А. Прокопенко - Безумная психиатрия
К.: Как вы намерены вести себя после всего происшедшего?
П.: Так же, как и до сих пор — точка в точку.
К.: Какое изменение с вами за период пребывания в больнице?
П.: Вопрос непонятен.
К.: В смысле спокойствия, здоровья.
П.: Я всегда спокоен, самообладание в течение всей жизни вполне достаточное. В смысле психического состояния изменений нет никаких.
(После этого меня отвели в отделение)».
В августе 1954 года состояние Писарева в третий раз проверяла тюремная комиссия психиатров и, не смея опровергнуть диагноз вышестоящего органа судебной экспертизы, высказалась за диагноз «параноическая психопатия, подлежит освобождению через гражданскую больницу». Уже в Москве, во ВНИИ психиатрии им. Ганнушкина Писарев был признан здоровым. Верховный Суд РСФСР полностью его реабилитировал, отменил судебное решение 1953 года о назначении ему принудительного лечения и судебное решение 1954 года о снятии такого лечения ввиду «выздоровления».
История с Писаревым благополучно закончилась благодаря счастливому стечению обстоятельств, ибо нашлись принципиальные коммунисты — друзья Писарева, которые боролись за восстановление его чести и достоинства.
Писарев представил в КПК при ЦК КПСС, возможно впервые, характеристику царивших в ТПБ нравов.
Из записки Писарева в КПК при ЦК КПСС от 26 февраля 1956 года:«В 1953—54 гг., находясь в ЛТПБ, я убедился в ряде разительных фактов.
Первый факт. В ЛТПБ из 700 человек заключенных примерно около половины были в психическом отношении практически здоровыми людьми, такие как:
Б. Е. ВЕНГРИНОВИЧ,
С. Г. СУСКИН,
ПЕТРОВ-БИТОВ,
С. А. КОЛДУНОВ,
Ц. В. РАБИНОВИЧ,
А. М.ЛЕВИТИН,
К. П. ВАРГАНОВ.
Второй факт. Для отвода глаз, для оправдания незаконного существования этого рода заведений, они наполовину укомплектованы действительно душевнобольными, с глубоко разрушенной психикой: буйно помешанные, тяжелые эпилептики, прирожденные идиоты. Все такие больные в условиях ЛТПБ оставались без надлежащего ухода и лечения и находились на положении «политических заключенных»: тюремный режим, запертые камеры с решетками, отсутствие свиданий с родными; за окнами сторожевые будки с прожекторами, сотни лиц тюремной охраны в синих фуражках и т. п.
Третий факт. В дополнение к обычному тюремному персоналу в ЛТПБ находится на службе свыше двух десятков тюремных психиатров. Это — морально разложившиеся люди, соучастники расправы над невиновными. Никаким «лечением» они не занимаются. Все время у них уходит на слежку и писанину. Особенно цинично в расправе над здоровыми людьми проявляли себя главврач Прокопий Васильевич Блинов и зав. экспертным отделением Кельчевская. Мне представляется, что настоящие душевнобольные, опасные для общества, даже если они до своей болезни совершили какое-либо преступление, находятся в достаточной изоляции в психиатрических больницах Минздрава. Что касается практически здоровых людей, которые в состоянии отвечать за свои поступки, — они должны быть на свободе, если они невиновны, или, если против них имеются действительные обвинения, — в обычных тюрьмах, где они могут обычными способами защищать себя перед прокурорскими, судебными, советскими и партийными органами.
Прошу обсудить вопрос о целесообразности дальнейшего существования в ведении МВД «ежовских» мышеловок вроде Ленинградской тюремной психиатрической больницы».
Честный, но наивный человек, коммунист С. Писарев, так и не понявший до конца своей жизни, что в советской стране, которой гордился он, никогда не было ни политической, ни социальной, ни правовой справедливости и быть не могло!..
КОНОПАТКИН (имя и отчество не указал). Из показаний в КПК при ЦК КПСС 29 ноября 1956 года:
«После двух недель «следствия» в январе 1953 г. во Внутренней и Бутырской тюрьмах, жестоких угроз, матерщины, лишения сна, полуторанедельного содержания в совершенно холодной камере, возмущенный насилием и ложью следователя Голубева, я вскочил со стула… При этом столик упал и сломался, а меня перевели в санчасть Бутырской тюрьмы как якобы сумасшедшего.
