Эрнест Лависс - Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815
Директория (1798–1801). Государственный переворот 12 июня обеспечил Нидерландам три года относительного внутреннего покоя. Законодательная власть была разделена между двумя палатами: большим советом, или первой палатой, и советом старейшин; исполнительная власть принадлежала пяти директорам, выбранным второй палатой. Этот режим, скопированный с существовавшего в то время во Франции, внес некоторый порядок в различные отрасли управления. Имея в лице Шиммельпенинка хорошего представителя в Париже, этот порядок, может быть, просуществовал бы долго, если бы внешние осложнения не помешали восстановить экономическое благоденствие страны и если бы оранжистские происки не вызвали подозрения во Франции. Англорусское нашествие 1799 года повлекло за собой значительные издержки: помимо французского оккупационного корпуса нужно было содержать батавские войска; декрет 3 мая 1799 года учреждал национальную гвардию, куда входили все холостые с восемнадцати до тридцати пяти лет включительно и все женатые с восемнадцати до двадцати восьми лет включительно. После побед Брюна республика изнемогала под тяжестью своих денежных повинностей: «Она падает как осенние листья, — писал Семопвиль, уполномоченный правительства первого консула в Гааге, — и погибнет в наших руках, если мир, к которому всей душой стремится первый консул, не вернет ее возможно скорее к коммерческой жизни, единственно доступной жителям по местным условиям». Батавская директория, встревоженная тяжелыми поборами Бонапарта, тщетно умоляла его избавить от рабства и нужды народ, достойный быть «союзным». Ожеро, сменивший Брюна в Голландии, продолжал истощать провинции своими военными реквизициями, а Семонвиль — разорять их, запрещая вывоз хлеба. Законодательный корпус должен был вотировать на 1800 год трехпроцентный заем, покрываемый наиболее состоятельными жителями. Этот принудительный заем, следовавший, за целым рядом других, увеличил налог на собственность на 22,5 процента по сравнению с обложением 1795 года и обложение доходов на 28 процентов. Материальное положение резко ухудшилось, и директория была сильно дискредитирована в глазах голландцев. С другой стороны, не остались незамеченными более или менее подозрительные маневры, к которым прибегли некоторые государственные люди, особепно ван дер Хуз, для того чтобы завязать сношения и вступить в переговоры с бывшим штатгальтером Вильгельмом V. Ван де Спигель, Аилва, Моллерус и другие оранжисты проявили большую активность в течение 1799 года, причем не встречали никаких препят-втвий. Моллерус последовательно побывал в Лннгене и Гель-дере для переговоров с наследным принцем Оранским и в Лондоне для свидания с Вильгельмом V; все это он делал по приказу ван дер Хуза. Отсюда возникло во Франции определенное недоверие к Батавской директории. Это правительство не пользовалось уважением. Ему ставили в вину финансовое разорение, сомневались в его искренности, все на него нападали, никто его не защищал. При таких условиях оно не могло долго держаться. По внушению первого консула был выработан в' 1801 году проект изменения конституции, направленный к усилению исполнительной власти и сужению значения палат. Бонапарту хотелось поставить во главе республики великого пепсионария, но, стараясь не слишком выдвигаться вперед, он на этот раз ограничился тем, что высказал свое мнение, но не навязывал его. Семонвиль и Ожеро присутствовали при совершившемся тогда насильственном перевороте лишь в качестве благосклонных зрителей. И действительно, понадобился еще один переворот, чтобы добиться пересмотра конституции, которому противилось большинство двух палат и два члена директории. 14 сентября 1801 года была выпущена прокламация, предлагавшая батавскому народу проект конституции. Место директории должно было занять государственное регентство (Staatsu — bewindj из двенадцати членов, с ежегодной сменой двенадцатой части своего состава. На помощь этому регентству должны были назначаться генеральный секретарь и четыре статс-секретаря — для внешних сношений, флота, войска и внутренних дел. Законодательная власть вверялась тридцати пяти депутатам, назначаемым в первый раз самим правительством, а впоследствии избираемым двустепенными выборами через департаментских выборщиков; это собрание, лишенное инициативы, могло только принимать или отвергать простым голосованием предлагаемые ему проекты. Клятва ненависти к штатгальтерству уничтожалась и заменялась обещанием согласия на представительную систему.
Страна делилась на восемь департаментов, из которых каждый имел свое департаментское управление и свою судебную палату. Феодальные порядки отменялись, и все вероисповедания пользовались одинаковым покровительством. Проект этот должен был подвергнуться народной санкции, и всякий избиратель, не подавший голоса, считался одобрившим проект. Палаты, проявившие было намерение оказать противодействие, были распущены 18 сентября 1801 года по приказу трех директоров (в том числе и Пеймана), а двери зала заседаний были опечатаны. Состоялся плебисцит и, хотя против проекта было 52 219 голосов, а за проект всего 16 771 (из 416 619 избирателей), конституцию сочли одобренной (6 октября 1801 г.), так как воздержание от голосования 350000 избирателей сочтено было за их согласие.
