Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый
XIV
Во время празднования дня рождения кайзера в 1914 году в разговоре с послом Флотовом Бюлов заявил: «Все великие державы едины в желании сохранить мир; мир нужен всем». Вильгельма, однако, занимали другие проблемы. Тирпиц предложил разрешить иезуитам вернуться в Германию — такой акт удовлетворит партию Центра, и ее депутаты в знак благодарности проголосуют за новые ассигнования на морское строительство. Кайзер упорствовал: «Пока Гогенцоллерны остаются на троне, иезуитов здесь не будет. Зачем тогда Бисмарк их выгонял? Я не могу менять того, что решил мой дед». Вильгельм явно забыл, что его кумир Фридрих Великий предоставил убежище членам ордена иезуитов, после того как папа запретил его деятельность.
Вильгельма беспокоило то, что он теряет ключевое звено своей внешней политики — турецкое. У французов, как выяснилось, кошельки оказались потолще. 30 июля 1913 года в Османскую империю прибыл Отто Лиман фон Сандерс. Дипломаты многих стран посчитали этот визит вызывающим актом со стороны Германии, но инициатива в данном случае принадлежала турецкой стороне. Лиман был назначен корпусным командиром и членом Военного совета. Решение Германии об откомандировании своего высшего офицера в распоряжение турецкого правительства было предопределено на форуме, состоявшемся 8 декабря 1912 года (о нем говорилось выше). Вильгельм хотел официально оформленного союза с Блистательной Портой. Его раздражало присутствие французского генерала Эйду в Греции; к тому же британский адмирал давно уже осуществлял советнические функции в турецком военно-морском флоте. Георгу V пришлось сказать, что желание Германии играть какую-то роль в Турции вполне естественно. Англичане занимались реорганизацией турецкой полиции и жандармерии. Бетман-Гольвег о миссии Лимана фон Сандерса заранее информирован не был. Николая II кайзер проинформировал, когда тот прибыл в Берлин на бракосочетание Виктории Луизы. Как и ожидалось, русские восприняли эту новость крайне болезненно. Не говоря об их заинтересованности в овладении проливами по стратегическим соображениям, имелся и экономический мотив: через Дарданеллы осуществлялась торговля России с Западом. Один российский дипломат заявил Бюлову о «негативном эффекте» известия о миссии Лимана: «В Санкт-Петербурге создается впечатление, что в берлинских правящих кругах царит хаос — правая рука не знает, что делает левая».
Вильгельм имел далеко идущие планы в отношении Османской империи, а не просто оказание технической помощи вооруженным силам султана. Он рассчитывал, что постепенно турецкую армию можно будет германизировать. В обмен на словесную поддержку территориальной целостности Османской империи он намеревался получить право голоса в определении ее внешнеполитического курса. Германская миссия должна была всячески демонстрировать симпатии по отношению к туркам, добиться уважения с их стороны и создать армию, «которая будет повиноваться моим приказам», а потом можно будет подумать и о территориальных приобретениях: «Вы фактически прокладываете путь к неизбежному в будущем разделу Турции». Какие большие и далеко идущие планы кайзер связывал с германо-турецким союзом, видно из его весьма легкомысленной реплики в разговоре с тем же Лиманом фон Сандерсом, когда тот 16 февраля 1914 года прибыл в Берлин для доклада о первых месяцах своей миссии: «Либо германский флаг будет развеваться над твердынями Босфора, либо я повторю печальную судьбу узника Святой Елены». Место его изгнания оказалось ближе.
В задачи миссии Лимана фон Сандерса входило и перевооружение турецкой армии современными типами артиллерийского вооружения, естественно, за счет поставок из Германии. Вскоре на берегах пролива появились батареи дальнобойных орудий, но еще раньше появились, впрочем, признаки недовольства германским военным присутствием со стороны турок. Вильгельм продолжал заверять русских, что германская миссия ничуть не отличается по своему характеру от тех, которые действовали в Османской империи ранее. На Вильгельмштрассе думали иначе: «Речь идет о нашем авторитете в мире, который подвергается бешеным атакам со всех сторон! Потому — вперед, смирно, шпага наготове!» Германия хотела сыграть на британских страхах по поводу замыслов русских захватить проливы. Вильгельм все еще надеялся: англичане наконец поймут, что ставят не на ту лошадь. В этом смысле его политика в отношении Османской империи представляла собой попытку привлечь Великобританию на свою сторону.
