С. Ярославцева - Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом
Редкие документы сохранились в делах Комиссии; в них слышен живой звук тех крестьян, которые были на самом острие событий и могли высказать свои мысли и соображения по поводу происходящих событий очень доступно и образно.
Павел Николаевич Гусев был не лишен дара бытописательства, потому и являлся, по его словам, корреспондентом газеты «Московская деревня». Его кассационная жалоба, поданная в Ленинский райземотдел, – неподдельный рассказ участника колхозного строительства о первых годах нового хозяйства, о первых сельских событиях, в которых переплелись интересы многих жителей Зюзина. Счетовод П. Гусев вместе с председателем правления М. Захаровым в январе 1933 г. подписали годовой отчет колхоза. А в мае П. Гусева исключили из колхоза. Что произошло за эти месяцы? Нам не дано узнать. Попробуем понять из сохранившихся документов.
«Кассационная жалоба
13 мая сего года я исключен из колхоза вместе с другими как кулацкий чуждый элемент, что считаю незаконным и несправедливым.
Исключен за то, что имел наемный труд, что отец мой был когда-то волостным писарем, что он имеет дом, что он имел арендованную землю, но главной причиной к исключению послужило то, что кое-кому из колхозных вредителей, как хороший счетный работник, наладивший образцово запущенный учет и боровшийся за каждую колхозную копейку, за каждый даром начисленный трудодень – был не с руки, а поэтому от меня надо было избавиться, для чего был выбран данный самый удобный “момент исключений” и приняты все меры наговоров и клеветы, чтобы перед районными работниками заклеймить меня и вычистить.
Настоящая же истина, подтверждающаяся фактами, такова:
Отец – действительно был волостным писарем, но писаря по конституции избирательных и прочих прав не лишаются и считаются такими же наемными общественными работниками, тем более за отцом по его службе нет никаких плохих сторон, а даже наоборот, он преследовался полицейскими властями как неблагонадежный, в особенности с религиозной стороны, я помню, у нас стражники делали обыски, однажды нашли винтовку, куда-то таскали отца. Работать по найму он начал с детства. В настоящее время он так плох, что не может совсем ходить.
Что он имел огромное количество земли, как кто-то сказал на собрании – это неверно. Имел он только 8 га земли – леса и только один раз снял с нее покос, больше земли кроме крестьянского надела у него никогда не было.
Постоянного наемного труда не имел и всегда нуждался в средствах, имея большую семью, и даже не мог отдать меня учиться за неимением средств.
Дома своего он никогда не имел и не строил. А в котором он сейчас живет, принадлежит ему лишь полдома, перешедшего ему от умершей тетки. Дом этот совсем старый и вторая половина принадлежит Корневу Е.И.
Мать моя, после которой я остался 8 лет, – из бедняцкой семьи, ходила по надомным работам и родила меня на работе в саду. Вторая моя мать – мачеха – была батрачкой.
О себе – начал работу по найму с 15ти лет. От отца отделился и ушел совсем в 1913 году, т. е. 20 лет назад. Работал в Москве, там и жил, откуда и был взят на войну. Был сначала в пехоте рядовым, потом в саперном полку, тоже рядовым, имел дисциплинарные взыскания за выступления против начальства, чуть не попал под полевой суд за то, что толкнул взводного, избивавшего солдата-еврея. Окончил учебную команду и в революцию был произведен в унтер-офицеры, но выполнять обязанности унтер-офицера не пришлось, т. к. принимая активное участие в революционном движении, мы сами стали разоружать меньшевистских офицеров. Наш саперный полк был первым, участвовал в отражении Корниловского наступления. В октябрьскую ночь наш полк был один из передовых (Смоленск, 3-й саперный полк), на другой день мы возили отобранное оружие в арсенал.
С первых дней революции был избран в Командный комитет и товарищеский дисциплинарный суд, а после в Полковой комитет. По демобилизации приехав в Москву, я поступил в Красную Армию в 1-й Революционный Варшавский Красный полк, принимал участие в разоружении анархистов.
Из Красной Армии был затребован в Зюзинский бывший Волсовет на должность секретаря как специалист, где пробыл до слияния волостей (Нагатинской, Царицынской и Зюзинской). Ввиду дальнего расстояния до Царицыно, куда был переведен наш волостной совет, меня назначили сначала делопроизводителем милиционной конторы, потом участковым начальником милиции. В это же время был выбран и активно работал в подрайонном комитете бедноты до их ликвидации.
