Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей
Божьим велением или нет, но это была первая христианская страна на диком западе Европы. Король Педру I, в разные времена носивший прозвища Справедливый, Мстительный, Жестокий и Влюбленный-до-Конца-Света, после того как приспешники отца застали его в укромном месте для свиданий и обезглавили его любимую метрессу, прекрасную кастильку по имени Инес де Кастро, обезумел настолько, что, едва взойдя на престол в 1357 году, разыскал убийц и смотрел, как им вырывают сердца – одному через спину, другому – из груди. Несколько лет спустя он приказал эксгумировать останки Инес, завернуть в королевские облачения и посадить рядом с собой на трон. Он заставил придворных выстроиться в очередь, и по его ужасному крику «Королева Португалии!» они должны были один за другим поцеловать костлявую руку. Наследник Педру Фернанду Прекрасный был не многим лучше. Нарушив обещание жениться на наследнице престола Кастилии, самого крупного соседа Португалии и ее заклятого недруга, он взял себе женой прекрасную, но замужнюю Леонор Телеш. Свою головокружительную карьеру преступницы Леонор начала с того, что уговорила мужа сестры убить эту самую сестру, упирая на ее неверность, а когда дело было сделано, заявила, что все выдумала. Затем она сама завела тайный роман, и когда незаконнорожденный брат Фернанду Жуан поймал ее на супружеской неверности, то состряпала письмо, которое облыжно обвиняло его в государственной измене и в результате которого его арестовали. Когда муж отказался казнить сводного брата, Леонор подделала указ за подписью короля, и Жуан избежал казни только потому, что его тюремщики заподозрили неладное и отказались исполнить распоряжение.
После смерти Фернанду Прекрасного Леонор сделалась регентшей при своей одиннадцатилетней дочери Беатриш, обрученной с королем Кастилии. Трудно сказать, кого португальцы ненавидели больше – королеву Леонор или кастильцев; а поскольку и та, и другие открыто стояли заодно, португальцы восстали и обратились к единственному человеку королевской крови, еще не запятнанному чужеземными узами. Как незаконнорожденный сын, Жуан имел очень незначительные права на корону, но при могучих телосложении и подбородке выглядел истинным королем. Покинув свое тайное убежище, он вломился во дворец королевы и собственными руками убил ее любовника. При большом стечении народа ему предложили трон, и, спросив совета у святого отшельника, – поскольку был не только патриотичным, но и благочестивым, – он его принял. Кастилия расценила это избрание как объявление войны и вторглась в Португалию; летом того же 1385 года армия Жуана разгромила всемеро превосходящие ее силы противника [94] и упрочила выживание Португалии как независимой страны.
Новой династии требовалась королева, и Жуан обратился к Англии. Англичане и португальцы были союзниками [95] еще до того, как Португалия обрела статус полноценной страны: многие крестоносцы, пополнившие ее ряды в войнах с маврами, были англичанами, а недавно страны заключили договор о вечной дружбе и взаимной защите. Невестой себе Жуан избрал Филиппу, старшую дочь Джона Гонта, герцога Ланкастерского. Гонт приходился дядей английскому королю и был самым богатым и непопулярным человеком в своей стране, и его дочь, выросшая в переездах между крепостями Ланкастеров с их полками защитников и слуг, получила непревзойденное политическое образование.
Филиппа прибыла в Португалию с должной помпой, но начало брака было малообещающим [96]. Жуан в брачную ночь не объявился, вместо него для скрепления союза в постель Филиппы улегся придворный, положив между собой и невестой меч безбрачия. Двор был настроен враждебно, в свои двадцать семь новая королева была чересчур уж стара для средневековой невесты. Однако воли Филиппе было не занимать, и вскоре она заставила знать говорить по-французски и привила ей подобающие застольные манеры. Будь то из любви или из уважения, Жуан не предпринимал ничего, не посоветовавшись с ней, и королевская чета, в которой супруги так сильно различались внешне (Жуан чернобородый и кряжистый, Филиппа белокожая, с рыжевато-золотистыми волосами и «маленькими голубыми глазами англичанки» [97]), была практически неразлучна. Что до главной ее обязанности – упрочить преемственность трона, – немолодая уже королева родила одного за другим восемь детей, из которых пятеро мальчиков и одна девочка пережили опасные годы младенчества. Она взяла на себя их воспитание, внушив им любовь к поэзии, которую усвоила на коленях у Джефри Чосера (еще она в юности изучала науки, философию и теологию) и кодекс рыцарственности, в соответствии с которым прожила всю свою жизнь. Мать принцев, которые войдут в историю как Славное поколение, была одной из самых замечательных женщин средневекового мира.
