Олег Гордиевский - КГБ
К началу века, если не раньше, дипломатическая разведка, получавшая информацию из расшифрованных сообщений и украденных из посольств документов, оказывала существенное влияние (хотя до сих пор этот вопрос мало изучен) на царскую внешнюю политику. С 1898 по 1901 год Россия предпринимала постоянные шаги к тому, чтобы убедить Германию в целесообразности подписания секретного договора, разделяющего сферы влияния в Турецкой империи и закрепляющего давние притязания России в проливе Босфор. Эти попытки были прекращены в конце 1901 года, когда в результате расшифровки немецкой переписки стало ясно, что немецкое правительство не намерено подписывать этот договор. Об этом и было сообщено русскому послу в Берлине в телеграмме министра иностранных дел России графа Ламсдорфа. На протяжении всего периода правления Николая II Россия занимала лидирующее положение в области перехвата и расшифровки дипломатической почты. Великобритания, Германия, Соединенные Штаты и большинство менее влиятельных государств вообще не имели подобной службы вплоть до Первой мировой войны. Австрийская служба перехвата, главным образом, занималась военной корреспонденцией. Единственным серьезным конкурентом России в этой области была ее союзница Франция. В течение двадцати лет до начала Первой мировой войны «черные кабинеты» Министерства внешних сношений Франции и службы безопасности «Сюрте» успешно работали над расшифровкой дипломатических кодов и шифров большинства ведущих держав. В то время как русским удавалось разгадывать некоторые французские дипломатические коды и шифры, русская дипломатическая переписка оставалась совершенно недоступной для французов (хотя они и добились некоторых успехов в расшифровке кодов и шифров заграничной агентуры).
Летом 1905 года, в последние дни русско-японской войны и франко-германского кризиса в Марокко, Россия и ее союзница Франция в течение короткого периода сотрудничали в области перехвата и расшифровки секретной информации. В июне 1905 года русский посол, по указанию своего правительства, передал французскому премьер-министру Морису Рувье копию расшифрованной немецкой телеграммы, связанной с марокканским кризисом. Для Рувье эта телеграмма имела настолько большое значение, что он отдал указание «Сюрте» передать иностранному отделу «охранки» всю японскую дипломатическую переписку, которую только удалось перехватить и расшифровать «черным кабинетом» французской службы безопасности. Телеграммы, посланные начальником заграничной агентуры Мануйловым, содержащие расшифрованные японские документы, были, в свою очередь, перехвачены и расшифрованы «черным кабинетом» французского Министерства внешних сношений. Будучи в неведении относительно того, что эти документы были переданы русским по указанию премьер-министра, в Министерстве внешних сношений решили, что произошла серьезная утечка информации в системе безопасности кодирования и шифров, и отделу шифровок был отдан приказ прекратить все контакты с аналогичным отделом «Сюрте». В результате нелепой ошибки, порожденной коротким периодом сотрудничества между французской и русской службами перехвата, «черные кабинеты» Министерства внешних сношений и «Сюрте» в течение последующих шести лет напряженно работали абсолютно независимо друг от друга, иногда перехватывая и расшифровывая одни и те же дипломатические телеграммы. С тех пор Россия и Франция ни разу не обменивались перехваченной информацией.
Это досадное недопонимание, возникшее в результате неразберихи в действиях французских служб перехвата, оказало серьезное отрицательное влияние на работу русской службы дешифровки. Вплоть до начала Первой мировой войны. русским удавалось расшифровывать значительную, — хотя до сих пор объем ее точно не установлен, — часть дипломатической переписки практически всех ведущих держав, за исключением Германии. Неблагоразумные действия французов во время франко-немецкого агадирского кризиса 1911 года привели к тому, что немцы сменили свои дипломатические коды и шифры. В результате этого русские дешифровальщики в течение двух лет с 1912 по 1914 год не могли прочитать ни одной немецкой шифровки.
Во время агадирского кризиса из немецких телеграмм, перехваченных его «черным кабинетом», французскому министру иностранных дел Жюстену де Сельве стало известно, что премьер-министр Жозеф Кайо за его спиной ведет переговоры с немцами. Используя эти шифровки, де Сельве и ряд его сотрудников пустили слух об измене Кайо. Разгневанный таким подозрением, Кайо пошел на чрезвычайную меру. Он вызвал к себе немецкого поверенного в делах и попросил его показать оригинальные тексты телеграмм с упоминанием его имени, с тем чтобы сравнить их с расшифровками. Впоследствии, обращаясь к французскому президенту, он признался: «Я был неправ, но я должен был защищаться.» Неудивительно, что после этого немцы ввели новые дипломатические шифры, которые оказались не по зубам как французам, так и их русским союзникам.
