Олег Жиганков - Григорий Распутин: правда и ложь
И Христос страдал, и при кресте тяжела была минута. И крест Его остался на любящих Его и повседнесь пребывает, кто терпит за Христа. И враги посейчас есть и ловят и распинают истинных Христиан. Господи, тысячами ополчились на меня (Пс 93:3): „Доколе, нечестивые торжествовать будут, покажи птенцов Божиих. Скоро запугаешь, а духовно не отнять. Помните, юноши, как нас учит храм: слуха зла не убоимся, избавь меня, Господи, от человека злого, сохрани меня от притеснителя! О, как ополчились враги мои!..“»
Псалом 88 стих 51. «Господи поруганье рабов Твоих, которое я ношу в недре моем от всех сильных народов. Как поносят враги Твои, Господи, как бесславят слезы Помазанника Твоего. О, горе! Скажите нам, мы убили праведника: он не злословил нас, пойдем — покаемся, солнце померкло, и света уж нет! Поздно!.. А праведник от гонения цветет, и Бог его учит и славит красотой премудрости. Не скучай, душа, что поносят, крепись!.. Теперь копьями не мучат, а словами — больнее стрелы. И все стрелы слов больнее меча. Боже! Храни Своих!» (4 декабря 1910 года, СПб.)
О церковной власти. «В монашестве же нет спокойствия, а есть борьба: то с собственным телом, то с мирским духом. Разве это праведники, что в клобуках состязаются из-за Патриаршего Престола?.. Антоний Волынский, Сергий Финляндский!.. Разве этого нужно им искать и указывать? Нужно, чтобы Духом прониклись все и сами указали на человека: вот Патриарх. А такого нет, и его не выдумаешь. Подобрать можно по росту, по красноречию, так чтобы подходил к правительству, но чтобы Патриарх своим духом покрывал весь народ и чтобы в него и православные, и иноверцы поверили, — для этого нужно родиться и тихо, незаметно вырасти»[61].
В этой же беседе Распутин изложил свою программу: «А ты спасай самого себя. И как только ты почувствуешь, что ты в себе, как река в берегах, до краев — вот тогда все покажется ненужным: и слава, и деньги, и карьера. Советую ни на кого не обращать внимания. Никого не наставляй, но никого за ошибки не карай — и думай о спокойствии души. И тогда все вокруг тебя станет спокойно и ясно, и все прояснятся. Меня как поносили, чего только не писали обо мне, и врагов у меня все-таки нет; кто не знает меня, тот враг. Никому ничего худого не делаю, ни на кого не питаю злобы и весь на виду. Вот, как облака, проходит и злоба на меня, я не боюсь ее; поступай так и ты, и другой, и третий. Вот тебе и спасение в самом миpy…
Болтают обо мне зря, пишут неизвестно что, и больше худое. Но и помочь им я не могу. Слепые света видеть не могут, и Царствие Божие открывается только тем, кто подходит друг к другу, как дети. Другой заповеди я не имею и не ношу. А чтобы тебе было ясно, кто я, я скажу: я — Распутин»[62].
О прощении. «Как дыроватый мешок не сохранит в себе жита, так и мы ежели не будем друг друга прощать, а будем замечать в другом ошибки, сами же находиться к нему во злобе, то есть судить. Нам бы надо со смирением за ним заметить ошибки, да уласкать его, как мать сердитое дитя: она все примеря приберет и всяким обманом и ласками не даст ему кричать.
Хорошо бы и нам найти пример с этой матери. Найти и обласкать падшего, а наипаче быть самому осторожным и прошедши все опыты быть близко к Богу и показать свой пример и не от одной буквы, а быть на деле самому» (из «Жития опытного странника»).
Духовная сила и светлый ум. «Светлый ум — потому уметь Бога любить. Любовь Его целомудренная и ровныя, как весы! О! Часто изменяются весы — назвать прелесть. Прелесть така тонка, что о ней и слов не найдешь, — более чем паденье, искушение сейчас на виду всем, и сам увидишь и раскаешься. Но прелесть не увидишь, как в сору — мак, так и прелесть. Прелесть — покушал две ложки, а третья прелесть, то есть чувствует человек сыт, и довольно, а мы — еще — вот и прелесть в малой форме. Прелесть: помыслил — гульнул. Прелесть — не поговорил с братом, — прелесть в большой форме. Прелесть, когда охота молиться, а не молишься, и когда неохота не приневолишь себя — прелесть. Когда не получил просимого, — это прелесть своего рода. Прелесть людей считать грешными. Душа скрыта от грешных, а читают подвижники, и то за это впадают в грех, потому что не всегда в любви. А знание умолкнет и пророчество укротится, но истинная любовь никогда…»
«А вся прелесть от осуждения: как осудил и попал, — его же грех повторил со сладостью — это в большой форме прелесть, а зайдет в обманчивость, не будешь помнить, что делаешь. Прелесть всегда кажется новой, что и бывает». (Декабрь 1910 года, СПб.)
Об обретении мудрого мышления и слушании голоса Божия. «Первым мыслям давать значение — прелесть в большой форме, потому что бес всегда старается уловить на первых мыслях необдуманно. Обдумать нужно, но мудрить нельзя — прелесть в большой форме. Бойся разного предчувствия, потому более от лукавого, бойся всего — вот прелесть.
