Альберт Олмстед - История Персидской империи
Небесные тела давали знамения; многочисленные таблички предоставляли (для тех, кто умел читать специальное криптографическое письмо) доказательства, что астрология — наука, которая по-своему провела деление астрономии. Они также дали нам «измерители времени». Но восточный житель был бы потрясен, обнаружив, что греческий философ той поры столь отстал от времени, что считает, будто год длится только 360 дней. По-видимому, Платон еще не понял, что Вестник Зари был лишь еще одним олицетворением Венеры как Вечерней Звезды. Он также не знал, что его порядок расположения планет от находящейся в центре мироздания Земли — Луна, Солнце, Вестник Зари, Гермес, Марс, Юпитер и Сатурн — не совмещается с данными эфемерид (астрономические таблицы, содержащие сведения о положении небесных тел на небе, скорости их движения и другие данные, необходимые для астрономических наблюдений. — Пер.), проверенными по другим эфемеридам, вычисленным ранее.
С некоторым трудом наш восточный ученый обнаружил бы, что под невразумительными «кругом Того же и кругом Другого», пересекающимися диагонально, Платон подразумевал всего лишь знакомые круги эклиптики и небесного экватора. Но что же у него значили орбиты планет, равные Солнцу, но противоположные по направлению, так что Солнце, Луна, звезда Гермес и Утренняя звезда регулярно догоняют и обгоняют друг друга? Он покачал бы головой, когда прочитал: «Но полеты по кругу этих же богов и их появление рядом друг с другом, и манера возвращения на свою орбиту, и их приближения, когда одни божества встречаются друг с другом, а другие находятся в противостоянии — здесь, наконец, появляются термины, которые он смог бы понять, — и порядок, в котором они проходят друг перед другом, и время, когда они скрыты от нас и снова появляются, — все это насылает на тех, кто не может вычислить их передвижения на небе (а также на тех, кто может это сделать, — добавил бы он), ужас и знамения грядущего, чтобы заявить: все это без видимых моделей этих же перемещений является попусту потраченным временем». Наш ученый мог объяснить многие из этих трудностей, так как он мог обратиться к имеющимся книгам и таблицам. Но когда он ломал голову над так называемыми экспозициями, он задал бы себе вопрос, подобно многим древним и современным толкователям со времен Платона, не замахнулся ли великий философ слишком далеко, когда осмелился вступить в сложную область астрономии.
К счастью, есть другие причины, по которым востоковеду следует внимательно изучить немало страниц трудов Платона. После осуждения его учителя — пятно на репутации Афин, которое не сотрется никогда, — Платон уехал в Египет, где зарабатывал на жизнь продажей масла и пользовался возможностью посещать тех, кто толковал волю богов — среди прочих, несомненно, были астрологи. Возможно, он думал о своем собственном жизненном опыте, когда писал об официальном визите Солона к царю Амасису в его дом в Саисе, построенном в дельте Нила там, где он делится на рукава, богиней Нейт (которую греки называют Афиной). Солон, такой же самоуверенный, как и Гекатей, вкоре явился в Фивы, где заносчиво изложил греческое представление о происхождении мира. Однако один из жрецов сумел спустить этого варвара с небес на землю точно так же, как и его фиванские коллеги следующего поколения. Вот его единственное замечание: «О, Солон, Солон! Вы, греки, всегда дети; нет старых греков!» Затем он пожурил Солона: «У вас нет ни одного древнего верования или древней науки».
Перед лицом таких претензий на глубокую древность перед другими культурами Платон, подобно Гекатею и до него Геродоту, удивительно робок. Он повторяет слова своих учителей: Тевт, древний местный бог Навкратиса, птицей которого является ибис, изобрел математику, геометрию и астрономию, а также игру в шашки и кости, не говоря уж о буквах. В то время царем Египта был Тамос, который правил в большом городе в верхней части страны, которую греки называли Фивами. К нему пришел Тевт, показал свои изобретения и потребовал, чтобы они стали известны другим египтянам. Каждое изобретение царь хвалил или критиковал до тех пор, пока не дошел до букв, которые, как он заявил Тевту, уничтожат их память.
