Валерий Шамбаров - Начало России
Но как раз такой вариант ни в коем случае не устраивал зачинщиков смуты. Они подогревали народ криками о «свободе» и «рабстве», настраивали держаться до последнего. Их надежды на внешних врагов отчасти начали сбываться. Об уходе государя и его армии на Волхов узнал казанский хан Ибрагим. Напал на Вятку, нацелился на Устюг. Горожане, услышав о приближении татар, заперлись в крепости, изготовились отбиваться. Но грянули оттепели, вскрылись реки. Казанцы застряли, постояли на месте и повернули назад, вторично пограбили вятские волости. Устюжане всю зиму просидели в крепости, со дня на день ждали нашествия, писали великому князю.
Государь распорядился, чтобы летом в Устюге построили новые, более мощные стены. Но оказать немедленную помощь был не в состоянии. Впрочем, устюжанам она не понадобилась. А положение новгородцев ухудшалось. У них кончалось продовольствие, беднота голодала. Среди горожан и беженцев, замкнутых в пространстве стен, открылась какая-то эпидемия, косила людей. Правда, оттепели, сорвавшие казанский набег, наделали немало хлопот и русской армии. Но Аристотель Фиораванти построил через вскрывшийся Волхов понтонный мост, полки на разных берегах могли связываться между собой, кольцо блокады не разомкнулось. По раскисшим дорогам с запозданием подвезли отставшую артиллерию.
Иван III решил подтолкнуть упрямцев. Фиораванти еще раз показал себя разносторонним специалистом. Осмотрев крепость, определил слабые места, расставил батареи, навел поточнее пушки. Они заговорили, на Новгород полетели ядра, разгоняли со стен защитников, сеяли панику. Новгородцы заметались, «иные хотящи битися с великим князем, а инии за великого князя хотяще задати. А тех болше, которые задатися хотят за великого князя». Уже и самые воинственные понимали – сопротивляться бессмысленно. 28 декабря новгородский командующий Гребенка Шуйский объявил: он складывает с себя крестное целование служить республике. Выехал из крепости и попросился на службу к Ивану III.
Это был конец. Дальнейшие переговоры пошли только о том, какие именно земли заберет государь. Излишних запросов он не предъявлял, постарался не задевать частных владельцев. В Новгороде роль государственных земель играли архиепископские – ведь и сам архиепископ выступал главой республики. Очень крупными землевладельцами были некоторые монастыри, «золотые пояса» за века надарили им такие угодья, что могли позавидовать иные князья. Иван III как раз и выбрал самое безболезненное решение, взял в казну половину владычных и монастырских волостей.
13 января 1478 г. новгородцы открыли ворота. Городская знать приезжала в государеву ставку, приносила присягу. А по улицам двинулись московские дьяки и дети боярские, приводили к присяге население. Вечевой колокол сняли. 29 января Иван Васильевич торжественно въехал в Новгород. Его чиновники прочистили архивы, изъяли договоры боярского правительства с польско-литовскими королями. Почти всех участников мятежа государь простил. Арестовал лишь главных организаторов смуты – посадницу Марфу Борецкую, старосту Памфильева, Арбузьева и еще пятерых бояр. Их под стражей отправили в Москву, по темницам. Вместо прежних органов власти были назначены наместники. Новгородская республика сливалась с Русской державой.
55. Как русских решили поставить на колени
Крушение Новгородской республики потрясло соседние государства. Конечно, они осознавали, что Москва усиливается. Но это происходило постепенно – сегодня усилилась, завтра произойдут какие-то обратные перемены, так бывало и раньше. Теперь и у Казимира, и у Ахмата открылись глаза: Московская Русь превращалась в нечто иное, неизмеримо большее. Понимали, они дали промашку, время работало на русских. Если не окоротить их немедленно, можно и совсем опоздать.
Польский король взялся наводить мосты с магистром Ливонского ордена фон Бурхом. Сарайский хан пересылался с Казанью, отбросив прежнюю вражду, а переговоры с Москвой прервал. Два властителя связались и между собой: ордынского мурзу Тагира тепло встретили в Польше, хан столь же радушно принял посла Казимира, пана Стрета. Подписали союзный договор, король и Ахмат принесли присягу исполнять взаимные обязательства. Русь очутилась в окружении…
Враги не без оснований рассчитывали найти сторонников среди самих русских. Едва государь покинул Новгород, среди местной знати возобновилось брожение. По тюрьмам упрятали всего восемь человек, остальные вышли сухими из воды и выводы делали по-своему: поспешили выступить, надо было дождаться поддержки от короля. Перешептывались и злословили не только прощенные изменники. Вчерашние сторонники великого князя считали себя обманутыми. Вместо собственной власти в Новгороде получили московскую. Архиепископу Феофилу обида вообще застила глаза. Всегда был лояльным к Ивану III, а у него отписали половину земель! Жалко было земель-то, жалко доходов. Дошел до того, что перенес свои обиды на политический уровень, «не хотяще… чтобы Новгород был за великим князем, но за королем или иным государем». Вокруг Феофила стал складываться новый заговор.