В милиции я прослужил 5 лет, за что имею аттестат, был премирован. Работа в милиции в то время – в связи с конокрадством, контрреволюцией и бандами – была очень трудна и опасна, не раз был на волосок от смерти.
Одновременно с работой в милиции я нес большую общественную работу: 1) Уполномоченным Союза охотников, 2) Организатором и начальником Пожарной дружины, за что премирован. Организовал существующий до сих пор клуб и назвал его именем “9 января”. Это имя пришло в колхоз, несколько лет был председателем клуба и руководителем драмкружка, сочинял и инсценировал пьесы. Организовал первую стенгазету и был ее бессменным редактором. С [1]925 года состоял селькором газеты “Московская деревня” и участником рабселькоровского Всесоюзного совещания. Огромное количество моих заметок и стихотворений достигли положительных результатов после расследований, за что меня часто преследовали, а шаболовские бандиты покушались убить и впоследствии были сосланы. Часть задетых моим пером еще до сих пор на меня имеют злобу и при исключении меня из колхоза сделали свое дело.
Был первым организатором всех антирелигиозных кампаний. Украшая и разрисовывая вечера под пасху и рождество в клубе, за что до сих пор на меня косо смотрит все наше религиозно-кулацкое население.
Весной [1]925 года работал по найму у Россихина по уходу за пчелами хозяйства вместо батрака.
Дом, о котором был разговор при исключении, строился 3 года и построился благодаря тестю умершему и хорошему урожаю яблоков. Этот дом был куплен тестем на Зеленых горах у А.Л. Петрова с железом, кирпичом и прочим материалом, остальное продавалось райсоветом по сниженным ценам через лесничество (имеется много документов).
Не верно и ничем не доказано то, что дом строить мне помогало население, а взаимопомощь при постройке у нас существовала всегда, особенно среди родственников. Никто даром мне не помогал. Я строился так же, как и другие крестьяне. У меня был надел земли, было два хороших плодоносящих сада, обрабатывал землю улучшенными способами по агротехническим правилам, отчего получались хорошие урожаи при минимальных затратах. Работал в выходные, работал после службы, ни одной минуты не был без работы. При постройке продал свое хорошее ружье, продал имущество жены и с трудом из старого дома, купленного тестем, построил обыкновенный трехоконный плохой дом, в чем можно убедиться на факте. В настоящее время старые углы прогнили, крыша кругом течет и во время дождя некуда укрыться, зимой замерзаем. Факт говорит за то, что нет ничего удивительного, а тем более преступного в том, что я построил дом.
Наемным постоянным трудом я не пользовался и если брал для помощи с перерывами, как брали у нас все, только потому, что сам был все время на государственной службе по найму. Рассчитывался всегда честно и даже всегда давал лишнее в премию, за что на меня некоторые наниматели сердились и путем подкупа вооружали после против меня.
С 10/VI–25 г. по 1/VII–30 г. (5 лет) служил во Дворце труда ВЦСПС, причем сначала год был рабочим, а потом как выдвиженец экспедитором. Замечаний по службе не имел, нес много общественной работы: уполномоченным и казначеем кассы взаимопомощи, с 27 г. по 1/VII–30 г. – член редколлегии».
Павел Николаевич был восстановлен после трехмесячной волокиты. У него было пятеро детей, жена сидела с детьми, и он не мог оставаться без работы. Он устроился на работу по специальности, а по восстановлении подал в правление колхоза заявление числить его как отходника, соглашаясь нести все обязанности последнего.
«...Но предколхоза т. Захаров с целью исключить меня вторично, на заседании Правления при участии секретаря ячейки ВКП(б) т. Щербакова против желания членов правления настоял, чтобы я с семьей немедленно явился на работу в полевую бригаду, иначе через день буду считаться исключенным из колхоза за отказ от работы, добавив, что меня надо “проверить” на полевой работе.
Ясно, что немедленно явиться на работу в колхозе я не мог, так как не мог бросить работу на производстве, как необходимый там работник, о чем представил справку и поэтому теперь считаюсь исключенным из колхоза “без общего собрания”, а по сельсовету обложен страховкой как единоличник.
Несмотря на то, что я с семьей принимал активное участие в посевной кампании и выработал 290 трудодней, Захаров при раздаче колхозникам ржи и огурцов мне отказал за то, что я не принимал участие в прополочной и уборочной кампаниях, но ведь я же в это время был исключен из колхоза не по своей вине и теперь работаю на производстве.
