Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты
Полторанин натура гордая, независимая, он не приемлет жалости. Он сильный человек и не умеет и не любит отступать. А кто любит? И спасательный круг, брошенный властью, он может оттолкнуть. Он привык играть на поле категориями политических значимостей. И роль помощников, советников - не его роль. Из его рассказов запомнился один эксперимент, который он проводил на живом зале. Он любил повторять свою прозорливую фразу: "Случись выборы сейчас (а это был конец 95-го года. - О.П.), Ельцин непременно проиграет. - И как бы убеждая себя, добавляет: - Дальше лучше не будет". "Значит, - вторгаюсь я в разговор, - победа Ельцина невозможна?" Он чувствует неуютность вопроса. Он разругался с президентом. Он длительное время постигал опалу. Придумал себе роль гонца с дурными вестями, человека, остерегающего главу государства. Но, вероятно, Ельцин в скрытом, бунтующем пространстве полторанинской души остается островом надежды. "Победить будет трудно. Надо очистить команду. Вот я провел эксперимент, - вдруг загорается Полторанин, - в зале битком народу, человек 500. В проходах стоят. Я спрашиваю: если в списке останется два кандидата - Ельцин и Жириновский, за кого вы проголосуете? Поднимите руки. За "Жирика" человек 30. А если Ельцин и Явлинский? Тут Грише тоже нечего делать. Те же 40 человек. А если Ельцин и Зюганов? Здесь хуже, - повествует Полторанин, - примерно одна треть за Ельцина. Коммунисты крайне сильны", - подводит черту Полторанин. Его наблюдения, бесспорно, любопытны, хотя в чем-то оправдательны - он сам проиграл коммунисту Смолину. Почему наше внимание к Михаилу Полторанину, проигравшему в 1995 году выборы и ушедшему в тень, тем не менее не ослабевает? Пожалуй, в окружении Ельцина Полторанин был самой нестандартной фигурой. Он то приближался к Ельцину, то отдалялся от него. Иногда этим перемещениям в пространстве способствовал президент, иногда это случалось по инициативе самого Полторанина. Не стану повторять того, что написал в первой книге. Ограничусь одной фразой. Полторанин прошел путь от едва ли не самого близкого к президенту человека до самого неприемлемого как для самого Ельцина, так и для его семьи. Разлад между этими двумя людьми случился не в силу вздорности и непредсказуемости их очень схожих характеров. Нет, и еще раз нет. Полторанин единственный из близкого ельцинского окружения, кто говорил с ним на равных. Именно это раздражало президента, но еще в большей степени его семью. Участие Михаила Полторанина в думских выборах 95-го года было своеобразным вызовом Ельцину, предупреждением, что он уходит в свободное плавание. Был ли это разрыв? Безусловно. Полторанин, возглавляя думский комитет по средствам массовой информации, сумел перессориться как с рядом редакторов крупнейших газет, так и с собственной фракцией "Демократический выбор России". Демократический романтизм - а он отличал очень многие поступки Полторанина - не позволял ему смириться со стремительным вырождением таких черт, как бескорыстие, независимость и неподкупность у вчерашних сотоварищей по демократическому фронту. Он взрывался, ссорился и даже хамил. Прослыл человеком неудобным и трудным в политическом общении. И как ни странно, именно эти черты обостренной независимости делали его очень весомым и полезным в думском сообществе. Сложись выборы иначе, Полторанин мог бы стать компромиссной фигурой на главный думский пост. Он не принимал ортодоксов из КПРФ, но ладил с центристами. Был в хороших отношениях с патриархом фракции Лукьяновым. Пошла в зачет и его ссора с гайдаровской фракцией, из которой Полторанин в конце концов вышел. Он достаточно жестко критиковал президента и премьера. Это нравилось лидерам КПРФ, и в будущем они не исключали фигуры Полторанина как компромиссной, будучи совершенно уверенными, что по социальной ориентации Полторанин более близок фракции КПРФ, нежели стремительно обуржуазивавшимся демократам. Так выглядела ситуация осенью 1995-го.
Но выборы оказались неудачными. И те многие "если", которые могли осуществить этот политический расклад, не случились. А потому варианты остались невоплощенными. Проиграли выборы Гайдар и его команда. Индивидуально, по одномандатному округу проиграл их и Полторанин. Ныне он занимается бизнесом. И остается яркой фигурой наших воспоминаний. Бунтарь с непредсказуемым характером, придирчивым взглядом и цепким разумом.