В санчасти ее начальник Торубаров приказал поместить меня в холодную камеру с покрывшимися инеем стенами, в которой я находился неделю в нижнем белье. Во время обхода Торубаров задал мне тихим ехидным голосом вопрос:
— Ну, как вы себя чувствуете, больной?
— Замерзаю, — ответил я.
— Ну ничего, ничего, подлечим немножко.
После пытки холодом для меня придумали вторую: поместили в палату с сумасшедшими. Пребывание в одном помещении с буйными душевнобольными было не только необычайно тягостно, но и опасно для жизни.
— А как вы здесь себя чувствуете, больной?
— Здесь убить могут и можно сойти с ума.
— Ничего, ничего, подлечим немножко.
Подвергнув меня всем этим испытаниям, перешли к другому: начали в принудительной форме давать «лекарства», от которых сильно болела голова, учащенно сокращались мышцы всего тела и появлялись страшные боли в сердце.
В палату доносились душераздирающие крики… Это была очередная экзекуция над беззащитным человеком. Так, например, заключенный Козырев, по профессии учитель, мне позднее рассказал, что в санчасти его травили и дразнили табаком, а за его меткую характеристику одного из охранников он был вытащен из палаты, получил сильный удар в спину, от которого летел на несколько метров. Затем его втащили в резиновую камеру, вывертывали руки, избивали. У него хлынула горлом кровь; ему сделали укол и в бессознательном состоянии он валялся несколько месяцев, а впоследствии два месяца не мог нормально пользоваться руками.
В июне 1953 г. меня перевели в ЛТПБ, где поместили в 10-е отделение. Здесь я встретился с разными людьми. На 90 процентов это были вполне нормальные люди:
НИКОЛЬСКИЙ, выдающийся ученый-геофизик. Содержался отвратительно, был доведен до полного измождения. При выписке из ЛТПБ не мог самостоятельно двигаться и его выносили на носилках за ворота больницы;
ШАФРАН, геолог;
ЛАПИН, выдающийся ученый-математик.
От непосильных условий режима ЛТПБ гибли люди. Так, например, летом 1954 г. умер заключенный МАКАРОВ — член партии, революционер, которого содержали в режимных 1 и 3 закрытых отделениях. И многие другие, потому что я работал в столярной мастерской и часто видел изготовление гробов.
Волосы поднимаются дыбом от одной мысли: насколько же был несчастным человек, живший в неописуемых мучениях и умерший в стенах ЛТПБ и погребенный как ничтожество…»
Конопаткин, как и другие коммунисты, был жертвой трагического самообмана, считал, что он и его товарищи по партии, верой и правдой служившие советскому государству, были преданы врагами Отечества и что ЦК КПСС, лично товарищ Сталин разберутся в чудовищных ошибках правосудия и воздадут должное виновникам их бед.
Показания Конопаткина ценны тем, что он упоминает о тех заключенных, кто сознательно выступал против партии большевиков и советского государства и именно за это угодили за решетку тюремной психиатрической больницы МВД СССР.
Из показаний Конопаткина:
«В ЛТПБ находилось небольшое количество настоящих антисоветских людей, которые не стесняясь говорили все, что взбредет в голову:
ВИТТЕ — из Литвы. Яро и со злостью относился к порядкам советского государства. Дайте ему в руки меч и он готов никого не оставить в живых! Наши заявления об изоляции Витте были безрезультатными;
КОВАЛЕВ, в столовой всегда вел пропаганду против ЦК партии и советского правительства;
ЛЫСЕНКО, издевался над сообщениями по радио».
СУСКИН С. Г., член партии с 1929 года; с 1903 по 1906 год эсер; с 1906 по 1918 год эсер-максималист; с 1917 года сторонник Октябрьской революции; судебный работник.
Из заявления С. Г. Сускина в КПК при ЦК КПСС от 28 ноября 1956 года:
«При царизме сидел в 13-ти тюрьмах; имею возможность сравнить с условиями бериевских тюрем, где я был в 1949–1954 гг. Пытки, бесчеловечное отношение к невиновным людям при Берия не имеют прецедента.
ЛТПБ, где я провел четыре года, не являлась больницей, а представляла собой типичную тюрьму — тюремный режим, охрана МВД, решетки, колючая проволока и прожектора. Почти до последнего времени ЛТПБ была под охраной овчарок, спускавшихся с цепей на ночь и лаем не дававших заключенным, в том числе больным, спать.
