких больших дорогах, пересекающих китайские провинции, особенно Ху-нань, Хубэй, Хэнань, Шаньдун, Чжили и некоторые районы Гуандуна, – люди, снующие туда-сюда с тяжелыми грузами, которые в других краях перевозили бы животные. Некоторые китайские работники или возчики, перевозящие путешественников и их багаж, а иногда – громоздкие товары в больших тачках и в близкие, и в отдаленные части империи, изнывают от тяжелейшего труда. Иногда в эти повозки приходится впрягать несколько крепких мужчин. При попутном ветре они используют небольшие паруса, прикрепленные к высящимся рядом с колесами тонким мачтам. В провинции Чжили и во Внутренней Монголии, где дороги очень ухабистые, я заметил, что, когда тачки тяжело нагружены растительным маслом, рабочие иногда прибегали к помощи мулов или ослов. Вместо экипажей в Китае используют паланкины, и люди всех слоев общества ездят в них на плечах носильщиков и в близкие, и в отдаленные части империи. В Аньцине, городе на берегу Янцзы, я заметил женщину, которая явно направлялась в гости в соседний городок или деревню. Она шла пешком, а за ней следовал слуга с двумя корзинами: в одной был ребенок, а в другой – вещи хозяйки. Улицы всех городов к югу от Янцзы действительно так узки, что поездки на лошадях по ним просто невозможны, поэтому всяческие свертки грузчики носят на спине.
Мои слова об ограниченном использовании лошадей найдут подтверждение, если посмотреть на выращиваемую китайцами породу и на ее использование. На юге Китая пони – потому что до лошадей они явно не дотягивают – пользуются только государственные служащие. Седло очень большое и неудобное. Вокруг шеи пони повязывают кожаную ленту с несколькими колокольчиками, чтобы предупреждать толпу на узких улицах южных городов о своем приближении. Как правило, эти пони выращены в провинции Цзянси. Но на севере, где плотность населения меньше, с его обширными долинами, китайцы, монголы, татары и маньчжуры обращают особенно большое внимание на выращивание и разведение лошадей, но даже и они, хотя, как правило, красивы, послушны и умны, обычно бывают не выше десяти ладоней. В Монголии я видел лошадей высотой около двенадцати ладоней, которые оказались очень сильными. За неимением точного названия их породы, условно назову ее гэллоуэйской. Обычная масть – каштановая, серая и гнедая. Как правило, их растят почти в диком состоянии, позволяя жеребцам и кобылам произвольно сбиваться в стада на долинах. Кроме того, по всей империи встречаются особи животного, которое в естественной истории носит название тангума, или пегой, или пятнистой, лошади. У них крупные белые и коричневые пятна, причем мастью они иногда напоминают диких пятнистых лошадей некоторых регионов Восточной Маньчжурии.
Что касается обращения с лошадями, то китайцы, несмотря на свое безразличие к этому животному, все же кое-что понимают в этом. В животноводческих трактатах они пишут, что кони отличаются огненным характером и терпеть не могут низин и сырых мест; что в третьем месяце (в апреле) их надо как следует кормить; что летом им иногда нужно разрешать пастись на берегах рек или ручьев; что зимой их следует держать в стойле, выходящем на юг, и тепло укрывать, защищая от холодного северного ветра; что их надо тренировать, поскольку постоянное нахождение в стойле может привести к распуханию ног и воспалению суставов; что для животного опасно, если его слишком часто используют для поездок верхом или в упряжке, поскольку это может повредить его кровеносной системе; что после поездки конюх должен тщательно вытереть лошадь досуха и вспотевших лошадей нельзя ни поить, ни кормить, иначе это дурно повлияет на их дыхание, а давать им корм и воду, причем из колодца, следует три раза в день; и последнее, что мы здесь упомянем, кормить лошадей нужно влажной травой и промытыми бобами, горохом или рисом в шелухе.
Как правило, конюшни устроены примитивно и напоминают каретные сараи. В каждой из них устраивают жертвенник в честь Ма-вана, или Царя лошадей. В больших и малых городах есть храмы, посвященные этому божеству. Самый большой из них находится в Кантоне, на улице Чжуан-юань-фан; одного из слуг этого бога изображают с лошадью в руках.
