Николай Коняев - Устроители Святой Руси
Юный князь Александр Ярославич не растерялся в минуту грозной опасности. Когда пришло известие о высадке шведов, он первым делом отправился в храм Святой Софии.
Мерцали перед образами свечи…
В гулкой тишине звучали слова молитвы вставшего перед алтарем князя:
– Владыка прещедрый! Слыши слова похваляющихся разорити святую веру православную! Стань в помощь мне! Ты бо еси Бог наш и на Тя уповаем!
Новгородский архиепископ Спиридон благословил князя, и когда Александр Ярославич вышел из Корсунских ворот, перед которыми выстроилась его небольшая дружина, он уже знал, на какую войну предстоит идти.
Не только себя, не только Великий Новгород предстояло защитить ему. Предстояло отстоять от злого врага западные рубежи Русского православия.
– Не в силе Бог, но в правде! – прозвучали над притихшей площадью великие слова.
Грозная упругость лука, в который уже вложили стрелу, была в этих словах двадцатилетнего князя. Как стрела, пущенная рукою Господней, и устремилась навстречу врагу дружина Александра…
5
Ярл Биргер, отправляя надменное послание Александру, еще и потому так откровенно глумился над ним, что знал: силы, которыми располагает князь, не смогут противостоять его войску. Знал Биргер, что и помощи из разоренной татарами Руси не будет Новгороду.
Оставалось только дождаться немецких рыцарей, и тогда уже никому не разжать будет клещи, сдавившие северо-восток Руси…
Гордо белели на берегу шатры крестоносцев…
Привязанные бичевами к берегу, лениво покачивались шведские шнеки…
Даже и представить себе не мог ярл Биргер, что несколько часов спустя это выбранное для отдыха место превратиться в поле кровавой битвы…
Неведомо было надменному крестоносцу, что Александр уже «разгорелся сердцем… и восприим Псаломную песнь рече: суди, Господи, обидящим мя, возбрани борющимся со мною, приими оружие и щит, стань в помощь мне».
И представить не мог Биргер, что Александр двинулся в поход «в мале дружине, не сождався со многою силою своею, но уповая на Святую Троицу».
6
Когда Александр приближался к устью Ижоры, его встретил ижорский старейшина Пелгусий, крещенный в православие и нареченный Филиппом…
Пелгусию было поручено наблюдать стражу, и он всю ночь провел без сна, и на восходе солнца услышал грозный шум.
Прямо по небу плыла ладья, на которой в багряных одеждах стояли святые мученики Борис и Глеб. Руки святых лежали на раменах друг у друга, а гребцы были как бы одеты мглою.
Князь Александр, слушая рассказ ижорского старейшины, смотрел на солнце, встающее над лесом…
Там, за лесом, находился лагерь ярла Биргера.
Первые лучи уже упали на землю, согревая ее, и над землею клубился легкий дымок…
– И я слышал, – держась за княжеское стремя, рассказывал Пелгусий. – Слышал, как Борис сказал: «Брат Глеб! Вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру Ярославичу».[15]
Поверх головы Пелгусия смотрел князь на встающее солнце, и ему открывалось то, что не мог постигнуть ижорский староста… Сыновья его прапрадеда, равноапостольного князя Владимира, великие страстотерпцы, положившие животы свои, чтобы не было раздора на Русской земле, приплыли к нему на помощь.
Все выше поднималось из-за леса солнце.
Уже разгорался день 15 июля 1240 года.
День, когда празднует Русская Православная Церковь память святого равноапостольного князя Владимира, прапрадеда Александра.
Князь тронул застоявшегося коня.
– С Богом! – сказал он и взмахнул рукой.
7
Как гроза Божия, как стрела, пущенная рукою Господней, летел впереди дружины юный князь.
Подобно удару небесной молнии был его натиск.
Не успели шведы опомниться, как новгородские дружинники уже прорвались в центр лагеря.
Князь Александр «собственным копьем возложил печать» на лицо Биргера, а отрок Савва в это же мгновение подрубил топором столб, поддерживающий златоверхий шатер надменного ярла.
Преследуя бегущих шведов, дружинник Гаврила Алексич, верхом на коне взлетел по трапу на корабль за врагами. Его сбросили с конем прямо в воду, но Гаврила остался невредим и, выбравшись из воды, продолжал рубиться мечом со шведским воеводой.
Отважно крушили шведов дружинник Збыслав Якунович и ловчий князя Яков Полочанин. А новгородец Миша прорвался со своей пешей дружиной на шведские корабли и начал топить их…[16]
Разгром был полный и сокрушительный.
