Энтони Бивор - Сталинград
Впервые с начала войны в декабре месяце Красная Армия добилась господства в воздухе. Авиационные соединения, размещенные на подготовленных стационарных аэродромах за Москвой, могли не опасаться морозов, в то время как поредевшие эскадрильи Люфтваффе базировались на полевых аэродромах и техники всякий раз перед вылетом вынуждены были прогревать авиационные моторы, разводя под ними костры. Несомненно, русские испытывали острое чувство удовлетворения, наблюдая столь резкий поворот колеса фортуны. Они прекрасно понимали, что для ослабленных полуобмороженных немецких солдат отступление через заснеженные замерзшие равнины будет смерти подобно.
Обычное, классическое, контрнаступление дополнялось рейдами на территорию, занятую немцами, рейдами, которые вызывали панику и хаос в их тылу. Партизанские отряды, часто организованные офицерами НКВД, засланными за линию фронта, атаковали немецкие колонны под прикрытием лесов и болот. Из морозной предрассветной мглы перед немецкими позициями стремительно возникали лыжные батальоны сибиряков из 1-й Ударной армии, и предупредить немцев об их приближении мог только скрип замерзшего наста. В тыл противника прорывались кавалерийские дивизии Красной Армии, личный состав которых, как правило, комплектовался из людей, призванных в казачьих станицах. Эскадроны и целые полки на мохнатых монгольских лошадях внезапно появлялись в 30-40 километрах за линией фронта, уничтожая артиллерийские батареи и склады боеприпасов и сопровождая свои налеты свистом сабель и леденящими кровь воинственными криками.
Очень скоро стало ясно, что советское командование планирует окружить противника. Чтобы избежать этого, армиям Бока пришлось стремительно откатываться назад, и за десять дней они отступили на 160 километров. Москва была спасена. Германским войскам, не имевшим практически никакого зимнего снаряжения, ничего не оставалось делать, как проводить эту зиму в открытом поле.
А в мире между тем происходили другие важные события. 9 декабря, через три дня после начала русского контрнаступления под Москвой, японцы совершили нападение на Перл-Харбор. А еще спустя два дня под ликование германского рейхстага Гитлер объявил войну Соединенным Штатам Америки.
В течение второй недели декабря торжествующий Сталин совершенно уверился в том, что немцы находятся на грани полного разгрома. Сообщения об их продолжающемся отходе, о сотнях брошенных орудий, трупах лошадей и пехотинцев, полузасыпанных снегом и замерзших, – все это, естественно, вызывало мысль о повторении 1812 года. К тому же и в немецком тылу царила паника. Тыловые подразделения часто не могли использовать технику из-за ужасающих погодных условий и постоянно подвергались атакам партизан и диверсионных групп, хотя и находились за несколько десятков километров от линии фронта. В сердцах немецких солдат поселился страх перед «этими русскими варварами». Все больше и больше тосковали они о доме.
Сталиным все сильнее овладевало нетерпение, и он, подобно Гитлеру, совершил ошибку, уверовав в то, что его воля не имеет границ и, чтобы ее выполнить, можно не обращать внимание ни на плохое снабжение войск, ни на неудовлетворительное состояние транспорта, ни на усталость солдат. Наверное, глядя на оперативную карту в Ставке, он замирал от сладостного предвкушения победы. И поэтому Сталин потребовал не просто продолжения контрнаступления против группы армий «Центр». Он пожелал организовать наступление на севере, с целью прорыва блокады Ленинграда, а на юге, ни больше ни меньше, как возвращения Украины и Крыма. 5 января 1942 года план общего генерального наступления был обсужден на совместном совещании Ставки и ГКО. Маршал Тимошенко с энтузиазмом поддержал идею о решительном наступлении, а Жуков и другие, кто пытался предупредить об опасности недооценки противника, получили жесткую отповедь.
Следует сказать, что фюрер тоже, видимо, думал об уроках 1812 года. Он издал целую серию приказов, запрещавших дальнейшее отступление, и был полностью уверен в том, что если немецким войскам удастся пережить эту зиму, то проклятье, висящее над теми, кто пытался завоевать Россию, разрушится. А дальше все пойдет как надо.
Вмешательство Гитлера в дела командования войсками уже долгое время служит предметом дискуссий. Некоторые утверждают, что решения Гитлера спасли зимой 1941 года германскую армию от полного разгрома. Другие уверены, что его стремление удержать захваченное любой ценой привело к таким большим потерям среди солдат и профессиональных командиров, которые Германия просто не могла себе позволить. На самом деле отступление не могло бы никогда закончиться катастрофой, хотя бы потому, что у Красной Армии тоже существовали огромные проблемы с доставкой боеприпасов, отвратительные дороги тоже мешали перебрасывать к линии фронта резервы и транспорт, необходимые для продолжения наступления. Но Гитлер пребывал в уверенности, что только его сила воли, которую он противопоставил действиям «пораженчески настроенных» генералов, спасла Восточный фронт. И эта его уверенность уже в следующем году будет иметь роковые последствия для всей немецкой армии под Сталинградом.
