Г. Штоль - История Древнего Рима в биографиях
Но Цицерон не мог свыкнуться с новым порядком вещей. Сердце его было привязано к прошедшему, к республике, спасение которой было самым славным делом его жизни; владычество одного – хотя бы этот один и был наилучшим, хотя бы этот владыка и относился к нему с возможной мягкостью и внимательностью – было противно его внутреннему чувству, огорчало его, тем более что он после продолжительного блестящего поприща был осужден на бездействие, обречен на роль незначительную. К тому же и несчастные семейные обстоятельства, как развод с его супругой Теренцией, разлад с его братом и всего более смерть его любимой дочери Тулии причинили ему немало горя и печали. Поэтому он удалился от общественной жизни и проживал большей частью на своих виллах, где в тихом общении с природой и с науками искал развлечения, утехи и покоя. В особенности он много занимался философией, которой был предан смолоду. В эти годы он писал чрезвычайно много; так, к этому времени относятся книги «О крайних пределах добра и зла» (de finibus bonorum et malorum), «Академические исследования» (Academica), «Тускуданские рассуждения» (Tusculanae disputationes), «О природе богов» (de natura deorum), «О нравственных обязанностях» (de officiis), посвященные учившемуся в Афинах сыну и др., а также сочинения риторического содержания. Лишь изредка являлся он в город, чтобы защищать перед Цезарем того или иного из своих друзей или прежних единомышленников, таких как Марцелл, Лигарий, Дейотар.
Когда 15 марта 44 г. диктатор Цезарь пал под кинжалами заговорщиков, престарелый бывший деятель возрадовался заре новой свободы. Его считали главнейшим представителем республики и сенатского правления, и потому убийцы после своего кровавого дела и обратились к нему в курии; но его несправедливо обвиняют в том, будто тайна заговорщиков была ему известна. Он, однако, тотчас же стал открыто на сторону «освободителей» и был в числе тех, которые в тот же день вечером прибыли к ним в Капитолий. 17 марта он особенно добивался в сенате, чтобы убийцам дарована была амнистия. Свои выспренные надежды на восстановление республики Цицерон возлагал на Брута и Кассия; но вскоре он начинает сетовать на неумелость и бестолковость тех, кто именовали себя спасителями отечества, и с тоской предвидит новую междоусобную войну. Когда Антоний захватил власть в свои руки и Цицерон не был уверен более в своей безопасности со стороны партии Цезаря, то он оставил Рим и в течение пяти месяцев в нерешительности и беспокойстве, с мыслью бежать в Грецию, странствовал по Италии и Сицилии, пока, наконец, тревожные известия о положении дел в Риме и о дурном впечатлении, вызванном там его бегством, не заставили его вернуться. Став теперь во главе сената, он с необычайной деятельностью и всей силой своей речи ратовал против Антония. Против него он с сентября 44 г. по апрель 43 г. произнес свои 14 филипийских речей. Еще раз на короткое время Цицерон пользовался в Риме могущественным влиянием, не меньшим, чем во время своего консульства. Он настоял на том, чтобы Антоний, желавший отобрать у Д. Брута Цизальпинскую Галлию, был предан опале и чтобы республика выступила против Антония войной. Но он сделал промах, когда молодого Октавиана, сумевшего льстить ему и звавшего его отцом, выставил бойцом за сенат и отправил его в качестве пропретора с консулами в поход против Антония, предполагая иметь в нем опору свободы и поборника республики. Он вскоре убедился в своей ошибке. Октавиан заключил с Антонием и Лепидом триумвират для истребления убийц Цезаря и уничтожения республики, Имя Цицерона было в числе первых попавших в проскрипционный список. Не один только Антоний в своей ненависти домогался его смерти – глава республиканской партии должен был погибнуть, дабы союзники могли достигнуть своей цели.
Цицерон находился в Риме, когда в конце ноября 4.3 г. консул Педий получил от приближавшихся триумвиров приказание умертвить семнадцать почетнейших мужей. В ночь убийства Цицерон бежал в Тускулум и здесь только узнал, что и он в числе приговоренных к смерти. Он решил вместе со своим братом Квинтом и его сыном спастись в Македонии, в лагере Брута, где находился и сын Цицерона, Марк. Беглецов перенесли на носилках в имение Цицерона близ Астуры, лежавшей на западном берегу Лапиума. Так как они второпях не снабдили себя средствами для путешествия, то Квинт и сын его отправились в Рим, чтобы захватить необходимое, между тем как Марк Цицерон продолжал путь далее. Со слезами и тревожным предчувствием расстались они и более никогда друг друга не видели. В Риме Квинт был выдан одним из своих вольноотпущенников и убит со своим сыном. Некоторое время сын укрывал отца, и даже мучения пытки не смогли заставить его открыть отцовское убежище. Чтобы прекратить, наконец, терзание сына, отец выбежал из своего укрытия и подставил голову врагам своим. Оба, отец и сын, желали умереть один раньше другого; это тронуло палачей до того, что они отвели каждого в особую комнату и умертвили обоих одновременно. Тем временем Цицерон сел на корабль у Астуры, но опять пристал к Цирцее, не зная сам, что предпринять. Несколько часов шел он пешком, как бы в направлении к Риму, затем он повернул назад и провел ночь в Цирцее. Ему представлялось, что он должен отправиться в Рим в дом Октавиана и у домашнего жертвенника вонзить себе кинжал в грудь, чтобы заставить богов отомстить изменнику. На утро после этой плачевной ночи он, по увещанию своих рабов, снова сел на корабль. Но встречные ветры и неспокойное море сделали его больным; он пожелал опять сойти на берег в гавани Гаэты и отправился в свое близлежащее имение Формианум. Так как здесь было небезопасно, то его слуги добром и насильно заставили его сесть в носилки, и дабы возможно скорее достигнуть моря, понесли его через парк между Формией и Гаэтой. Между тем в Формианум прибыла толпа сыщиков, и во главе их центурион Геренний и военный трибун Попилий Лэна, которого Цицерон когда-то защищал и спас по обвинению в отцеубийстве. Вольноотпущенник Филагон указал преследователям путь, которым Цицерон бежал. Тогда Попилий занял выход из леса на другой стороне, а Геренний искал Цицерона по дорожкам. Завидев приближавшегося Геренния, Цицерон велел своим носильщикам остановиться, запретил им защищать его, протянул голову с опущенных на землю носилок и обратился к Гереннию со словами: «Сюда, ветеран, и если ты хоть это хорошо умеешь, руби!» При виде изможденного тоской и заботами лица досточтимого престарелого мужа, при виде его спутанных волос, его взгляда, пристально устремленного на убийц, многие в толпе сыщиков закрыли лицо свое; но Геренний подошел, и от трех ударов голова упала.
