Борис Ковалев - Повседневная жизнь в период оккупации
3. Из числа штатного состава «Буссарда» создать рабочую группу — 5 единиц — во главе с обер-лейтенантом Ростовым-Беломориным по руководству «Особой командой Гемфурт», а также воспитанию и обучению подростков».[619]
Немецкими спецслужбами было принято решение набирать детей для этой школы из детских домов и деревень, располагавшихся в районе Смоленска.
В плане работы предусматривались три стадии организации и подготовки подростков. На первой — будущие малолетние диверсанты, мобилизованные из детских домов и деревень, должны были находиться в «Особом лагере МТС», где им предстояло адаптироваться и привыкнуть к порядку, который действовал в Русской освободительной армии в отношении воспитанников. Их статус приравнивался к статусу военнослужащего-добровольца этой армии, что предполагало полное обеспечение одеждой, усиленное питание и выплату денежного содержания в 30 немецких марок ежемесячно для приобретения личных вещей и туалетных принадлежностей.
Команды из тридцати подростков разбивались на три отделения для изучения уставов, строевой подготовки, стрелкового оружия и практики его применения. Было предусмотрено, что их бытовое и спальное расположение будет находиться отдельно от взрослых добровольцев, и более того — с максимальной изоляцией от них.
Каждому подростку была выписана персональная солдатская книжка с фотографией и установочными данными на немецком и русском языках. Вся их жизнь и поведение строго регламентировались жестким распорядком дня и режимом пребывания в охраняемой зоне лагеря. Сохранялось в секрете их будущее целевое использование. Увольнение подростков для свидания с родственниками разрешалось только в индивидуальном порядке и только с согласия руководства «Буссарда».
Основная идеологическая обработка и профессиональная подготовка были запланированы на второй стадии — в Германии, под городом Касселем, в местечке Гемфурт, в шпионской школе Вальдек, куда из Смоленска поездом была вывезена вся команда из тридцати человек. Пребывание и обучение в школе Вальдек дополнялись изучением подрывного дела с применением взрывчатых веществ. Здесь же подростки проходили парашютную подготовку, топографию и основы разведки.
Выезд в диверсионную школу маскировался как экскурсионная поездка в Германию для ознакомления с местными достопримечательностями. В процессе изучения подрывного дела лишь в самом конце обучения подростки посвящались в истинные планы их использования — совершать диверсии на прифронтовых железнодорожных коммуникациях Красной армии.
На третьей стадии обученных и идеологически обработанных подростков планировалось забросить в советский тыл для выполнения заданий германского командования.
Узнавшие об этих планах противника советские органы государственной безопасности отнеслись к ним с полной серьезностью. Наша агентура получила задание внедриться в эту школу. О деятельности «Буссарда» докладывалось лично И. В. Сталину: «1 сентября 1943 г. в Управление контрразведки «Смерш» Брянского фронта (г. Плавок Тульской области) явились два подростка:
Крутиков Михаил, 15 лет, уроженец г. Борисова БССР, русский, образование 3 класса, и Маренков Петр, 13 лет, уроженец Смоленской области, русский, образование 3 класса.
Оба они заявили, что в ночь на 1 сентября с. г. с Оршанского аэродрома на двухмоторном немецком самолете были заброшены на парашютах в район г. Плавска и имели задание немецкой разведки — проникнуть на любую железнодорожную станцию и незаметно подбросить в штабель угля, из которого паровозы заправляются топливом, по три куска взрывчатки, закамуфлированной под обычный каменный уголь. После чего перейти линию фронта на сторону немцев и доложить о выполнении задания.
Одновременно с Крутиковым и Маренковым в наш тыл с аналогичным заданием были заброшены еще 27 диверсантов-подростков в разные районы железнодорожных станций Московской, Тульской, Смоленской, Калининской, Курской и Воронежской областей. Это свидетельствует о том, что немцы пытаются этими диверсиями вывести из строя наш паровозный парк и тем самым нарушить снабжение наступающих войск Западного, Брянского, Калининского и Центрального фронтов.
Выброска на парашютах была произведена попарно с трех самолетов.
