Парадоксы гениев (СИ) - Казиник Михаил Семенович
Стихотворение называется «Рифма». И посвящено рифме.
Рифма — главная героиня стиха. Она как прекрасная женщина, которая вдруг изменила, умолкла, онемела. И даже улетела НАВСЕГДА! Парадокс (для детей: чудо) этого стихотворения в том, что реально рифма не только не улетела или умолкла, а, наоборот, обнимает поэта и его стихотворение, как любимая женщина. Обратите внимание не только на традиционные рифмы, но и на рифмы внутренние. С ПЕРВЫМИ (традиционными) рифмами все ясно. Они играют друг с другом, как дети. А вот со вторыми… внутренними… С музыкой…
Но и это еще не все:
Дальше я не занимаюсь звуковыми играми (хотя они продолжаются), потому что мы подошли к золотому сечению стиха и главной мысли пушкинского трактата.
Поэт обращается к рифме и предполагает, что случилось бы, если бы ей удалось отправиться в далекие времена двух греческих поэтических гениев — Гесиода и Гомера (Гомер — Омир). На горе Олимп тогда находились все греческие боги, о которых великий Гомер рассказывал истории в своих гениальных поэмах «Илиада» и «Одиссея». Как вы помните, Гесиод, Гомер (да и все поэты Древней Греции) не знали рифм, а писали гекзаметром — особым шестистопным ритмом. Количество слогов в строке должно быть обязательно равно 17.
Сам Пушкин в честь перевода Гнедичем «Илиады» на русский язык написал прекрасный гекзаметр:
Итак, Пушкин со своей подругой рифмой отправляется в далекую эпоху гекзаметра и…
Итак!!! Прибыли!!! Золотое сечение стиха!!!
Пушкин проводит феноменальный эксперимент. Как зазвучали бы стихи Гомера (Омира) или Гесиода после пушкинского подарка. Он зарифмовывает миф.
Такого в точности мифа нет у древних греков. Пушкин создает собственный миф. Но герои его рассказа те же, и часть событий описана у греков. Дальше — пушкинская фантазия.
За то, что Феб (Аполлон) убил Пифона, Зевс рассердился на бога солнца и отправил его в Фессалию к горам Тайгета к царю Адмету на целых восемь лет пасти овец. Это подлинный момент из мифа. Дальше читайте пушкинский стих, где гениальный русский поэт представляет нам, как бы звучал рассказ об этом событии у Гесиода или Гомера. В рифму!
Все ясно? Никто не осмелился прийти к Фебу. Кроме богини памяти Мнемозины. Память не позволила ей забыть Аполлона (Феба). Она «притекла» к богу-пастуху и после объятий родила «плод восторгов», то есть плод любви.
Еще одна деталь. В начале стихотворения Рифма — подруга поэта, а в конце улетевшая Рифма превратилась в богиню Мнемозину и в роще Геликона родила от бога света «плод восторгов». А бог света — поэт нашел сбежавшую Рифму — богиню памяти в роще вдохновения!
Вот и соединились древнегреческая поэзия и мифология с европейской силлабо-тонической системой стихосложения.
И, главное, с рифмой.
Вот как восторженно звучали бы стихи древних греков, если бы Пушкин со своей любимицей Рифмой прибыл к ним 2000 лет назад.
Пушкинское чудо!!!
Глава-расследование
О чем никак не осмелится сказать Гоголь? О Лизаньке Маниловой из гоголевских «Мертвых душ» и… о ее литературном прототипе
К. Рудаков. Иллюстрация к поэме А. Пушкина «Граф Нулин»
Когда мы читаем описание взаимоотношений Лизаньки Маниловой с ее супругом, то дважды спотыкаемся о странную гоголевскую фразу. Для того чтобы оценить ее, нам нужно перечитать фрагмент гоголевского текста. Сделаем это:
Жена его… впрочем, они были совершенно довольны друг другом.
Вот первое препятствие! Гоголь хотел что-то сказать о жене Манилова Лизаньке и вдруг!!! прервал сам себя. Мол, стоит ли, если они были «совершенно довольны друг другом». Но зачем тогда Гоголю нужна эта странная прерванная им же фраза: «Жена его… впрочем…»? Читаем дальше и получим чудное описание семейной идиллии, да такое, что мы на время забываем о странной гоголевской фразе, вызывающей некоторое подозрение в чем-то невысказанном:
Несмотря на то что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек». Само собою разумеется, что ротик раскрывался при этом случае очень грациозно. Ко дню рождения приготовляемы были сюрпризы: какой-нибудь бисерный чехольчик на зубочистку. И весьма часто, сидя на диване, вдруг, совершенно неизвестно из каких причин, один, оставивши свою трубку, а другая работу, если только она держалась на ту пору в руках, они напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в продолжение его можно бы легко выкурить маленькую соломенную сигарку. Словом, они были то, что говорится, счастливы.
