Дмитрий Емец - Сборник фантастических рассказов
— Чего тебе?
— Все пропало. Нужно срочно отменить праздник! Хотя, боюсь, уже поздно.
Гаркуша сдвинул брови.
— Чего ты мелешь, Сычев? С какой стати я должен все отменять? Чего ты еще натворил?
— Я только рассылал приглашения… Дал компьютеру команду! А потом взглянул на экран, чтобы узнать общее число приглашенных… Никто не думал что это произойдет…
— Что произойдет?
— Позвольте мне все вам объяснить… Идея пригласить ВСЕХ родственников была неудачной…
— Что? Это была единственная хорошая идея, которая пришла в твою пустую голову! — вспылил миллиардер.
Секретарь усмехнулся, взъерошил волосы и бесцеремонно уселся на кровать подвинув ноги миллиардера.
— Возьмите калькулятор, — сказал он уже более или менее спокойно.
— Я что спятил? Среди ночи?
— Возьмите!
Миллиардер внимательно посмотрел на секретаря и подозвал робота.
— Что считать?
— Сколько у вас родителей, запишите! — сказал секретарь. — Не удивляйтесь просто наберите.
Гаркуша еще раз посверлил заспанными глазами:
— Ты что болван? Чтобы произвести одного человека нужно как минимум двое – это закон природы.
— Верно. А бабушек и дедушек?
— Четверо.
— А прадедов и прабабок?
— Восемь…
— А их родителей?
— Шестнадцать.
— А дальше?
— Тридцать два, а потом шестьдесят четыре… Кажется, я понял. Каждый раз их в два раза больше… Сада может не хватить…
Секретарь усмехнулся:
— Сада может не хватить… Это вы точно заметили… Итак, дедов вместе с бабками четверо — подумать только — всего четверо. Но у них тоже есть родители, заметьте. Значит 8, потом 16, потом 32, потом 64, дальше 128, дальше 256, потом 512, потом 1024, 2048, 4096, 8196, 16392, 32784… Каждый раз все умножается на два? 32784! Это только за последние триста лет. А за пятьсот? А за две тысячи? Вы успеваете, Павел?
— Погоди, не тараторь! Дай бумагу!
Схватив лист бумаги, миллиардер стал недоверчиво записывать:
я — 1
отец, мать — 2
бабок, дедок — 4
пра — 8
— 1900 г
прапра 16
32
64
128
— 1800
256
512
1024
2048
— 1700
4096
8192
16384
32768
— 1600
65536
131072
262144
524288
— 1500
1048576
2097122
4194244
8388488
— 1400
16776976
Гаркуша провел рукой по лбу. Ладонь у него была сухая, словно наждачная.
— Боже! Хочешь сказать, что к нам прибудет такая куча народу?
Секретарь, не церемонясь, забрал у него калькулятор.
— Сколько вы там насчитали? 16 миллионов? Это пустяки. К нам приедет в сто, в тысячу раз больше!
— Но почему так?
— Вы хотели собрать родных за последние две тысячи лет? Всех родных от рождества Христова? — продолжал Сычев. — Подумайте сами. В среднем по статистике детьми обзаводятся в возрасте двадцати пяти лет. Это репродуктивный возраст. Значит, четыре поколения за сто лет. Верно? Тысяча лет — это сорок поколений. Будем считать округленно. Даже если тридцать поколений — это ничего не поменяет.
— Всего только сорок!
— И это только за тысячу лет. Две тысячи лет — это восемьдесят поколений два в восьмидесятой степени. 280! Понимаете, какое это число? Какой-то жалкий 1,21 триллион триллионов 1.210 000 000 000 000 000 000 000 — по полтора миллиарда родственников на каждый принадлежащий вам рубль. Можете перепроверить… 2х2х2х2 и так восемьдесят раз!
Павел Гаркуша долго молчал, тупо глядя на исписанный кругом блокнот. Потом он произнес:
— Похоже, все верно. Никогда не подозревал, что у меня такая куча родни…
Похоже ваши расчеты верны, но чтобы триллион триллионов… Как они могли жить в одно время, на одном срезе? И это только мои родственники, а ваши? А родственники моей покойной жены?
Сычев наклонился и неуклюже поцеловал Гаркушу в щеку. Тот негодующе уставился на него.
— Ты что? Офа… офонарел?
— Это я вас по-родственному… Триллион триллионов людей просто не могли жить одновременно на земном шаре — верно замечено. А это значит… это значит, что все люди на Земле родственники…
Они сидели рядом на кровати. Два растерянных человека. Два родственника.
Ночник — миллиардер был старомоден — отблескивал красным глазом на хромированных панелях роботов.