Государственное регентство (1801–1805). С октября 1801 года было организовано новое правительство. Существенной особенностью его было то, что оно составилось как из оранжистов (Брантсен), так и из патриотов (Пейман, Споорс и др.), и начало принимать неотложные меры к примирению. Однако умеренные люди, хотя и были довольны этим направлением, все же имели основание беспокоиться, так как видели, что все подчинено олигархии, которая присваивала себе всю полноту власти и сама выбирала даже членов, якобы нациопального представительства. Таким образом, переворот 18 сентября 1801 года был принят Батавией не с энтузиазмом, как выразился Семонвиль, а с покорным равнодушием, появляющимся часто в результате непрерывных перемен.
Частичное очищение территории от французов, в силу конвенции 21 августа 1801 года, явилось значительным облегчением для нидерландского бюджета: с радостью была принята уплата в пользу Франции пяти миллионов флоринов взамен уменьшения оккупационного корпуса с двадцати пяти до десяти тысяч человек. Последовавшие переговоры с Англией и Амьенский договор 1802 года возбудили большие надежды; думали, что торговля достигнет былой высоты благодаря свободе мореплавания и что республика в тиши всеобщего мира вернет убытки, которые она понесла за девять лет войны. Соглашение с принцем Оранским, отказавшимся за себя и за своих наследников от штатгальтерства в обмен за уступку некоторых секуляризованных немецких аббатств (Фульда, Корвей, Вейнгартен), казалось, освобождало вместе с тем Батавию навсегда от оранжистской опасности (24 мая 1802 г.). Можно было рассчитывать, что начинается эра возрождения и подъема. К несчастью, эта надежда не осуществилась. Несмотря на доброе желание своих членов, государственное регентство неспособно было разрешить вставших перед ним финансовых затруднений. Имея перед собой на 1802 год дефицит в 50 миллионов флоринов, правительство предложило четырехпроцентное обложение имуществ и десятипроцентное — доходов на восемь лет; такая комбинация вызвала озлобление большинства голландцев. Кроме того, регентство допустило и прямые ошибки, стремясь ограничить евреев и католиков (как и до революции) и пренебрегая армией. Генералы Дандельс и Дюмонсо не скрывали своего неудовольствия и повели взволновавшие регентство тайные переговоры. «Таково уж положение Батавии, — писал Семонвиль Талейрану, — что она распадется при честных, но неумелых и робких вождях, с зли гений первого консула не позаботится о ее судьбах».
Бонапарт своим вмешательством заставил Дандельса и Дюмонсо вернуться к исполнению своего долга и этим спас правительство. Но вскоре нарушение Амьенского мира привело к возобновлению войны с Англией, и республика, волей-неволей вовлеченная в эту борьбу, не замедлила почувствовать ее гибельные результаты. 25 июня 1803 года Батавия обязалась кормить и оплачивать корпус французской армии, выставить от себя 16 ООО человек, снарядить 5 линейных кораблей и 5 фрегатов и выстроить транспорты и баркасы бодее чем на 60 000 человек. Финансовое истощение делало для республики выполнение этих обязательств почти невозможным; она пыталась уклониться от них и замедлить открытие враждебных действий с Великобританией. Поведение Батавии вызвало гнев первого консула, который с 1803 года задумал переделать батавскую конституцию. В его представлении регентство было осуждено на исчезновение и его следовало заменить «человеком с характером», который мог бы сделаться главой страны.
Это намерение было осуществлено после того, как Консульство во Франции сменила Империя. Уже десять лет всякое изменение режима на берегах Сены отражалось в Нидерландах; на этот раз произошло то же, что и раньше. Наполеон как раз обрел такого человека, какого он искал, чтобы поставить его во главе Нидерландов. То был Рожер-Ян Шиммельпенинк, качества и таланты которого он мог оценить и на Амьенском конгрессе и в Париже, где последний был послом. В сентябре 1804 года Наполеон вызвал Шиммельпенинка в Кельн, где находился проездом, и изложил ему, какие имел на него виды. Шиммельпенинк, не будучи дюжинным честолюбцем, обладал пламенным патриотизмом; не без тревожных колебаний решился он уступить настояниям императора. Впрочем, он хотел предварительно посоветоваться с батавскими регентами, и 27 сентября 1804 года уполномочен был ими вступить в переговоры с Наполеоном. Непопулярность государственного регентства в Нидерландах и его усилия избавиться от господства Франции ускорили эту неизбежную развязку. Не пользуясь доверием ни французов, ни голландцев, регентство не посмело возражать против проекта конституции, представленного ему в начале 1805 года. Оно передало проект законодательному корпусу, который 22 марта и одобрил его так же как и чрезвычайный взнос в три процента с капитала. Вслед за этим конституция была подвергнута народному утверждению и принята 14 093 голосами против 136; это было немного при 350 000 имевших право голоса, но условились понимать так, что не подавшие голоса тем самым изъявляли свое согласие (26 апреля 1805 г.).