Наблюдатели отметили, что кайзер, кажется, готов отказаться от идеи превентивной войны, но скорее всего дело было в очередной перемене в его настроении — обычные для кайзера метания, которые зависели от того, с кем и при каких обстоятельствах он последний раз общался. В ноябре прошлого, 1913 года французский посол усмотрел новые, воинственные нотки в высказываниях и поведении Вильгельма. 10 марта перед баденским консулом графом Беркгеймом предстал совсем другой человек: Вильгельм выразил мнение, что ни французы, ни русские к войне не готовы, но «как бы там ни ложились карты, он, кайзер, никогда не начнет превентивную войну». С точки зрения Линкера, такой подход был достоин сожаления — шеф военного кабинета считал, что есть великолепная возможность нанести первый удар, повторив смелую инициативу Фридриха II, упредившего в начале Семилетней войны действия своих противников.
26 февраля 1914 года Вильгельм написал свое последнее послание Николаю II. Прежний личный представитель кайзера при российском дворе, фон Дона, отзывался; на смену должен был прибыть Хелиус. Рекомендуя своего эмиссара, кайзер отмечал, что он «феноменальный музыкант и играет на пианино, как Рубинштейн, д’Альберт или любой другой великий артист» и «один из моих самых близких личных друзей». Вероятно, Вильгельм несколько преувеличил музыкальное дарование посла, но все остальное было чистой правдой. Вильгельм демонстрировал, какое важное значение он придает тому, кто будет представлять его в Петербурге.
В марте состоялся визит в Вену. Как утверждают исследователи, он открыл глаза Францу Иосифу на славянскую угрозу. Кайзер несколько раз встречался с венгерским лидером графом Тисой, который произвел на него более сильное впечатление, чем австрийский министр иностранных дел Берхтольд. Тем не менее страхи Вильгельма по поводу русских показались Тисе преувеличенными. Из Вены Вильгельм отправился в Венецию. Там на борту ожидавшего его на причале «Гогенцоллерна» он устроил прием в честь итальянского короля Виктора Эммануила. Он встретился с Францем Фердинандом в его замке Мирамар на адриатическом побережье близ Триеста, где имел возможность осмотреть первый австрийский дредноут. Разговор шел о возможности начала войны. Кайзер сделал для себя тот вывод, что эрцгерцог «целиком и полностью у него в кармане». Важно было устроить так, чтобы русские напали первыми, иначе англичане выступят на их стороне. Впрочем, для Вильгельма и по моральным соображениям было важно ощущение, что ответственность лежит на другой стороне. Ягов это правильно понял: «Кайзер хотел сохранить мир и постоянно отгонял от себя мысли о войне, соглашаясь рассматривать такую возможность только на случай, если наши противники нам ее навяжут».
22 марта Вильгельм прибыл на Корфу. 6 апреля к нему присоединился и Бетман-Гольвег, который пробыл на острове неделю. Кайзер устроил настоящую головомойку своему шурину, греческому королю: хватит отдыхать, надо серьезно заняться укреплением мира, от тебя тут многое зависит, твердил он. На греческого премьера Венизелоса стиль общения кайзера произвел сильное впечатление: «Теперь я понимаю, что значит автократия, тем более когда власть в руках такого человека!»
После отъезда Бетман-Гольвега остров посетил раболепствующий Лауфф. Представление о стиле письма и характере этой личности дает следующий отрывок из его изданных в 1932 году мемуаров, где он выражает свое восхищение местной флорой: «Розы и розы, всюду розы! Белыми, желтыми, пурпурными каскадами они ниспадают от колонн портика по ступеням лестницы, резкими мазками обрамляя темно-синие впадины и расщелины, взбираются вверх по склонам, являя всю свою прелесть в ярких лучах летнего солнца… Здесь протекает его жизнь — в непрерывных трудах и заботах, в ежедневном исполнении своих монарших обязанностей, в думах о своем народе, проникнутых чувствами страстной любви к нему и озабоченности его судьбами». Лауфф сообщает, что кайзер окружен художниками, скульпторами, прочими представителями науки и искусства, впрочем, встречаются и генералы. Лауфф выражает восхищение местными девушками: они неизменно приветствуют кайзера возгласами «Хайль, базилевс!». В Аббации Вильгельм встретился с прогермански настроенным министром иностранных дел Италии маркизом Сан-Джулиано.