Остатки шведских отрядов бежали на уцелевших судах.
Так бесславно и завершился этот крестовый поход на Русь.
Потери шведов оказались огромными, а новгородцы потеряли убитыми чуть больше двух десятков человек…
Каково же было удивление дружинников, когда на следующий день они обнаружили на другом берегу Ижоры еще одну поляну, усеянную трупами врагов.
Кем были сражены они?
Не ангелом ли Господним?
И отвечая сами себе, уже как пророческие, повторяли дружинники слова князя, сказанные на Соборной площади в Новгороде…
– Нас мало, а враг силен. Но не в силе Бог, а в правде!
Глава вторая
Хваля и славя Бога, возвращалась дружина в Новгород, от которого удалось им отвести страшную беду. Впереди дружины на коне ехал князь Александр Ярославич.
Он уже был Александром Невским.
1
Александра Ярославича прозвали Невским за победу над шведами.
Но с таким же правом он мог бы носить прозвище Александра Псковского или Александра Чудского, ибо эти победы в стратегическом плане не менее значимы, нежели Невская битва, а по масштабам намного превосходят ее.
И все же народная молва не ошиблась, выбрав Александру имя.
Невская битва – это нечто большее, чем просто выигранное сражение.
Ведь шел тогда 1240 год…
Уже пал Киев – «матерь городов русских». Лучшие монгольские полководцы Субэдэй, Бурундай, Менгухан предавали огню и мечу юго-западные пределы Руси…
Немецкие крестоносцы тоже не теряли времени. В 1240 году они взяли Изборск и Псков.
Поражения, поражения, поражения…
Казалось, что раздробленная, истекающая кровью междоусобиц, сожженная татарами Русь гибнет сейчас навсегда и безвозвратно.
И тут – Невская битва!
Невская битва – это не просто победа, а явленное Господом Чудо, свидетельствующее, что страна сохранится, что Русь нужна Богу и Он возродит ее в новой силе и славе…
В духовном смысле не столь уж и значительное сражение на Неве было небесным знаком, обетованием Московской Руси, идущей на смену Руси Киевской.
Поэтому так стремительно и перешагнула новгородские рубежи слава молодого князя, ибо все увидели, что это он избран к спасению Русской земли…
И совсем не случайно, что одержана эта судьбоносная победа была на Неве, на подступах к тому граду, которому волею Петра I предстояло подняться здесь, пять столетий спустя…
И только в самом Новгороде этого значения победы Александра Невского – увы! – постигнуть не смогли.
Как водится, с честью встретили князя и его дружину, но опасность миновала, и город вскоре погрузился в обычные заботы и дрязги. Поссорившись с новгородскими боярами в ноябре того же 1240 года, князь Александр Невский вынужден был покинуть город.
Ушел к отцу в Переяславль…
2
Новгородом управляло тогда вече.
И не всегда, не всегда побеждала мудрость. Пересиливал тот, кто умел кричать громче.
Хитрость и расчет руководили боярами, выживавшими из города Александра Невского.
Слишком высоким становилось значение князя.
Слишком большое приобретал он влияние.
А зачем новгородским боярам такой князь? Теперь, когда опасность осталась позади, они собирались подобрать другого князька, незаметнее, послушнее…
Но хитрость всегда близорука.
Выжив Александра Невского из города, бояре позабыли, что в эту грозную пору Новгороду надобен не послушный князек, а полководец, который способен побеждать врагов, чтобы защитить землю…
И когда, овладев Псковом, немецкие рыцари вторглись в новгородские владения и взяли городки Тесово, Сабли, построили крепость Копорье в Водской земле, никакая боярская хитрость не способна была остановить немецкую экспансию.
Более того, папа римский Григорий IX в новой булле от 6 июля 1241 года призвал теперь уже норвежского короля содействовать «крестовому походу… против язычников в землях соседних». Новые клещи налаживал Рим, чтобы попробовать еще раз раздавить непокорную Русь.
И тогда спохватились новгородцы…
Срочно было снаряжено в Переяславль посольство во главе с архиепископом Спиридоном, чтобы призвать Александра Невского назад…
Наверное, не стихла еще обида в молодом князе.
Но не себялюбие, не злорадство жили в этом, наполненном истинной верой сердце, а подлинная мудрость и подлинное величие.
Великодушно простив нанесенные ему обиды, князь Александр Невский возвращается в Новгород, когда немецкие рыцари, облагая данью население и грабя купцов, хозяйничали уже в тридцати верстах от города.
