Санш Де Грамон - История шпионажа
Еще один недостаток «нелегальных» агентов заключается в том, что их энтузиазм может остыть или, наоборот, стать чрезмерным. Шпион может, как это было в случае с Джеком Соблом, резидентом советской разведки в США, посвятить больше времени своей легенде (в случае Собла — бизнес), нежели отправке сообщений в Москву. По словам Бориса Морроса, Собл больше интересовался «выкачиванием денег из Москвы и их тратой», чем другими проблемами. Агент также может, как герой книги Грэма Грина «Наш человек в Гаване», создать сеть агентов и отправить «центру» модель нового оружия, придуманного им самим из пылесоса.
Тип человека, работающего в разведке, — еще один объект критики. Причины, приводящие его в шпионаж, не всегда похвальны. В разведывательные организации то и дело попадают невротики, хвастуны, люди, навсегда оставшиеся подростками, и другие сомнительные личности.
Многие из них работают успешно, несмотря на их причуды и недостатки, и в ЦРУ есть несколько высокопоставленных сотрудников, которые регулярно проходят курс лечения у психоаналитика. Маггеридж писал:
«Главная слабость разведывательной организации заключена в ее персонале. Человек, подобный Гаю Берджессу, обязательно будет работать в разведке, и он в ней преуспеет. Если бы Берджесс не бежал в Москву, он бы очень высоко поднялся в МИ-6, может быть, даже стал бы руководителем этой службы. Его характер вполне подходил для этого — энергичный, общительный, хвастливый. В разведывательные организации часто попадают люди, которые соответствуют всем требованиям этих служб, но впоследствии оказывается, что именно такие люди наносят им самый большой ущерб. Блейк был блестящим сотрудником. Он соответствовал всем требованиям, но оказался ненадежен. С советской стороны таким человеком был Петров».
В сегодняшних разведывательных организациях все еще есть место для таких высокопарных людей, хотя существует и обратная тенденция. Недавно на одном из вечеров в Вашингтоне хозяйка дома спросила скромного маленького человека, где он работает. «В ЦРУ», — ответил он. «Это, должно быть, очень интересно», — заметила хозяйка. «Боюсь, что нет, — со вздохом ответил маленький человек. — Я работаю в финансовом отделе». Тысячи людей, занимающихся сейчас разведкой, выполняют такие же обязанности, какие они могли выполнять в любом другом учреждении. Единственное отличие заключается в том, что они не могут рассказывать о своей работе. Это также может привести к психологическим нарушениям, неудовлетворенности и отставке.
Противоречия заключаются и в том, что сотрудники разведки не могут точно отличить правду от лжи. Но эта ситуация стала объектом критики не только отдельного сотрудника, но и всей разведывательной структуры Советского Союза. Джордж Ф. Кеннан писал в своей книге «Россия, атом и Запад»[37]:
«Последнее время меня часто спрашивают, почему люди такого склада ума, как советские лидеры, руководящие сложной и дорогостоящей разведывательной сетью, могут знать о чем угодно, но только не о нас и не о том, что относится к нам. Я хотел бы ответить на этот вопрос».
Кеннан утверждает, что анализ данных в советской разведке искажен, «потому что за сорок лет коммунистическая партия отняла у разведчиков возможность применять к полученным данным по-настоящему объективный анализ природы западного общества». Причина этого заключается в следующем:
«Такой анализ подвергнет опасности основные принципы, которыми дорожит русский коммунист… советские лидеры должны видеть искаженный образ внешнего мира… их безразличное отношение к правде стерло различия между тем, во что они верят, и тем, что им удобнее говорить.
Сорок лет интеллектуального противостояния вызвали странные изменения в мозгу коммунизма, сделав его неспособным к различию фактов и вымысла в одной сфере его жизни, а именно в его отношениях с другими странами. Русский коммунизм всегда характеризовался способностью использовать ложь в качестве политического оружия».
Систематическое искажение правды может быть самой большой слабостью советской разведки. Изучая короткую историю ЦРУ, мы видим агентство, которое переняло многие методы работы у русских разведчиков и стало известным из-за агрессивных заговоров и сенсационных провалов. Что же в этом ободряющего? Ободряющим в этом может стать то, что все неудачи обсуждаются и анализируются, они приводят к изменениям, которые ограждают от повторения ошибок. ЦРУ принимает во внимание всю критику, относящуюся к деятельности агентства. Открыто показано опасное сходство методов и целей работы советских и американских разведчиков. Установлено соотношение между принципами демократии и необходимостью иметь эффективную разведывательную организацию.