* * *
Ночь с 17-го на 18-е, заявленная на телевидении как ночь ожиданий, миновала. Мы закончили эфир в семь утра. Особых потрясний не произошло. В тот момент еще устойчиво верили, что команда Гайдара преодолела пятипроцентный барьер. Коммунисты выиграли, они должны были выиграть. Но разгромить центристов, либерально-реформаторское крыло им не удалось. Они выиграли устойчиво, с внушительным преобладанием, опередив блок Черномырдина более чем в два раза. Утром премьер поздравил Гайдара с преодолением пятипроцентного барьера. А спустя час разразился скандал. Рябовский подсчет по избирательным округам оказался излишне оптимистичным. "Выбор России" по мере подсчете голосов в арифметической последовательности, куда подавляющим массивом входила периферия, стал терять одну десятую процента за другой. В парламент прошли всего четыре партии и движения: 22% коммунисты, 11,2% ЛДПР, 9,8% блок Черномырдина и 6,6% блок "ЯБЛОКО". По первоначальным подсчетам "ЯБЛОКО" едва не нагоняло блок Черномырдина и имело 8,6%. Но затем электорат стал медленно худеть. "ЯБЛОКО" потеряло больше всех, почти 2%. И в итоге весьма сдержанно прибавило по сравнению с выборами 93-го года. Жириновский потерял почти 50% своего электората, который перетащили к себе коммунисты и отчасти КРО. Откусив часть электората, эти движения, наподобие КРО, "Державы" Руцкого, "Вперед, Россия" Федорова, "Женщин России", аграриев, не сумели отстоять своих позиций, как и блок Святослава Федорова, который вместе с Гайдаром мог бы усилить либеральное и демократическое крыло в Думе 1995 года.
* * *
Выборы прошли, началось состязание анализов. Очевидного выигрыша достигли коммунисты, став, по сути, определяющей фракцией в будущей Думе. Отныне повседневная работа парламента будет связана с воплощением их замыслов. Средства массовой информации запальчиво обсуждают перспективы движения "Наш дом Россия", насколько крепка связка Черномырдин - Ельцин. Это очень похоже на подмену действительного желаемым. Демократической прессе сверхсложно настраиваться на волну обсуждения эволюции коммунистов в сторону социал-демократии и либерализма. Хотя очень хотелось бы! Однако отторжение слишком велико. Тон прокоммунистических изданий: "Правды", "Советская Россия", "Завтра" - победно-агрессивный: мы победили, еще полшага - и гидре демократии мы свернем голову. Что же касается либерально-демократических, они словно не слышат этой коммунистической канонады и продолжают навязчиво прогнозировать заболевание либерализмом, которого коммунистам не избежать. А после этого предрекают наступление посткоммунистической эпохи. И первым называют Квасневского. Поражение Коля и Мейджора еще далеко впереди.
Все события, которые происходили со СМИ, начиная с 1989 года, когда была упразднена 6-я статья Конституции СССР и термин "правящая партия, как единая направляющая, организующая" перестал существовать, а чуть позже был принят впервые в истории Советского Союза Закон о свободе слова; так вот, после этих событий ситуация обрела характер логичной алогичности.
Для КПСС стала неприятным откровением та быстрота, с какой правоверные газеты и журналы, еще вчера послушно выполнявшие команду "к ноге!", отрекались от своих советско-коммунистических взглядов и нырнули в совершенно неведомое и классово чуждое море демократии. В одночасье коммунисты лишились едва ли не всех полпредов партии, каковыми они считали всех партийных и непартийных журналистов. Исключение составили газеты "Правда", "Советская Россия" и в то время газета "День". Родилось чувство обиды: мало того, что мы, коммунисты, без крови отдали власть, за что и поблагодарить можно, они, демократы, напротив, ожесточились еще больше и стали требовать над нами суда. Интересно, что демократы, объявившие события 1991 года революцией, настолько в это поверили, что продолжали думать и действовать по нормам революционного режима. И с первых властных шагов озлобленно крушили своих поверженных конкурентов.
Такая самодемократизация средств массовой информации оказалась главной выигрышной картой Бориса Ельцина. Большинство СМИ приняли его сторону без видимых усилий президента. В этом, если угодно, главный алогизм исторических потрясений конца 80-х - начала 90-х годов. СМИ двигались по жизни двумя параллельными колоннами. На страницы прокоммунистических газет и журналов не допускались ни либералы, ни демократы. На страницах либеральных изданий - все то же самое по отношению к оппонентам. Каждая колонна исполняла свой гимн. Причем не попеременно, а одновременно, что и создавало впечатление политической какофонии. Если предположить, что демократические реформы захлебнутся, то повторное выпрыгивание СМИ на неокоммунистический берег может оказаться трагическим.
