Михаил Сарбучев - Крест против Коловрата – тысячелетняя война
В историях «про татар» постоянно идет противопоставление – «правильные» христиане и «неправильные», «другой веры» (то ли христиане, то ли мусульмане, то ли язычники/еллины). Ясно. Христианская церковь на Руси до начала становления Московского царства, безусловно, имела огромное влияние, но это влияние не было тотальным. В странном конгломерате русских княжеств, объединенных военным правлением (что в дальнейшем было названо «монголо-татарским игом»), оказывается, было место для «разделения властей». Можно говорить, что руководимая греческими митрополитами, посвященными в сан еще в Византии и получившими ярлык на митрополитство от хана, Церковь на Руси тогда практически не зависела от светской власти. Так же и светская власть не зависела от нее. Княжеская власть не была «самодержавной», ярлыки на княжение выдавались в той же орде. Но и власть «ханов» /«царей» также не была безгранична (вассал моего вассала – не мой вассал!). Какое-то время эта система сдержек и противовесов работала. Прибавим сюда вечевые традиции горожан, значение казачьего круга и выборность атаманов у казаков, которых обозвали «монгольскими татарами», и мы получим очень мощное поле противодействия феодальным порядкам. По существу, способ производства уже давно стал «феодальным», а «надстройка» так и осталась в парадигмах греческих античных полисов. И здесь роль Церкви меняется. Если экономика Руси до XV–XVI веков носила многоукладный характер, то с увеличением доли Христианской церкви в экономической жизни общества феодальная ее составляющая возрастала. Можно смело сказать, что именно благодаря Церкви – крупнейшему феодалу – Русь превратилась в феодальное государство – Московию. Поскольку церковные земли были ограждены от вмешательства государственных властей, как «татарских», так и русских, они привлекали все больше крестьян, и доля их производства в общем сельскохозяйственном продукте постоянно росла. Это особенно справедливо в отношении монастырских владений. Уровень процветания, достигнутый Православной церковью к концу первого века монгольского владычества, носил беспрецедентный характер. И вот на одной чаше весов у нас поэтические строки Александра Блока:
Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..
и фильм Тарковского «Андрей Рублев», а с другой – сотни предметов материальной культуры, десятки храмов и монастырей, созданных, а вовсе не уничтоженных в это время. Я уже не говорю о том, что те, кто хотя бы раз видел, как в русском православном храме обустроен вход, должны понимать, что не то что табун, но и одну-единственную пони-то туда «загнать» проблематично. С одной стороны, «убиенные за веру» Михаил Черниговский и суздальские монахи, с другой – увеличение числа монастырей в разы. Русское монашество, которое в «домонгольский» период развивалось довольно медленно и в основном за счет поддержки «материнской» Греческой церкви, а вот в годы «ига» быстро превратилось в доминирующий элемент в экономической и политической жизни страны.
Церковь святого Мамонта
Сегодня мы являемся свидетелями, как различные народы «творят» собственную историю под «задачи текущего момента». Творят-то этот фальсификат вовсе не народы, а элиты под определенные задачи. Весьма часто интересы этих элит лежат за пределами границ обитания народа. Как много сейчас стало появляться «свидетельств» былого величия «и ныне диких» племен. Фальсификаторы уже не стесняются вообще ничего. Здравый смысл растоптан и распят. Недавно в СМИ промелькнули сведения о «реституции ценностей». Монголия (!) вернула России некие предметы, якобы похищенные «завоевателями» (местными татарами): нательный золотой крест, икону в окладе и еще что-то. Фантастика! Как эти ценности хранились столько лет в стране, где музейное дело едва ли насчитывает больше столетия? Смешно? Наверное, было бы смешно, если бы не было так стыдно! Особенно стыдно перед бароном Унгерном, из чьего обоза, скорее всего, и возникли эти «находки». Стыдно совсем не перед Европой, а уже и перед Азией, и Африкой. Но в квадрате стыдно за общество, которое не закидало редакцию СМИ, опубликовавшего ТАКОЕ, тухлыми яйцами и не потребовало дисквалификации клоунов. Пипл уже, похоже, готов «хавать» любую ахинею типа «Монгола» и «Орды». Хотя кое-кто уже начинает прозревать. Из рецензии на «Орду» в одном из интернет-кинофорумов: «Фильму удалось не то чтобы объяснить закат монгольской империи, сколько загадать еще большую загадку – а как она при таких нравах вообще умудрилась этой самой империей стать?» И ведь находится на все это финансирование! Процесс идет в двух направлениях. С одной стороны, обвально открываются «артефакты», подтверждающие «великое прошлое», а с другой – народы, у которых это прошлое действительно есть, обрабатываются в том ключе, что особо гордиться-то вам нечем. Что можно «спрятать», то спрятали, что невозможно спрятать, нужно соответственно откомментировать, чтобы не вздумали строить собственные исторические парадигмы, мешающие метрополии.
