Дмитрий Лисейцев - Царь Борис Годунов
Совершенно иная картина представлена в тексте «Утвержденной грамоты» царя Бориса Фёдоровича. Этот документ должен был официально утвердить и придать законный вид воцарению нового монарха. Оформили «Утвержденную грамоту» через год после провозглашения Бориса Годунова царем – весной 1599 г. История обретения государя здесь дополнена важными деталями, долженствующими существенно упрочить представления о легитимности власти Бориса Фёдоровича. Из сентябрьской подкрестной записи в «Утвержденную грамоту» был перенесен с некоторой корректировкой развернутый перечень лиц, обращавшихся с мольбой к царице Ирине: в списке духовных чинов Освященного Собора появились архимандриты и игумены, а вслед за боярами перечислены дворяне, приказные люди, «христолюбивое воинство», гости и «все православные крестьяня царствующего града Москвы и всея Русския земли».
Но гораздо интереснее другое, ранее не встречавшееся в документах указание – информация о приезде в Москву для царского выбора из провинциальных городов высшего духовенства и выборных от светского населения, что уже позволяло вести разговор о правильно организованном Земском соборе. Встретив отказ от власти и со стороны вдовствующей царицы, и от ее брата, Патриарх постановил дождаться сороковин по смерти Фёдора Ивановича (этот срок истекал 17 февраля 1598 г.). За это время в Москву должны были съехаться представители высшего духовенства «еже на велицех соборех бывают». Кроме того, предстояло дождаться приезда «царства Московского служилых и всяких людей», относительно присылки которых в Москву от Патриарха были разосланы грамоты (странно, что ни одной не сохранилось; более того, даже косвенно эти грамоты с призывами прислать выборных в Москву упоминаются только в «Утвержденной грамоте»).
По истечении 40-дневного траура по умершему царю Фёдору «всем вкупе сошедшимся в царствующий град Москву митрополитам, и архиепископам, и епископам, и всему освященному собору, и болярам, и дворянам, и всяким чиновным людям, и христолюбивому воинству, и гостем, и всенародному множеству февраля в 17 день… святейший Иев патриарх… велел у себя быти на соборе». При этом Патриарх выступил от имени всех чинов, «которые были на Москве», заявив о единодушном желании видеть на престоле Бориса Фёдоровича Годунова. В ответ те, кто «приехали из дальних городов в царствующий град Москву», заявили о единодушном согласии с этой кандидатурой.
Как видно, за год с лишним, прошедшие со времени избрания на престол Бориса Годунова, идеологическая проработка официальной версии избрания нового монарха была существенно усилена. Помимо прежних аргументов – родства Бориса Годунова с царской семьей и единодушного желания всех чинов видеть его на престоле – в «Утвержденной грамоте» появляется апелляция к авторитету Земского собора, в котором приняли участие даже специально для этого присланные в Москву провинциалы.
Последнее утверждение было лукавством: мы не имеем в распоряжении ни одного документа, подтверждающего приглашение провинциалов к участию в выборах царя. Маржерет, как мы видели, категорически отрицает факт созыва для царских выборов «Штатов», да и времени для присылки выборных из провинции в Москву к 17 февраля не было просто физически. Тем не менее на «Утвержденной грамоте» Бориса Фёдоровича, заверенной приблизительно пятью сотнями подписей лиц, которые считаются участниками Земского собора, обнаруживаются «рукоприкладства» 34 провинциальных дворян из 16 городов (Бежецкий Верх, Вязьма, Галич, Дмитров, Калуга, Кашин, Кашира, Коломна, Кострома, Медынь, Перемышль, Руза, Рязань, Суздаль, Тула, Юрьев-Польской). Как видно, «провинция» представлена среди лиц, подписавших грамоту, довольно скромно, причем дворянами преимущественно подмосковных городов (самые далекие из городов, отметившихся через своих представителей на документе, – Кострома и Галич, лежащие от столицы в 350 и 450 верстах соответственно). Судя по всему, подписи на «Утвержденной грамоте» поставили дворяне, которые по разным обстоятельствам «в царствующем граде Москве прилучились» в момент сбора подписей.
Суммируя имеющиеся в нашем распоряжении данные различных источников, реконструировать картину воцарения Бориса Годунова можно следующим образом. 17 февраля 1598 г. Патриарх Иов (который, напомню, своим саном был обязан лично Борису Фёдоровичу) собрал в своих палатах высшее духовенство, бояр и, возможно, кого-то из прочих чинов Московского государства (это собрание позднее и стали именовать Земским собором). Выступив с речью перед собравшимися, Патриарх охарактеризовал горестное положение осиротевшего царства и заявил, что лучшего государя, нежели Борис Фёдорович Годунов, столь успешно управлявший страной при блаженной памяти царе Фёдоре, сыскать не удастся. Не встретив возражений своим словам, Иов предложил просить Бориса Годунова принять царский венец, тут же пригрозив отлучением от церкви всякому, кто осмелится предложить иную кандидатуру. Так «выборы» царя с самого начала стали безальтернативными.