А сражение тем временем все больше приобретало сумбурный и непредсказуемый характер. Линия фронта на карте становилась похожа на какую-то замысловатую кривую, изогнутую под самыми немыслимыми углами, словно ее рисовал трехлетний ребенок. Наступление сталинских генералов выродилось в серию разрозненных, взаимоисключающих операций. Некоторые соединения советской армии, прорвав линию фронта, затем оказывались в окружении без поддержки и снабжения. Сталин недооценил способность германских войск восстанавливаться после тяжелых – ударов. В большинстве случаев немцы дрались с отчаянной храбростью, прекрасно понимая, что их ждет в случае поражения. Командиры собирали разрозненные формирования, часто включали в них тыловиков и воевали любым оружием, которое могли на тот момент разыскать, случалось, что на прямую наводку устанавливались даже зенитные орудия.
На северо-западе от Москвы в городе Холм отчаянно сражалась, а затем вырвалась из окружения снабжаемая по воздуху пятитысячная группировка вермахта под командованием генерала Ширера.
Еще больше немецких солдат, около ста тысяч, оказались в кольце в районе Демянска. Воздушный мост, который был налажен, позволял транспортным самолетам Ю-52, окрашенным в белый камуфляжный цвет, совершать до ста вылетов в день. В общем за все время боев Люфтваффе перебросили окруженным свыше 60 000 тонн боеприпасов и продовольствия, вывезли 35 000 раненых. Все это позволило окруженной группировке вести бои против нескольких советских армий в течение 72 дней. Конечно, немецкие солдаты голодали, находясь в окружении, но, когда они в конце апреля все-таки прорвались к своим, выяснилось, что неизмеримо больше страдало русское гражданское население, волею судеб разделившее тяготы окружения с немцами. Никто не знает, сколько русских умерло от голода. Есть было совершенно нечего, и лишь счастливчикам доставалась требуха лошадей, забитых для пропитания солдат. Тем не менее эта операция убедила Гитлера, что окруженные группировки могут выстоять. Такая убежденность фюрера, возможно, оказалась одной из самых важных причин, которые менее чем через год привели к катастрофе под Сталинградом.
История советской 2-й Ударной армии генерала Власова, бессердечно брошенной на произвол судьбы в болотистых лесах в 150 километрах к северо-западу от Демянска, не послужила предостережением Гитлеру даже после того, как озлобленный Андрей Власов сдался в плен, согласился сотрудничать с немцами и начал формировать антисоветскую Русскую Освободительную армию. Причудливая ирония войны – словно желая восстановить равновесие, история распорядилась так, что генерал Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах, командовавший операцией по деблокированию Демянского котла, попал в плен под Сталинградом и выступил затем против Гитлера. В сентябре 1943 он добровольно предложил создать в советском плену «маленькую армию из числа военнопленных», которую можно было бы забросить в Берлин, чтобы поднять там восстание против Гитлера. Конечно, подозрительный Берия не принял подобного предложения.
После того как солдатам вермахта пришлось зимовать при температуре, иногда опускавшейся до минус 40 градусов, следовало каким-то образом исправлять ситуацию, сложившуюся из-за почти суеверного нежелания Гитлера думать о зимнем обмундировании. Выход нашел Геббельс, как всегда умело замаскировавший правду. Он организовал в средствах массовой информации кампанию с призывом помочь «доблестным солдатам рейха», публикуя десятки фотографий и отчетов о массовых проявлениях «национальной солидарности», о женщинах, собирающих теплые вещи, и спортсменах, жертвующих свои лыжи для нужд Восточного фронта. Подобные факты настолько приободрили Гитлера, что он даже воскликнул за обеденным столом в «Вольфшанце»: «Немецкий народ услышал мой призыв». Однако, когда собранные вещи начали наконец прибывать на фронт, солдаты примеряли их со скептическими усмешками, а то и с циничным изумлением. Чистые, иногда пахнущие нафталином вещи производили странное впечатление на завшивленных получателей подобных посылок. «Перед глазами возникали диван в гостиной, или детская кроватка, или чистая девичья комнатка, где лежала эта одежда, – писал один лейтенант. – Нам казалось, что все это прислано с другой планеты».