Казалось бы, метрополией на постсоветском пространстве принято считать Россию, но все происходит ровно наоборот. Основной «научный» дискурс последних 100 лет как раз связан с весьма уничижительными интерпретациями русской истории. Причем самих артефактов и текстов, доказывающих обратное, вполне достаточно. Не все они сожжены, не все нечитаемы и фальсифицированы. Но состояние самой исторической науки порой поражает. Эта недобрая «традиция» пошла еще со времени бывшего СССР. Учитывая «ленинские заветы», сегодня называемые в цивилизованном мире «обратной дискриминацией»[6], согласно которым каждый народ имел право на собственную идентичность, кроме русского, и строилось это «изучение»35. Древние тексты – мощная база для обретения национальных кодов, а стало быть, надо сделать так, чтобы никому в голову не пришло ими всерьез заняться. Один только уровень перевода чего стоит!
Берем многострадальную ПВЛ в переводе почти что канонизированного у нас (имеется в виду не церковным, а научным сообществом) академика Д.С. Лихачева. «Аще ускочит челядинот Руси по нь придуть въ страну царствия нашего, и у святаго Мамы аще будеть, да примут й» (это из очередного русско-греческого договора. Перевод. «Если убежит челядин у русских, то пусть придут за ним в страну нашу, и если окажется у святого Мамонта, то пусть возьмут его…» И тишина… нет вообще никаких комментариев. Судя по всему, для переводчика Мамонт – это имя, если не, хуже того, прозвище. Он полагает, что никаких комментариев просто не требуется. Ну, некий неизвестный «святой Мамонт» (Слон, Бык), видимо, был большой…
Вообще-то есть созвучное греческое имя, но пишется оно МамАнт[7]. Прозвище от «мамонт» (древний слон с хоботом, поросший шерстью) в X веке появиться просто не могло, поскольку первого мамонта нашли в 1799 году близ устья реки Лены. Кости мамонтов, попадавшиеся, до этого считались средневековыми учеными доказательством существования великанов, а нескольким костям повезло даже стать «мощами св. Христофора». Современное слово «мамонт» специалисты выводят от мансийского «манг онт» – «земляной рог» (есть и другие этимологии). Но никакого отношения к греческому они не имеют. Из русского языка слово попало во многие европейские языки, в частности, в английский (в форме Mammoth). Греческое слово Мама, написанное русскими буквами в тексте, причем в оригинале он, скорее всего, шел без разделения на слова и обозначения прописных букв, значит «материнский», «сосущий материнскую грудь», от позднего µαµµα («мамма») – «мать». По контексту – кто «святой» может «сосать материнскую грудь»? Есть только один вариант ответа. Церковь «святого Мамы» должна переводиться как церковь Святой Богородицы. Но и это еще не совсем точный перевод! В христианской иконографии есть достаточно редкая, но тем не менее вполне каноничная икона «Богородица-Млекопитательница». Известен также текст тропаря: «Тропарь, глас 3. Без Семене от Божественнаго Духа, волею же Отчею зачала еси Сына Божия, из Отца без Матере прежде век Суща, нас же ради из Тебе без отца бывша, плотию родила еси и Младенца млеком питала еси (выделение мое. – М. С.), темже не престай молити избавитися от бед душам нашим». Более чем очевидным переводом становится – «церковь Святой Богородицы-Млекопитательницы». Или, еще точнее, «иконы Святой Богородицы-Млекопитательницы». Знаем ли мы примеры названия храмов по имени икон? Сколько угодно. Храм иконы Божьей Матери «Всех Скорбящих Радость» (Москва. Б. Ордынка). Также известен как Спаса Преображения. Храм иконы Божией Матери «Скоропослушница» на Ходынском поле (Москва). В обиходе часто называется «Храм Скоропослушница». Храм Владимирской иконы (Куркино) и пр. Таким образом, только одно правильно переведенное слово позволяет нам установить как минимум локацию событий и их очень важный в данном случае контекст.