Предчувствия Божии не такие ясные, но благодатные, и голос мал, но долго звучит. Спроси себя, от Бога ли звук, и помолись, потом поверь, — сходи в храм, помолись, — продолжай тихому голосу верить. А от беса голос звучный и радостный, но беспокойный, и Бога будто слышишь, ясно, но мучительно, — это знай, бес». (Декабрь 1910 года, СПб.)
Бóльшая часть изречений Распутина — о гонениях и пользе гонений для души праведника:
«Господи, как умножились враги мои!.. Многие восстают на меня… В гоненьях Твой путь, Ты нам показал крест Твой за радость… Дай терпение и загради уста врагам…».
«Творец! Научи меня любить! Тогда мне и раны в любви нипочем, и страдания будут приятны».
«Боже, я — Твой, а Ты — мой, не отними меня от любви Твоей!».
Князь Жевахов оставил в своих воспоминаниях запись одной из проповедей Распутина:
«„Чтобы спасти свои души, надоть вести богоугодную жизнь“, — говорят нам с амвонов церковных священники да архиереи… Это справедливо… Но как же это сделать?.. „Бери ‘Четьи-Минеи’, жития святых, читай себе, вот и будешь знать, как“, — отвечают. Вот я и взял „Четьи-Минеи“ и жития святых и начал их разбирать, и увидел, что разные святые только спасались, но все они покидали мир и спасение свое соделывали то в монастырях, то в пустынях… А потом я увидел, что „Четьи-Минеи“ описывают жизнь подвижников с той поры, когда уже они поделались святыми… Я себе и подумал — здесь, верно, что-то не ладно… Ты мне покажи не то, какую жизнь проводили подвижники, сделавшись святыми, а то, как они достигли святости… Тогда и меня чему-нибудь научишь.
Ведь между ними были великие грешники, разбойники и злодеи, а про то, глянь, опередили собою и праведников… Как же они опередили, чем действовали, с какого места поворотили к Богу, как достигли разумения и, купаясь в греховной грязи, жестокие, озлобленные, вдруг вспомнили о Боге да пошли к Нему?! Вот что ты мне покажи… А то, как жили святые люди, то не резон; разные святые разно жили, а грешнику невозможно подражать жизни святых. Увидел я в „Четьи-Минеи“ и еще, чего не взял себе в толк. Что ни подвижник, то монах… Ну, а с мирскими-то как? Ведь и они хотят спасти души, нужно и им помочь и руку протянуть. Значит, нужно прийти на помощь и мирянам, чтобы научить их спасать в миру свои души. Вот, примерно, министр царский, али генерал, али княгиня какая, захотели бы подумать о душе, чтобы, значит, спасти ее… Что же, разве им тоже бежать в пустыню или монастырь?! А как же служба царская, а как же присяга, а как же семья, дети?!
Нет, бежать из мира таким людям не резон. Им нужно другое, а что нужно, того никто не скажет, а все говорят: „Ходи в храм Божий, соблюдай закон, читай себе Евангелие и веди богоугодную жизнь, вот и спасешься“. И так и делают, и в храм ходят, и Евангелие читают, а грехов, что ни день, то больше, а зло все растет, и люди превращаются в зверей… А почему?.. Потому, что еще мало сказать: „Веди богоугодную жизнь“, — а нужно сказать, как начать ее, как оскотинившемуся человеку, с его звериными привычками, вылезть из той ямы греховной, в которой он сидит; как ему найти ту тропинку, какая выведет его на чистый воздух, на Божий свет. Такая тропинка есть. Нужно только показать ее. Вот я ее и покажу.
Спасение в Боге… Без Бога и шагу не ступишь… А увидишь ты Бога тогда, когда ничего вокруг себя не будешь видеть…
Потому и зло, потому и грех, что все заслоняет Бога и ты Его не видишь. И комната, в которой ты сидишь, и дело, какое ты делаешь, и люди, какими окружен, — все это заслоняет от тебя Бога, потому что ты и живешь не по-Божьему, и думаешь не по-Божьему. Значит, что-то да нужно сделать, чтобы хотя бы увидеть Бога… Что же ты должен сделать?..
После службы церковной, помолясь Богу, выйди в воскресный или праздничный день за город, в чистое поле… Иди и иди все вперед, пока позади себя не увидишь черную тучу от фабричных труб, висящую над Петербургом, а впереди прозрачную синеву горизонта… Стань тогда и помысли о себе… Каким ты покажешься себе маленьким, да ничтожным, да беспомощным, а вся столица в какой муравейник преобразится перед твоим мысленным взором, а люди — муравьями, копошащимися в нем!.. И куда денется тогда твоя гордыня, самолюбие, сознание своей власти, прав, положения?.. И жалким, и никому не нужным, и всеми покинутым осознаешь ты себя… И вскинешь ты глаза свои на небо, и увидишь Бога, и почувствуешь тогда всем сердцем своим, что один только у тебя Отец — Господь Бог, что только одному Богу нужна твоя душа, и Ему одному ты захочешь тогда отдать ее. Он один заступится за тебя и поможет тебе. И найдет на тебя тогда умиление… Это первый шаг на пути к Богу.