Цицерон умер 7 декабря 43 г. почти 64 лет от роду. Убийцы принесли его голову и отрубленную руку Антонию в то время, когда он был на рынке в народном собрании. Он принял трофей с громкой радостью и заплатил убийцам 250 тыс. динариев, что составляло десятикратную цену за голову опального. После того как Фульвия, супруга Антония, с наглой насмешкой надругалась над ненавистной головой, а язык оратора проколола булавками, голова и рука, по приказу Антония, были выставлены напоказ на ораторской трибуне, с которой так часто раздавался против него голос убитого, От слез и горя люди едва могли поднять глаза, чтобы посмотреть на эти дорогие члены.
Так Цицерон, величайший оратор Рима, нашел трагический конец, после того как он незадолго перед тем, достигнув вновь вершины блеска и почета, с самоотверженным мужеством ратовал за свободу своего отечества, за существование республики. За несколько месяцев до этого он в одной из своих филипийских речей сказал: «Такова моя судьба, что я не могу ни победить без республики, ни быть побежденным без нее». Республика побеждена, и передовой боец ее лежит бездыханный. Конечно, нужна была бы сила свыше человеческой, чтобы спасти от погибели распадавшееся здание Римской республики, после того как республиканская доблесть исчезла из среды выродившегося поколения, а Цицерон, при всей доброй воле, не был сильным характером, не был великим государственным человеком. Благородной любви к отечеству никто в нем, разумеется, отрицать не станет; но ему недоставало политической прозорливости, твердой цели и непреклонной силы воли. Мгновенная опасность внушала ему, правда, мгновенное мужество, но только слишком скоро начинал он колебаться и тревожиться и думать о собственной безопасности. Поэтому его не без основания укоряют в изменчивости политической окраски. В начале своего поприща он примкнул к народу и к Помпею и старался выдвинуться этим путем; став консулом, он перешел на сторону аристократии, но вместе с тем поддерживал Помпея, ее тогдашнего противника. Затем он пристает к триумвирам Помпею и Цезарю, а когда последние рассорились, он сохраняет связи с обоими, обращается без достаточной решимости на сторону Помпея, входит в соглашение с Цезарем, победителем. После смерти Цезаря он ликует и делается передовым бойцом сената. Во всем этом, конечно, много непостоянства и неустойчивости; но нам не следует за это слишком строго судить его. Для того чтобы среди тогдашней смены обстоятельств, при беспорядочной борьбе партий и лиц неуклонно шествовать по одному пути, необходимы были проницательный взгляд и сильная, могучая воля, которые даются немногим; и нет сомнения, что его благонамеренное стремление мириться и соглашать, улаживать смуты, поддерживая существование государства, много способствовало тому, что он становился то на эту, то на другую сторону. Цицерон вообще был натура мягкая, раздражительная и подвижная, легко и скоро поддававшаяся напору противоположных настроений и ощущений; несамостоятельный и нетвердый в себе, он охотно опирался на других, сообразуясь с их суждениями. Эти слабости мы ему прощаем, так как они не безусловно зависели от его воли; более однако, должны мы порицать его тщеславие и хвастливость. Но, помимо этого, характер Цицерона представляет много почтенных и привлекательных сторон. Нельзя не ценить высоко его нравственной безупречности в такое испорченное время, его умеренности в наслаждениях, его бескорыстия, нежной любви и заботливости к своему семейству, его склонности ко всему высокому и благородному; мы удивляемся его неустанной деятельности на пользу государства и друзей своих, неутомимому прилежанию, с которым он с молодых лет работал над своим образованием и в течение всей своей жизни разрабатывал науки, как из любви к умственной деятельности, так и ради службы своему народу и его славе. Как оратор, ученый и писатель он оказал своему народу величайшие услуги. Цезарь выразился о нем: «Его триумф и лавры великолепнее триумфов и лавров полководца, ибо он, расширив пределы римского духа, предпочтителен тому, кто расширил пределы римского господства». Смолоду он разнообразнейшими учеными занятиями приобрел себе богатый запас познаний, и многостороннее умственное развитие обратил на пользу современников и потомства как путем ораторского искусства, в котором он достиг высшего совершенства, так и многочисленными сочинениями риторического и философского содержания. В то же время, соревнуясь с греками, научные сокровища которых перенесены им на почву Лациума, он редким мастерством в обращении с латинским языком оказал на разработку его такое влияние, что он во все времена почитался образцом классического изящества в латинской речи.