Это первый парадокс: тоталитарные методы могут защищать демократические институты. Второй парадокс заключается в том, что демократия похожа на Ислам, который считает Иисуса Христа одним из святых наравне с Аллахом. Демократия достаточно сильна, чтобы противостоять внутренним противоречиям и абсурду. Мы живем в обществе, в котором Бертран Рассел может попасть в тюрьму, в котором конгрессмен жалуется на то, что Государственный департамент выделил несколько тысяч долларов на театральные гастроли, в то время как миллионы долларов тратятся на свержение очередного латиноамериканского правительства. Какие из этих противоречий мы должны сохранить, чтобы противостоять советскому полицейскому государству с его деспотизмом и властью, основанной на страхе? Только силу, которая сможет выдержать почти все удары и сохраниться благодаря своей бесформенности. Демократическое общество считает ЦРУ изъяном, но агентству разрешено существовать (как полагают, под растущим контролем), потому что оно доказало свою необходимость. Советская же разведывательная система — ядро режима, исчезновение которого может привести к концу коммунистической диктатуры, существующей уже сорок лет.
Эпилог
Профессиональный советский шпион и пилот самолета У-2 встретились на белой линии, отмечающей середину старого моста, ведущего из Западного Берлина в Потсдам. Эта встреча была похожа на встречу двух противоборствующих группировок. Поля шляп опущены, руки в карманах, две группы людей осторожно шли по мосту Глинике, который в 1945 году был назван «Мостом единства». Человек, шедший впереди своей группы со стороны Берлина, сутулился. На нем была одежда американского покроя. На высоком человеке, стоявшем на другой стороне моста, была русская меховая шапка, широкие брюки. В сером свете утра мужчины стояли в центре моста, переминаясь с ноги на ногу. Через двадцать минут шепотом был подан приказ начинать. Человек в русской одежде шагнул на западную сторону моста, один из гражданских похлопал его по плечу и сказал: «Ты дома». Человек в американской одежде тихо присоединился к советской группе, стоявшей на потсдамской стороне моста.
Это была банальная сцена, но тем не менее она стала самым драматичным обменом шпионами в современной истории. Пауэрс и Абель были задержаны как шпионы, и правительства их стран не могли помочь им. Абель, верный своей профессии, отказался от сделки, которую ему предложили после ареста. Он не выступил на суде, хотя знал, что его выступление может смягчить приговор. Своему адвокату он сказал, что смирился и готов провести остаток жизни в тюрьме, отбывая тридцатилетнее заключение.
Пауэрс был летчиком, но его арестовали как шпиона.
Из-за отсутствия специальной подготовки и слабости характера его поведение не было героическим. Он говорил там, где Абель молчал. Где Абель не сделал ничего, чтобы повлиять на мнение присяжных, Пауэрс сделал все, чтобы смягчить свой приговор. Их дела похожи только тем, что ЦРУ отказалось признать существование Пауэрса, а ГРУ отказалось признать своим сотрудником Абеля.
Было много факторов, препятствовавших обмену. Советский Союз заявляет, что у него нет шпионов — шпионажем занимаются только империалистические страны. Но обмен Абеля и Пауэрса отразится на всем мире. Невозможно будет скрыть эту новость от советской общественности. Возвращение Пауэрса вызовет еще большие затруднения. Считать ли его героем или предателем? Устроить ли ему торжественный кортеж по Бродвею или он должен на десять лет отправиться в тюрьму за разглашение клятвы, которую он давал ЦРУ?
Джеймс Б. Донован, адвокат Абеля, сыгравший ключевую роль в обмене, столкнулся с оппозицией, когда впервые заявил о такой возможности. Это было во время президентства Эйзенхауэра, и кабинет, ответственный за начало полетов самолета-разведчика У-2, отнесся безо всякого энтузиазма к возвращению человека, раскрывшего существование программы. Предложение обмена было сделано по советским каналам, и советская сторона не была против подобного шага. Но куда бы Донован не обращался в Вашингтоне, он сталкивался с уклончивостью и отсрочками.