Китайцы не так уж хорошо знакомы с ветеринарным искусством, и некоторые из рецептов для лечения просто смешны. Если лошадь больна так называемым «черным потением», высушенный на солнце лошадиный навоз смешивают с некоторым количеством волос, подогревают на огне и кладут это средство в торбу. Если у лошади нарывы (китайские ветеринары-хирурги называют их «бородавчатыми нарывами»), ей пускают кровь, отворяя вену у анального прохода или у губ. Одновременно к основанию нарывов прикладывают каустик, а сверху мажут мазью, основной ингредиент которой – мускус. Китайцы и монголы часто пускают кровь лошадям, прокалывая вену на груди или на шее. В северных провинциях нередко разрезают вдоль уши и ноздри лошадей. В обоснование этого удивительного обычая мне рассказали следующее. Оказывается, император Канси после длительных ученых штудий помимо других вещей узнал, что если разрезать уши и ноздри лошадей, мулов и ослов вдоль, то это убережет животное от молний. Как только император сделал это замечательное открытие, то издал эдикт, где рассказал о нем своим подданным. Тут же по всей империи начали разрезать в длину уши и ноздри лошадей, мулов и ослов. И поскольку китайцы всегда и безоговорочно верили в мудрость предков, современные люди продолжают довольно упорно придерживаться этого странного обыкновения.
Многих лошадей на севере подковывают железными подковами, как в Англии. Но над действиями китайского кузнеца у нас посмеялись бы. Лошадь ставят под деревянное устройство, напоминающее виселицу, и поднимают с помощью блоков и веревок, пропущенных под брюхом; в этом подвешенном состоянии ее и подковывают. На юге Китая этого не делают вообще, но передние ноги животного обувают в кожаные башмаки, сшитые по форме копыта.
И китайцы, и монголы едят конину. Однажды, отдыхая рядом с монгольским шатром, я видел, как хозяйка жарила отбивные из мяса, которое тут же у меня на глазах вырезала из крупа лошади. Она пригласила меня и моих друзей зайти в шатер и отведать кушанье. Мысль о том, что придется есть конину, казалась невыносимой, и поэтому у нас не осталось другого выхода, как отказаться. Тогда молодая женщина, видимо, служанка, поднесла каждому из нас по чашке молока. Все, кроме одного, отказались, потому что это, судя по всему, было не коровье, а кобылье молоко. Монголы нередко сохраняют молоко кобыл и делают из него алкогольный напиток, называемый кумысом. К нему они очень привержены, особенно в летние месяцы. Где-то я читал, хотя и не поручусь за правдивость этого утверждения, что при обильном потреблении кобыльего молока начинают болеть глаза.
Китайские мулы красивы и послушны. Многие из них напомнили мне обычных серых египетских мулов. Немало их были весьма похожи на мышастую породу итальянской вольтерры. В северных и центральных провинциях множество ослов, которые во всем мире оказываются лошадьми для бедняков. Медлительный, терпеливый, работящий, упрямый, как и в других странах, китайский осел замечателен своей силой. Он может выдерживать очень большие тяжести и способен трудиться, не получая пищи дольше, чем любое другое вьючное животное. Во многих частях империи едят и ослятину, и мясо мулов. В Чжэньцзяне много его было выставлено на продажу в посещенной мной мясной лавке. А живший в этом городе французский священник сообщил мне, что нанкинцы едят много такого мяса.
Этот рассказ был бы неполным без перечисления видов тех работ, которые они выполняют. Лошади и мулы широко используются для верхового путешествия в седле на большие расстояния. Они преодолевают расстояние со скоростью двадцать-двадцать пять миль в день; их так хорошо выращивают и так хорошо ими управляют, что они выполняют эту работу, будучи запряженными или в качестве вьючных животных, без видимых усилий. Иногда лошадей и ослов используют таким образом и путешествующие женщины, и едущие на ярмарку. Они сидят в седле так же, как мужчины. На самом деле китайское дамское платье вполне сходит за костюм амазонки. А маньчжурские женщины привыкли носить одежду для верховой езды самого скромного вида. Я был поражен ловкостью, с которой они держатся в седле, привыкнув к верховой езде с детства. А с большей сообразительностью и ловкостью, чем те, что при мне проявила в трудной ситуации туземная дама, укрощая норовистого гнедого возле одного из северных городов, не могла бы действовать даже лучшая английская наездница. Идя в упряжке или, что более характерно, под дугой, хорошо упитанные лошади и мулы без труда преодолевают по тридцать-сорок миль в день, делая при этом не более четырех-пяти миль в час. В большой степени это объясняется тяжестью крытых повозок или фургонов, которые используют китайцы. Каждую везут два мула или две лошади, а иногда – лошадь и мул, причем они идут друг за другом, а не рядом – так они проходят очень большие расстояния. Как-то раз мне пришлось проехать в одной из этих крытых повозок более восьмисот миль. Во время этого путешествия я встретился с китайским купцом из Пекина, который направлялся в точно такой же повозке далеко за русскую границу купить сукна. За его повозкой следовали еще две с тем, что он хотел обменять на сукно, а рядом ехали три или четыре человека, одетые как солдаты и вооруженные до зубов. Сам купец был в чиновничьей одежде – это, по его словам, было необходимо, так как грабители на большой дороге без колебаний отняли бы у странствующего купца все его достояние, но поостереглись бы напасть на чиновника.