После долгих раздумий король Жуан решил отпраздновать вступление своих сыновей в пору рыцарства целым годом празднеств с пирами, танцами, играми и дарами для приглашенных из Европы особ голубых кровей.
Перспектива столь изнеженного вступления во взрослую жизнь пришлась не по вкусу самим принцам [98]. Они перешептывались, мол, их гордому роду не подобает играть в игры. Тем летом 1412 года в своем дворце среди прохладных холмов за пределами Лиссабона принцы Дуарте, Педру и Энрике держали совет. Старшему Дуарте было двадцать дет, младшему Энрике едва исполнилось восемнадцать. Они решили пойти к отцу и попросить придумать что-нибудь более подходящее, что-нибудь, что подразумевало бы «великие подвиги, отвагу, смертельные опасности и пролитие вражеской крови» [99], когда вошел один министр короля. Принцы ему доверились, и он набросал план.
Его слуга только что вернулся из Сеуты, куда был послан получить выкуп за группу мусульманских пленников, захваченных в открытом море. Португальские сеньоры и даже епископы, как и их собратья по всей Европе, не считали ниже своего достоинства временами заниматься прибыльным пиратством, впрочем, не чурались этого и их враги. Мусульманские корсары веками терроризировали Европу; их дурная слава была так велика, что африканское побережье Средиземноморья еще долго будет известно по имени берберских пиратов как Берберия.
Через семь столетий после того, как исламская армия вскарабкалась на южный Геркулесов столб и алчно уставилась на Европу, название Сеута еще сохраняло свой символический смысл. Возвращение ее христианскому миру стало бы актом изощренной мести. А кроме того, указал министр, она была баснословно богата, и добавил, что однажды уже выдвигал эту идею, но тогда король только посмеялся.
К тому времени Сеута превратилась в крупный торговый порт. Ее знаменитые зернохранилища полнились пшеницей, выращенной вдоль Атлантического побережья Марокко. У ее сухопутных ворот заканчивались караванные пути из Сахары, по которым поступали слоновая кость, черное дерево, рабы и золото. Еврейские, итальянские, испанские купцы регулярно заходили в ее порт для торговли. Вдоль берега выстроились фактории, комплексы зданий, в которых купцы жили, хранили свои товары и заключали сделки. Временами накал религиозных страстей возрастал, и жизнь иностранцев становилась затруднительной, но Сеуту едва ли можно было считать рассадником радикалов. Изгнавшая альмохидов из Марокко династия Маринидов объявила джихад против испанцев и оккупировала несколько прибрежных городов, включая сам Гибралтар. Но начиная с 1358 года, когда султана задушил его собственный визирь, Марокко погрузился в безнадежную анархию.
Для принцев – помимо приятных перспектив добычи и славы – довольно было и того, что Сеута город неверных. Троица отправилась прямиком к отцу, но тот опять расхохотался. Несколько дней спустя они попытали счастья снова, на сей раз вооружившись перечнем оправданий и аргументов. Они указывали, что нападение на Сеуту позволит им заслужить рыцарские шпоры в реальном сражении. А еще позволит рыцарям и сеньорам страны попрактиковаться в рыцарских умениях, которым грозит опасность заржаветь, ведь после изгнания мавров и мира с Кастилией они оказались в пагубном положении, когда у них нет врага, с которым можно было бы воевать. Война, по выражению старшего из братьев, «отличное упражнение в оружии, через отсутствие которого были утрачены многие люди и королевства, но которое послужит также, дабы отвлечь наших подданных от праздности, коей недостает добродетели» [100]. Кроме тогo, имея крестьянское население около миллиона человек, Португалия была слишком мала и слишком бедна, чтобы содержать рыцарское сословие в подобающей роскоши, а новый крестовый поход открывал новые перспективы грабежа. И, что равно важно для людей, выросших на богобоязненной рыцарственности, эта война докажет остальному миру, что Португалия так же решительно и громогласно, как и любая другая христианская страна, заявит о своей ненависти к неверным.
