Сергей Павлюченков - Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа
Как вспоминал кадет П. Н. Милюков, он и его товарищи, пославшие письмо Ф. М. Достоевскому, были немало поражены, получив ответ, в котором великий писатель-славянофил советовал им искать источник прогресса не в подражании Западу, а в обращении к русскому народу, в опоре на его нравственные и творческие силы[66]. Славянофилы марксистской конфессии, начав откат от Запада, сделали упор не на русский народ, а на российское государство, не на творческие силы, а на двужильные способности русского мужика. В этом смысле Сталин явился последовательным учеником Ленина, еще более обострив противоречия большевизма. Декларативно оставаясь приверженцем марксизма, Сталин переложил в еще более долгий ящик вопрос о мировой революции, разбив левую оппозицию и провозгласив лозунг о возможности построения социализма в одной стране. Западническая идея мировой революции уже при Ленине и совершенно отчетливо при Сталине трансформировалась в славянофильскую идею всемирно-исторической миссии русского (читай: советского) народа.
Отказ от западных кредитов в виде мировой революции и опора на собственные силы означал концентрацию этих сил. А если концентрация — значит, возрастает роль государственного насилия, значит, вновь неизбежна реставрация традиционного российского государственного абсолютизма. Согласно физике, работа силы, вынуждающей тело двигаться по замкнутой траектории, равна нулю. Но в истории траектория этого движения, чудовищно искривленная идеологическим горючим, как правило, бывает прочерчена бесконечным пунктиром человеческих жертв и лишений.
Перелом в содержании большевизма был почувствован еще в те дни. В середине марта 1918 года на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов левый эсер Камков бросил Ленину обвинение:
«Только если стать на точку зрения государства в худшем смысле, если стать на точку зрения буржуазных правительств, которые в критическую минуту, не имея сил для активного сопротивления, готовы были принять какие угодно условия мира, чтобы продолжать свое господство — только с такой точки зрения мы можем принимать политику, которая предлагается рабочим и крестьянам России»[67].
Позже, в апреле на II Всероссийском съезде партии левых эсеров, Черепанов резюмирует:
«Разочаровавшись в надеждах на скорое восстание европейского пролетариата, фактический руководитель нынешнего правительства Ленин определенно повел курс на создание Советской России в кольце империалистических государств, для этого пришлось строить Советскую Республику по типу милитаристических государств… Здесь вопрос идет не об отдельном моменте ратификации мирного договора, а об общей капитуляции по всему фронту»[68].
Понятие «Брестский мир» стало символом «измены» теории ради власти, отхода от чистоты социалистической идеологии ради спасения государства. В истории Брестского мира Ленин впервые недвусмысленно проявился как «государственник», выдержав бой с еще «социалистическим» большинством ЦК своей партии. Но из этого вовсе не следует, что власть идеологии классовой борьбы окончательно рассеялась. Еще долго она будет иметь силу и будет раскручивать смертельную траекторию, еще предстоит много «брестов», заключенных большевиками ради сохранения российского общества, государства и своей власти.
Мир был подписан 3 марта в Брест-Литовске, а вскоре, с 10 на 11 марта, произошло событие не менее значительное — Советское правительство покинуло Петроград и переехало в Москву. Этот переезд стал также символичным явлением. Двести лет назад стремление Петра I сблизить Россию с буржуазной цивилизацией Европы заставило его основать столицу на берегах Невы. Отказ Ленина от ставки на помощь пролетариата Европы и боязнь европейской буржуазии позволили осуществить давнюю мечту славянофилов о возвращении столицы в Москву.
Внешне переезд оправдывался сохранявшейся опасностью германской агрессии, но существовали и другие, не менее веские причины. С конца 1917 года партия большевиков начала постепенно утрачивать поддержку в колыбели революции. Октябрьские революционные массы становились все более ненадежной средой для Советского правительства. Весной Ленин уже перестал доверять балтийским матросам. Питерские рабочие были потрясены расстрелом рабочих манифестаций в день открытия Учредительного собрания. После расправы с демонстрантами петроградские заводы охватило чрезвычайное возбуждение. На 8-тысячном митинге Обуховский завод постановил отозвать из Советов своих депутатов-большевиков и избрать других, красногвардейцев-обуховцев вернуть к мирным занятиям. Аналогичные резолюции были вынесены на Семянниковском, Александровско-паровозостроительном заводах, заводе Варгунина, Старый Леснер, Эриксон, Поля, Максвела, Николаевских ж.-д. мастерских и других предприятиях Петрограда.