СЕКС, МАФИЯ И ГЕМОРРОЙ
Не было ни шороха, ни шума. Работали профессионалы. Дежурного сняли прежде, чем он успел поднять тревогу. За дверью под бук и четырьмя малопрозрачными витражными стеклами мелькнула громоздкая фигура. Она вытянула вперед руки, как бы собираясь войти. В следующую секунду стекла брызнули мелкими осколками. И только потом уже, с запозданием, оглушительным трескучим горохом раскатились выстрелы…
Спинка стула была прострелена в двух местах, но стул устоял. Телевизор взорвался с негромким хлопком. Патронов не жалели — стреляли, пока не опустеет рожок.
Писклявые рикошеты бестолковыми лягушками прыгали по линолиуму.
Опера Пупко спасло лишь то, что в этот момент он был возле несгораемого шкафа. По-десантному перекатившись, он замер за его дверцей, высвобождая из потертых ремней кобуры именной ТТ.
Выстрелы прекратились. В коридоре прислушивались. Кто-то наступил на гильзу и вполголоса выругался. Пупко застонал, требуя, чтобы его добили, а сам уже поднял ТТ, держа его на одной линии с глазом. Дождавшись, пока широкая фигура утвердится в проеме, мягко потянул спуск. После автоматных выстрелов хлопок ТТ был совсем негромким.
Фигура качнулась в сторону и не то упала, не то тяжело присела на пол…
— Раз, — сказал опер.
Мимо двери кто-то быстро пробежал, пригнувшись. Пупко выстрелил, но промазал. В следующий миг в кабинет, небольшая и совсем как будто нестрашная вкатилась осколочная граната. Скользнув по линолиуму, она зацепила электрокамин и остановилась. Граната еще не взорвалась, а вслед ей уже катилась другая…
— Говорила мне мама: меняй работу! — пробормотал опер Пупко.
Красотки из «Плейбоя», наклеенные на дверцу, с ужасом смотрели на гранату заслоняясь маленькими ладонями. Оба взрыва грянули почти одновременно. Портрет Дзержинского качнулся в разбитой рамке. Сам Ф. Э. неодобрительно прищурился.
Уже не таясь, в комнату вошли двое и остановились у стола.
— Куда подевался этот мент? В окно, что ли, выпрыгнул?
Дверца несгораемого шкафа с лязгом распахнулась. Там, целый и невредимый сидел опер Пупко. В правой руке у него был ТТ, в левой — «Беретта». Первым и последним открытием, которое сделали киллеры, было то, что оба пистолета уже стреляют.
— Йопс-топс… Самооборона, — сказал опер Пупко.
Беллетрист Гена Ткачев, творящий под псевдонимом Игорь Мокрый, протер душистой аэропортовской салфеточкой вспотевший лоб. Перечитал отрывок и обнаружив раздетых красоток на шкафу, хотел стереть из-за общего диссонанса но после оставил.
«Сойдет за черту характера… А наклеить мог и напарник, капитан Лихов которого сейчас лечат газированными водами от двойного ранения в голову», – решил Ткачев.
Чайник закипел уже в третий раз за утро. С кофе в таких количествах надо было заканчивать, но не сегодня же…
Боевичок с занятным названием «Прикури от динамита!» подкатывался к финалу. Положенные по договору девять листов были уже нашлепаны за три с половиной недели. По согласованию с издателем, опера Пупко надо было срочно выводить в расход и запускать нового героя, да только гад оказался на редкость живучим.
«Ну ничего… Сейчас я его тюкну…» — Ткачев, он же Иван Мокрый отхлебнул кофе, сдул с клавиатуры крошки кекса и продолжил.
Пальцы Кассандры скользнули к его ширинке и задержались там с искренним восхищением.
— Ого, сколько энтузиазма! Ты так рад меня видеть?
— Я не рад. Он рад, — сказал опер Пупко, по привычке переводя стрелки.
— В таком случае он мудрей, чем ты…
Халат распахнулся. Два тугих полушария призывно качнулись. Правый розовый как у большинства блондинок сосок, легкомысленно целился в люстру.
— Иди ко мне, генерал…
— Я майор, — поправил опер Пупко.
— Я бы сразу дала тебе генерала. Ты такой славный в постельке…
— Кгхм…
— Первый раз вижу краснеющего милиционера… Коньяк будешь?
— Я на задании.
— В самом деле? А разве секс вам на задании разрешен?
Пупко ухмыльнулся.
— Про секс в уставе ничего нет… Ладно, давай только быстро.
— Что быстро: то или другое? — с подозрением спросила Кассандра.
— Выпивка быстро, другое медленно…
— Вот это мне уже больше нравится.
Призывно покачивая бедрами, Кассандра подошла к столику. Её тонкие пальцы замерли над бокалом. Что-то маленькое и белое скользнуло в глубину…
Убедившись, что на дне нет осадка, Кассандра протянула бокал оперу. Тот широкой ладонью сгреб его и с предвкушением потянул носом.
