Сергей Пушкарев - Россия в XIX веке (1801-1914)
{67} Дать общую картину положения крепостного крестьянства невозможно, ибо положение крестьян - в сотне тысяч помещичьих вотчин - было чрезвычайно пестро разнообразно и подвержено переменам, в зависимости как от характера владельцев, так и от множества иных местных условий. Вождь декабристов Пестель (ненавидевший, как известно, крепостное рабство) говорит в "Русской Правде" (гл. 3) : "Весьма различно положение, в котором находятся различные дворянские крестьяне. У самых добрых господ они совершенным благоденствием пользуются; у самых злых - они в совершенном злополучии обретаются. Между сими двумя крайностями существует многочисленное количество разнообразных степеней злополучия и благосостояния".
Не имея возможности дать общую и полную картину жизненных условий крепостного крестьянства, мы можем лишь приблизительно наметить области наибольшего "злополучия" и относительного "благоденствия". В наихудшем положении находился класс "дворовых людей", составлявший в середине XIX века около 10% 20-миллионной массы крепостного крестьянства. Лишенные собственного дома и хозяйства, постоянно на глазах у барина, подверженные всем прихотям и капризам господского произвола, нередко изнуряемые длительной работой (особенно дворовые девушки), они, в то же время, получали скудную (и не всегда доброкачественную) пищу и третировались как "дармоеды"...
{68} Крестьяне собственно разделялись на две основные группы оброчных, плативших господину лишь определенную денежную сумму, и барщинных, обязанных работать на господском поле. Численное отношение тех и других было различно в губерниях черноземных и нечерноземных и изменялось со временем. В конце XVIII в., по исчислениям В. И. Семевского, в черноземных губерниях Великороссии было 26% крестьян оброчных и 74% барщинных; в нечерноземной полосе - 55% оброчных и 45% барщинных; во всех великороссийских губерниях было 44% оброчных и 56% барщинных крестьян. К концу 50-х годов % оброчных крестьян в нечерноземных губерниях значительно повысился и дошел в Московской губернии до 68%, во Владимирской до 70%, в Ярославской - до 90%. В черноземных губерниях, наоборот, несколько повысился % барщинных крестьян.
Положение оброчных крестьян было, в общем, значительно более благоприятным, чем положение барщинных. Они имели большие земельные наделы, ибо помещики в нечерноземных губерниях часто вовсе не вели сельского хозяйства и отдавали все удобные земли в пользование крестьян. Затем оброчные крестьяне пользовались, обыкновенно, значительной долей самоуправления. Значительная часть населения оброчных вотчин центральной промышленной полосы уходила на заработки в "отхожие промыслы". Правда, суммы оброчных платежей в течение первой половины XIX века в разных местностях были {69} значительно повышены и падали на крестьянский "бюджет" нередко тяжелым грузом.
Положение крестьян в барщинных вотчинах было во всех отношениях хуже, чем положение "оброчников". Вмешательство господ в крестьянскую жизнь и хозяйство было здесь неизмеримо более чувствительным. Управляли этими вотчинами или сами господа непосредственно (если они проживали в деревне), или наемные управители, или назначенные из крепостных бурмистры. Крестьяне должны были работать на барской пашне, причем нормальной считалась трехдневная барщина, но в очень многих имениях существовал еще один "поголовный день" в неделю (иногда это было воскресенье, после обедни), когда все крестьяне должны были работать на господском поле; в некоторых вотчинах от крестьян требовалась 4-х или 5-ти дневная барщина, и тогда крестьянам приходилось на своих полях работать по праздникам или по ночам. Наконец, в некоторых имениях (это были, впрочем, исключительные случаи) крестьяне, получая от господина пропитание ("месячину"), работали на господских полях все 6 дней в неделю.
Кроме рабочей повинности (иногда и сверх оброка) крестьяне обычно платили господину "столовый запас" - баранов, гусей, кур, яйца, ягоды, грибы, - и исполняли подводную повинность (по перевозке продуктов барского хозяйства).
Среди барщинных крестьян особенно тяжелым было положение их у "мелкопоместных" владельцев, где эксплуатация крестьянского труда
была особенно сильной и господское вмешательство в крестьянскую жизнь особенно стеснительным.
Тяжелое положение крепостного крестьянства нередко вызывало крестьянские волнения, отказы в повиновении помещикам и попытки жалоб "высшему начальству". В царствование Николая I насчитывается историками до 600 случаев крестьянских волнений, из которых около половины были подавлены с помощью воинских команд.