Волна недоверия большевикам докатилась до революционных центров провинции. Так называемое «триумфальное шествие Советской власти» оказалось не столь триумфальным для большевиков. В городах, среди пролетарских масс усиливались меньшевистские и правоэсеровские течения. После перехода власти к Советам весной 1918 года в провинции, менее скованной контролем центрального правительства, пошел стихийный процесс отзыва депутатов-большевиков и замены их представителями меньшевиков и правых эсеров. В далеком Мурманске впервые появляется знаменитый впоследствии лозунг «Советы без коммунистов!» Особенно бурный характер антибольшевистская кампания приняла в Туле, известном пролетарском центре, где большевистский исполком был вынужден прибегнуть к подтасовкам и откровенному насилию на выборах в Совет, чтобы сохранить власть в своих руках[69].
Попытки большевиков решить важнейшие экономические вопросы с помощью репрессий и экспроприации лишь усугубляли обстановку. «Товарообман» не проходил, поэтому в Совнарком со всех концов продолжали потоком идти телеграммы, свидетельствующие об ужасном продовольственном кризисе. Например, хлебный паек апреля и мая в Кинешме, важнейшем центре Иваново-Вознесенского промышленного района, равнялся 2 фунтам муки в месяц[70]. Туркестан, лишенный русского хлеба, продолжал испытывать страшные мучения. Начались голодные бунты. Так, в Вельске Смоленской губернии был расстрелян весь местный Совет. Сообщалось, что крестьяне умоляют дать что-нибудь, хоть солому. В противном случае угрожают смести все, в том числе и Советскую власть[71].
Оставленный в Петрограде Зиновьев весь апрель бомбил Москву телеграммами типа:
«Послали десяток телеграмм… положение катастрофическое… поймите… небывало трудное… умоляем… что только можно…»[72].
По некоторым свидетельствам, весной 1918 года большевики в Петрограде уже не могли показаться ни на одном заводе. «И рабочие и обыватели доведены большевистской властью до того, что не только Дутов их не страшит, но даже немцы»[73]. Апофеозом отношений рабочих с большевиками в этот период стало столкновение голодных колпинских рабочих с красноармейцами в мае 1918 года. Неизбежным следствием поднятой большевистской властью гражданской войны и анархии является растущий голод, — говорилось в резолюции представителей 21 предприятия, съехавшихся на похороны жертв столкновения. «Рабочие вынуждены повести борьбу с существующей властью, прикрывающейся их именами и их же расстреливающей»[74]. Как мудро однажды заметил Милюков, всякая динамика революционного движения, не приводящего к цели, кончается террором.
Сразу после заключения Брестского мира стали обнаруживаться потайные мотивы и цель спешки с подписанием мира. Началась ликвидация старых революционных частей. После отъезда правительства Ленина в Москву приказом по Петроградскому военному округу было предписано начать полную демобилизацию частей округа. В ночь на 16 марта верными правительству красноармейцами были окружены казармы Преображенского полка и полк разоружен под предлогом белогвардейской агитации. Утром та же участь постигла Московский и известный по Февралю Волынский полк. Тот самый, чьи части тогда первыми перешли на сторону восставшего народа, чьи части штурмовали в Октябре Зимний и подавляли мятеж Краснова. Очень наглядная иллюстрация эволюции настроения масс за время сидения правительства большевиков в Петрограде[75].
Вскоре произошла последовательная ликвидация всех частей старой армии в бывшей столице. Таким же бесславным был конец и рабочей Красной гвардии. Национализация и экспроприация предприятий привели к тому, что они оказались на государственной дотации. Само же государство, не имея доходов, увеличило эмиссию, рубль упал в цене, развал производства привел к безработице. Красногвардейская атака на капитал закончилась такой же красногвардейской атакой на советскую администрацию. Вооруженные отряды Красной гвардии, выполнившие свою историческую миссию, стали представлять угрозу для новой власти и были ликвидированы. 17 марта в Петрограде по всем районным Советам было объявлено, что Красная гвардия распускается, а желающие могут записываться в Красную армию[76]. Начальника штаба Красной гвардии И. Н. Корнилова арестовали[77]. Старый счет был закрыт, начинался новый период революционных завоеваний.