Крутиков и Маренков принесли с собой парашюты, по три куска взрывчатки, сумки с продуктами и по 400 рублей денег. Они были одеты в грязные поношенные, красноармейского образца, гимнастерки, гражданские брюки, что придавало им вид беспризорников».[620]
В процессе бесед и опроса подростков чекистами было установлено «наличие диверсионной школы подростков в возрасте 12–16 лет, организованной германской военной разведкой. В течение месяца Крутиков и Маренков вместе с группой из 30 человек обучались в этой школе, которая дислоцируется на охотничьей даче, в 35 км от гор. Кассель (Южная Германия).
Основным контингентом обучаемых являются воспитанники детских домов, не успевших эвакуироваться в 1941 году, а также подростки, семьи которых проживают на временно оккупированной немцами территории.
Отбор подростков ведется под видом службы в Русской освободительной армии (РОА) в качестве воспитанников, с учетом детской психологии и романтических наклонностей этого возраста. Им улучшают жизненные условия, подвергают идеологической обработке в нацистском духе, устраивают экскурсии по городам и поместьям Германии, обещают награды и подарки.
В диверсионной школе установлен строгий режим и распорядок дня, четыре часа отводится на изучение основ топографии, подрывного дела, стрельбе, правилам прыжков с парашютом, строевой подготовке. Все обучающиеся тренировались на местности способам перехода линии фронта и сделали по одному тренировочному прыжку с парашютом.
Опросом Крутикова удалось установить официальных сотрудников школы, приметы и установочные данные на всех заброшенных подростков-диверсантов».[621]
В условиях перелома в войне гитлеровцы и их пособники не гнушались призывать детей в РОА в качестве «воспитанников» и «сыновей полков». Они выполняли различные вспомогательные функции: служили адъютантами, переводчиками, пропагандистами. В. Н. Бурмистров, 1930 года рождения, позднее вспоминал: «С нами «занимался» переводчик коменданта. Ему было лет 16, не больше, одет он был всегда в форму власовца (немецкая форма с небольшими изменениями). Кто он был по национальности и откуда хорошо знал и русский, и немецкий языки, мы не знали. А главное его занятие с нами было — борьба. Это у него было как болезнь. Естественно, у нас не было никакого желания и физических возможностей составить ему конкуренцию. Он был приземист, широк в плечах и отменно упитан, из нас же каждый был на 4–5 лет моложе его, худ и слабосилен от недоедания, и он без труда поочередно клал нас на лопатки и был очень доволен. Один из мальчишек, лет тринадцати или четырнадцати, не знаю, из какого села, как-то изловчился и положил Пискуна (так переводчика все звали за его визгливый голос) на лопатки. О Боже! Что тут началось! Сначала Пискун не понял, что произошло, долго лежал без движения. Потом вскочил, убежал в дом и выбежал оттуда с нагайкой, с которой он ездил на лошади, сопровождая коменданта, причем комендант всегда ездил на лошади белой масти, а Пискун — на две трети корпуса лошади сзади и сбоку, как привязанный, на лошади темной масти.
Победитель в борцовском поединке был нещадно избит плеткой, кулаками и уже лежащим — ногами».[622]
Война не делала никаких скидок на возраст. Если говорить о детях, оказавшихся в экстремальных условиях оккупации, то они, как и взрослые, вынуждены были переносить все проблемы, лишения и сложности, связанные с ней. «Страх» — вот слово, которое чаще всего встречается в детских воспоминаниях о войне: «Было страшно, когда отец приходил домой и срочно отправлял старших сестер по дворам, где были дети старше шестнадцати лет, чтобы предупредить об облавах, которые периодически устраивали немцы и полицаи с целью угона молодежи в Германию. Страх, что нас выгонят зимой из сарая, где жила наша семья, так как дом занимали немецкие солдаты, страх, что отца расстреляют за связь с партизанами».[623]
Дети наравне со взрослыми вынуждены были бороться за выживание, любыми способами зарабатывать себе на жизнь. И если в сельской местности, в условиях натурального хозяйства, было больше шансов выжить, не вступая ни в какие контакты с представителями оккупационных властей, в городах это было практически невозможно.
В книге Вяйне Линны «Неизвестный солдат» рассказывается о том, как дети, пытаясь задобрить финских солдат, ругались на их родном языке: «Приближаясь к своей казарме, они встретили ватагу маленьких ребятишек, просивших хлеба или сигарет. Они дали им сигарет, не сомневаясь, что те отнесут их своим отцам. Благодарность детей выразилась в залпе финских ругательств. Очевидно, они научились им у солдат и считали, что это подходящая плата за курево».[624]