За этим 20 февраля последовало обращение к Борису Годунову с просьбой принять «венец и бармы Мономаха». Собравшаяся у стен Новодевичьего монастыря толпа молила Бориса Фёдоровича принять скипетр и державу и править Московским государством, но тот категорически отказался, предложив выбрать царем кого-нибудь более достойного и родовитого. В случае если народ станет настаивать на его воцарении, Годунов грозил постричься в монахи. На другой день, 21 февраля, было организовано новое шествие к Новодевичьему монастырю. Злые языки утверждали, что организаторы нового «похода за царем» пригрозили тем, кто не станет усердно молить и искренне рыдать, дабы растрогать правителя, крупными денежными штрафами. Поэтому москвичи мазали глаза слюной, терли их луком, чтобы слезы катились градом. В задних рядах якобы расхаживали люди с палками, бившие тех, кто недостаточно усердно кричал, изображая всенародное горе.
Новодевичий монастырь – место пребывания Бориса Годунова в январе–апреле 1598 г., в период избрания на престол
Но вышедший к народу Борис вновь ответил отказом и даже, чтобы всем были ясны его намерения (перекричать воющую толпу было невозможно), обернул шею платком и показал, что намерен удавиться, если его станут принуждать стать царем. Ситуацию переломил Патриарх Иов, пригрозивший Борису отлучением от церкви и многочисленными бедствиями, которые обрушатся на Московское государство, если оно и далее будет существовать без царя. И только этот аргумент убедил Бориса Годунова принять столь настойчиво предлагаемый ему царский венец.
В описанных событиях многие не без оснований видят политическую клоунаду, имитацию толпой сторонников Бориса всенародного избрания и изображение самим Борисом стойкого нежелания царствовать. Такой взгляд на вещи А. С. Пушкин вложил в уста боярина Василия Шуйского:
Чем кончится? Узнать не мудрено:
Народ еще повоет, да поплачет,
Борис еще поморщится немного,
Что пьяница пред чаркою вина,
И наконец по милости своей
Принять венец смиренно согласится…
Однако следует понимать, что сама церемония избрания по представлениям той эпохи должна была выглядеть именно так: избрание должно быть всенародным, а народный избранник – начисто лишенным властолюбия. Точно так же будет отвергать в 1613 г. предлагаемую царскую власть Михаил Фёдорович Романов; таким же образом отказывались от принятия сана выбираемые духовенством Патриархи (знаменитый Никон, например, отказывался возглавить церковь трижды). Образец такого поведения, надо полагать, был вдохновлен Библией: первый из царей Израиля, Саул, когда ему был предложен венец, отказался принять его, сочтя себя недостойным такой чести.
Конечно, не все прошло настолько гладко, как хотелось бы Борису Фёдоровичу. В Боярской думе сложилась сильная аристократическая оппозиция, не желавшая допустить его воцарения. Один из ее членов, думный дьяк Василий Щелкалов, даже обращался к москвичам с речью, предлагая небывалую вещь – принести присягу не царю, а Боярской думе (правда, одобрения эта идея в народе не вызвала). В противовес боярской оппозиции действовал Патриарх Иов, опиравшийся на некоторое подобие Земского собора, а по сути на уличную толпу, послушно ходившую к Новодевичьему монастырю демонстрировать поддержку правителю. Но за кулисами «всенародных проявлений любви» к новому государю шли неприятные для него разговоры: толковали, будто бы Борис Годунов отравил «крестоносного царя» Фёдора. Говорили, что умиравший Фёдор желал благословить царским венцом одного из своих двоюродных братьев по материнской линии – боярина Фёдора Никитича или Александра Никитича Романовых. Братья проявили скромность, а вот властолюбивый правитель Борис Фёдорович якобы выхватил корону из рук умирающего государя. Поговаривали также, что после смерти царя на одном из заседаний Боярской думы боярин Фёдор Романов бросился с ножом на Бориса Годунова, после чего тот и перебрался в Новодевичий монастырь и перестал бывать в думе. В эти же самые тревожные зимние дни 1598 г. впервые прозвучали отдаленные раскаты грома будущей самозванщины. Оршанский староста Андрей Сапега, шпионы которого старательно фиксировали все циркулировавшие в Москве слухи, сообщал в одном из своих писем, что Борис Годунов, не уверенный в успехе своего избрания на престол, держал рядом с собой некоего юношу, который был удивительно похож на покойного царевича Дмитрия. В случае срыва планов занятия трона Борисом он был намерен предъявить народу «чудесно спасшегося» царевича, возвести его на престол и далее править вместо этого подставного лица.