(Нужно, впрочем, иметь ввиду, что выезжавшие для "усмирения" губернаторы, исправники и жандармские штаб-офицеры или проявляя усердие не по разуму, или, желая выслужиться перед высшим начальством и "схватить" лишнюю награду за свою "распорядительность", превращали в "бунты" такие действия крестьян, которые на самом деле не имели ничего общего с восстаниями, - отказ от повиновения помещику или попытка коллективной жалобы высшему начальству - всё это уже почиталось за "бунт".).
{70} Нередки были и случаи индивидуальных расправ крепостных со своими господами: за 20-летие с 1835 до 1855 г. известно около 150 случаев убийств помещиков крепостными и около 75 случаев покушений на убийство.
Отношение русского общества к крепостному праву было двояким: громадное большинство помещиков и николаевской бюрократии усматривало в крепостном праве один из "исконных устоев" русской жизни и считало недопустимым освобождение крестьян, особенно с землею, во-первых потому, что это было бы нарушением "священных прав собственности", а во-вторых, потому, что освобождение крестьян грозило бы тяжелыми политическими потрясениями, ибо крепостное право тесно связано с самодержавием, и помещики служат главной опорой царского трона.
Цвет дворянской интеллигенции - декабристы - ненавидели "крепостное рабство" и требовали его уничтожения. В николаевское царствование большинство "разночинной" интеллигенции и неширокие круги интеллигенции дворянской ("западники" и "славянофилы" одинаково) относились отрицательно к крепостному праву и желали освобождения крестьян, но обсуждение крестьянского вопроса в печати находилось под строгим цензурным запретом. Однако, изгнанный из области политики и публицистики, крестьянский вопрос проник в русское общественное сознание через "окно" художественной литературы.
В 40-х гг. появляются в печати повести Григоровича ("Деревня" и "Антон Горемыка"), "Записки охотника" Тургенева и ряд других произведений (Герцена, Щедрина, Писемского, Некрасова), которые привлекают внимание русского общества к "горькой судьбине" страждущего под игом крепостного бесправия "младшего брата". - "В результате этого {71} литературного движения - к концу 50-х гг. - не только был окончательно завоеван для русской литературы русский "мужик", не только найдены для его изображения правдивые художественные краски, но и для самого "мужика"-человека были завоеваны в общественном сознании его человеческие права" (Вел. Реф., III, 266).
При Александре I произошли серьезные изменения в положении крепостного крестьянства прибалтийских губерний. В 1804 г. было издано "Положение для поселян Лифляндской губернии", регулировавшее отношение крестьян к земле и к помещикам. Крестьяне превращались в наследственных владельцев их земельных участков.
Их повинности и платежи за землю определялись законом или постановлениями "ревизионных комиссий".
Крестьянам предоставлялись личные гражданские права, вводилось крестьянское самоуправление и крестьянский суд. - В 1805 г. подобные же "положения" были выработаны и утверждены для Эстляндской губернии.
Однако, прибалтийское дворянство скоро почувствовало себя стесненным новыми "положениями" и стало добиваться их пересмотра. Соглашаясь на предоставление крестьянам личной свободы, дворянство (или "рыцарство") прибалтийских губерний требовало признания земли полною собственностью дворян, и правительство пошло навстречу этим домогательствам. 1-ая статья "Учреждения для эстляндских крестьян", изданного в 1816 г., гласила: "Эстляндское рыцарство, отрекаясь от всех доселе принадлежащих ему крепостных наследственных прав на крестьян, ...предоставляет себе токмо право собственности на земли".
Однако в этом "токмо" заключалось весьма многое! Крестьяне, сделавшись лично свободными, но не получивши никаких земельных наделов, попали в полную экономическую зависимость от помещиков и должны были превратиться в арендаторов помещичьей земли, или в батраков в помещичьих хозяйствах. На таких же условиях были "освобождены" в 1817 г. крестьяне Курляндской губ., а в 1819 г. - крестьяне в Лифляндской губ. и на острове Эзеле.
При Николае I было подготовлено и затем осуществлено - при содействии энергичного {72} генерал-губернатора Юго-западного края Бибикова - введение в Юго-западном крае "инвентарей", определявших платежи и повинности крестьян в соответствии с находящимися в их пользовании земельными участками. В 1847 г. вступили в силу "Правила для управления имениями по утвержденным для оных инвентарям в Киевском генерал-губернаторстве" (в состав которого входили губернии Киевская, Волынская и Подольская, где большинство помещиков были поляки).