В самом начале, по свидетельству самих египтян, они изучили первые принципы. Сначала они использовали гадание и медицину и первыми взяли на вооружение щиты и шлемы. Все египетские мелодии — Платон очень интересовался музыкой — как говорят, были сочинены самой Исидой; с тех пор эти мелодии было предписано исполнять в храмах. Художникам и скульпторам было запрещено вносить в свою работу какие-то изменения; скульптуры, изваянные десять тысяч лет назад — а Платон утверждает, что он буквально это и имеет в виду, — выглядят точно так же, как и современные ему.
Он знает о египетском искусстве бальзамирования покойников и о делении на касты, о рыбных заповедниках на Ниле и в царских болотах, о том, что местные жители отпугивают чужеземцев пищей и жертвоприношениями, а египетские дети учат математику вместе с буквами. После перечисления всех этих чудес мы уже не удивляемся, когда Платон заставляет Федра обвинить Сократа в фальсификации рассказов о египтянах. И все-таки его окончательная оценка показывает, что Платон по-прежнему грек, сознательно пишущий о варварах; образование, по его словам, вместо мудрецов сделало из египтян и финикийцев лишь бездельников.
Геродот изложил египетскую версию Троянской войны и ее причин. Платону известна другая причина: троянцы начали войну в надежде на силу Ассирии, которую она набрала при их правителе Нине, так как Троя была частью Ассирийской империи, которой боялись тогда точно так же, как греки времен Платона боялись царя Персии.
В начале своего путешествия Платон собирался посетить магов, но ему помешали освободительные войны Спарты в Азии. По крайней мере, он мог поговорить с приезжавшими в Афины персами или даже прочитать трактат Демокрита об обрядах магов. Действие самой первой его книги «Первые Алкибиады» проходит во времена Артаксеркса I (ко времени царствования которого он правильно относит царицу-мать Аместрис, вдову Ксеркса), в которой продемонстрировано прекрасное знание персидских обычаев и религии. Персидские монархи, по его словам, являются потомками Ахеменеса, которого Платон, как грек, делает сыном Персея, сына Зевса. Он знает кое-что о системе управления в Персидской империи и рассказывает об одном участке плодородной земли шириной в дневной переход, который называется «пояс царской жены», другом участке под названием «ее вуаль» и приводит другие подобные названия.
Почти также, как Геродот и его современник Ксенофонт, Платон интересовался образованием и воспитанием в Персии. В возрасте семи лет наследному принцу дают коней и обучают езде и скачкам. В четырнадцать к нему приставляют четырех педагогов. Самый мудрый из них обучает его mageia Зороастра, сына Оромазды, которая есть почитание богов, а также умению вести себя по-царски. Самый справедливый педагог учит наследного принца всю жизнь говорить правду, самый сдержанный — самообладанию, а самый храбрый — бесстрашию.
Его интерес к восточным религиям, помимо египетской и персидской, ограничен. Теодор Киренский клянется своим собственным богом Амоном. В деле основания или перестройки города оракул Амона считается ниже лишь Дельфийского и Додонского оракулов. Платон слышал о том, как в середине лета в саду Адониса было посажено семечко, из которого появилось растение всего лишь спустя восемь дней. Ему известно, что греки, особенно те, которые живут под властью варваров, позаимствовали из их языка много слов. Платона фактически не интересовала восточная наука, но он все же посетил Восток и немало узнал. Было ли это влияние глубже? Некоторые доказывают, что скрытый дуализм Платона возник из вечного конфликта добра и зла, который проповедовал Зороастр.
Успехи в медицине
Гомер знал о медицине египтян. Геродот восхищался египетскими специалистами в этой области. В это время Гиппократ начал развивать научную медицину у греков. Его родной город Кос долгое время был центром асклепиад, которые образовали профессиональный союз врачей под покровительством бога целительства Асклепия. Гиппократ был современником Платона, и вскоре его признали как величайшего врача древности. Некоторые записи, собранные под его именем, безусловно, не были написаны рукой самого учителя, но они появились из его школы и в его время. Контраст с более древней восточной литературой поучителен.
Египетский трактат по хирургии, написанный, по крайней мере, пятнадцатью веками раньше, поражает нас хладнокровным анализом случаев, которые являются несомненно излечимыми, возможно излечимыми или безнадежными. Такой же бесстрастный анализ мы находим в «Эпидемиях» Гиппократа, тогда как другой трактат «О хирургии» и по форме, и по содержанию напоминает нам о своем египетском предшественнике. Однако в основном различие между восточными и греческими способами лечения более очевидно, нежели сходство.