Неладно было даже при дворе Ивана Васильевича, среди его ближайших родственников. Братья государя Андрей Угличский и Борис Волоцкий не забыли, как их обошли, забрали в казну удел покойного Юрия. А сейчас государь взял немалые угодья у Новгорода, и с братьями опять не поделился! Перемывали кости старшему брату со своими боярами – они тоже оказались обделенными, если бы князьям добавили владений, то и им перепали бы деревеньки. Надулся и Михаил Тверской. Он по союзному договору помог Ивану III, посылал отряды на Новгород. Его поблагодарили, выплатили деньгами за понесенные расходы, а городов и волостей не дали. И пограбить не позволили ни в Новгороде, ни в сдавшихся новгородских «пригородах». Михаил считал это нечестным. Как же можно воевать без добычи, без пленных?
Совсем некстати испортились и отношения Ивана Васильевича с митрополитом Геронтием. Он был человеком весьма консервативным, считал старые порядки единственно верными. Зачем что-то менять, если так повелось от отцов и дедов? Претензии удельных князей митрополит полагал справедливыми, защищал их. А конфискация земель новгородского архиепископа и монастырей глубоко возмутила его. Он не принимал во внимание, что церковь в погибшей республике занимала особое положение. Геронтий рассуждал со своей колокольни. Чья собственность? Церковная. Значит, трогать ее в любом случае непозволительно. В действиях государя он увидел чуть ли не святотатство. В этих конфликтах опорой Ивана Васильевича стал Ростовский архиепископ Вассиан Рыло. Он был грамотным богословом, отлично знал церковное право и помогал осаживать митрополита.
В августе 1479 г. в праздник Успения Божьей Матери государь назначил торжества для москвичей и всех русских людей. В Кремле освящался главный храм, новый Успенский собор. Аристотель Фиораванти сумел решить весьма трудную задачу – соединил лучшие достижения итальянской архитектуры с православной традицией, построил храм, какого еще не бывало в нашей стране, и тем не менее, русский. Но удельные братья Андрей Угличский и Борис Волоцкий демонстративно не приехали на церемонию. А митрополит омрачил праздник неожиданным скандалом. Он принялся спорить с великим князем и Вассианом Рыло, в какую сторону вести крестный ход. В принципе, церковные обряды в разных русских городах имели некоторые отличия. Практиковались оба направления движения крестного хода, «по солнцу» и «против солнца». Геронтий ссылался на греков и настаивал – «против солнца». Иван Васильевич и епископ указывали, что в Москве раньше было принято «по солнцу».
Но нетрудно было догадаться, что разногласия об обрядах служили лишь предлогом. Геронтий пытался подобным способом утвердить: государь обязан слушаться его. Придравшись к требованию вести крестный ход «по солнцу», он объявил своеобразную забастовку, отказывался освящать новые церкви в столице. А их строилось немало. Глядя на великолепный кремлевский собор, принялись возводить храмы купцы, ремесленные слободы. Работы завершались, а храмы оставались мертвыми, служить в них было нельзя. В их числе оказалась каменная церковь Св. Иоанна Златоуста, построенная великим князем – этот святой являлся его небесным покровителем. Москвичи начали волноваться: старые-то церкви разобрали, а новые стояли закрытые!
Подлил масла в огонь игумен Кирилло-Белозерского монастыря Нифонт. Он по-своему оценил раздрай между митрополитом и Вассианом Рыло, а может, и Геронтий подсказал, как себя вести. Игумен объявил, что монастырь не будет подчиняться Ростовскому архиепископу. Настоятеля горячо поддержал князь Михаил Верейский и Белозерский. Богатая обитель располагалась в его уделе и по феодальным законам принадлежала князю. Михаил тоже подал голос – архиепископу нечего соваться в дела и доходы его княжества. А Геронтий официально принял сторону князя и игумена. Но государь почувствовал, свары зашли слишком далеко. Поведение митрополита вышло за рамки духовных споров.