В России, как и во Франции, межведомственное соперничество наносило серьезный ущерб сбору и обработке внешней разведывательной информации. За военную разведку отвечал Первый отдел Генерального Штаба. До 1914 года информация о немецкой армии, которая была в распоряжении русской разведки, носила откровенно посредственный характер. Совершенно по-другому обстояло дело с данными о другом серьезном противнике России — Австрии. Главным источником информации для русской военной разведки был полковник Альфред Редль. Имея ранг старшего офицера австрийской разведки, он являлся, пожалуй, самым важным агентом из всех действовавших в Европе до Первой мировой войны. В конце 1901 — начале 1902 годов полковник Батюшин, глава русской военной разведки в Варшаве, узнал, что Редль был не очень разборчивым в своих связях гомосексуалистом, правда, об этом не подозревали ни его друзья, ни его начальство. С помощью шантажа и подкупа ему удалось завербовать Редля в качестве внедренного агента. Впоследствии этот же прием был взят на вооружение и КГБ. На деньги, которые он получал от русских, Редль приобретал автомобили не только для себя, но и для своих любовников, в частности, для своего любимчика, молодого офицера уланского полка, которому он также платил 600 крон в месяц.
Среди наиболее ценной информации, переданной им за десять лет шпионской деятельности до его разоблачения и последующего за ним самоубийства в 1913 году, были мобилизационные планы австрийского командования для проведения военных операций против России и Сербии.
Царские дипломаты и консулы также иногда упражнялись в шпионской работе, время от времени собирая материалы, имеющие военное значение. Но, отражая плохое общее взаимодействие между Военным министерством и Министерством иностранных дел, сбор разведывательной информации военными и дипломатами был плохо скоординирован. Военные делали главный упор на использование разведчиков, не уделяя должного внимания перехвату и расшифровке разведывательной информации. Своей первой крупной победе на Восточном фронте под Танненбергом в августе 1914 года немцы были обязаны поразительной глупости русских, которые посылали все свои распоряжения по радио открытым текстом. Сначала немецкие радисты слушали радиообмен противника из простого любопытства.
Первым же, кто понял значение этого открытия, был немецкий офицер, полковник Макс Хоффман, которого впоследствии назвали архитектором победы. Под Танненбергом служба перехвата впервые сыграла решающую роль в обеспечении военной победы. Как писал впоследствии Хоффман, благодаря перехвату «мы знали о всех планах русских». Словно во время штабных игр, русские оказались в кольце противника, который был в курсе каждого их шага.
«Охранка» была не единственной службой, занимавшейся сбором внешней разведывательной информации и «активными действиями». Существовала целая армия агентов, состоявшая из иностранных журналистов, которые были подкуплены Министерством финансов для обеспечения беспрепятственного поступления огромных иностранных займов, в которых так нуждался царский режим и экономика России, и для снятия всех подозрений, возникавших у западных вкладчиков относительно безопасности их капиталов. В большинстве европейских стран до 1914 года считалось вполне нормальным такое явление, как правительственное «субсидирование» дружественных иностранных газет. В докладе французского парламента, составленном в 1913 году, несмотря на некоторые критические замечания в адрес разведывательных служб, отмечалась «неоспоримая» необходимость подобного «субсидирования». В этом смысле Россия занимала первое место в Европе, а поскольку Франция была самым большим иностранным вкладчиком в довоенную Россию, главным объектом деятельности Министерства финансов была французская пресса. Артур Раффалович, представитель Министерства финансов в Париже, подкупил все крупнейшие французские газеты, за исключением социалистической (впоследствии коммунистической) газеты «Юманите». К марту 1905 года поражение русской революции и неудачи России в войне против Японии настолько подорвали доверие французских кредиторов и бизнесменов, что Раффаловичу приходилось в месяц раздавать взяток на сумму около 200.000 франков. В этом ему помогал министр иностранных дел Франции Делькассе. Результаты деятельности агентов, оказывавших влияние на те или иные круги, практически не поддаются оценке. Также очень трудно оценить, насколько важен подкуп прессы. Как бы там ни было, несмотря на щедрость Раффаловича, в марте 1905 года французские банки прекратили все переговоры относительно дальнейших займов России. Тем не менее, к 1914 году 25% французских внешних вложений приходилось на Россию (правительственные займы составляли 4/5 этой суммы), в то время как все страны огромной французской империи довольствовались 9%. Без поддержки прессы кризисы доверия, подобные тому, который закрыл французские кредиты России в марте 1905 года, случались бы гораздо чаще.
