Кирилл Галушко - Украинский национализм: ликбез для русских, или Кто и зачем придумал Украину
Сам же союзный Центр до поры позволял харьковским коммунистам играть в украинизацию, пока борьба группировок среди верхушки ВКП(б) требовала участия и поддержки украинской партийной организации. Когда в Москве наступила «окончательная ясность», украинцам все былые «послабления» припомнили. Тогда и стало окончательно ясно, что «Украинская ССР» — это не какая-то форма украинской национальной государственности, а просто административная декорация, которая бросала подачку в виде признания существования украинской национальности, но брала за это весьма тяжкую и кровавую плату, порой равноценную ломанию хребта этой самой национальности. Тут уже не имело значения, карала ли советская родина всех кого ни попадя, или же только «идейных», или просто этнических украинцев.
Обратим внимание на существование некого аморального выверта поклонников «восточнославянского единства»: ну чего вы там обижаетесь, что при советской власти вас истребляли, ведь истребляли всех и вся! А что, разве столь широкий «замах» большевистской партии и карательных органов является оправданием? Как ни посмотри, украинцев все равно где-то втрое меньше, чем русских. Что русским, возможно, и «по фиг» (миллион туда — миллион сюда), украинцам — весьма существенная потеря. Чего уж о каких-то эстонцах говорить, — для них такая «арифметика» равносильна смерти. Не удивительно, что они такие «обидчивые» и «злопамятные». Не хватало у них людей на «колебания линии партии»… Может, «неблагодарным» постсоветским нациям пора начать извиняться за свою щепетильность? Именно в таких «мелочах» и прячется дьявол, — ибо подобный маленький нюанс в отношении к национальной проблеме способен превратить нормального человека в сволочь. Для такого все, как встарь: один погибший — трагедия, а миллион — только статистика. Но пора перестать думать о прошлом «статистически», ибо прошлое — это история реальных живых людей и их реальных смертей, сколько бы их ни было.
Относительно снисходительного отношения к террору показательна позиция уже цитированного историка А. Марчукова:
«Перелом в судьбе национального движения произошел на рубеже 1929–1930 гг. и стал следствием резкого изменения социально-экономической политики — начала форсированной социалистической модернизации СССР, получившего название “великого перелома”. Необходимость сплочения всех сил страны, пересмотр прежней нацеленности на мировую революцию в пользу защиты государственных интересов, требовали унификации и централизации всех сторон жизни Советского Союза. А это вступало в противоречие с широко пропагандировавшимся ранее правом наций на самоопределение, отношением к республикам как к основе Союза и вытекавшим из этого положением о приоритетности поддержки экономического и прочего развития республик, помощи “ранее угнетенным народам”, всемерном содействии их национальному развитию, борьбе с великодержавным шовинизмом, которое автоматически подразумевало терпимое отношение к деятельности национальных движений.
Прежний подход (точка зрения на республики как основу государственности СССР, на расширение их полномочий как гарантию национального развития их народов) вступал в противоречие с новой реальностью. Национальное украинское движение, отстаивающее именно этот подход и традиционно негативно настроенное по отношению к центру (тем более, ассоциирующемуся с Россией), оказывалось в числе тех субъектов, чья деятельность и само существование становились несовместимыми с новым курсом страны. Поэтому в 1930-е гг. происходит сначала идейная, а затем организационная ликвидация структур движения и физическое устранение многих его участников. Но при этом не стоит забывать, что ликвидация движения была лишь одним из эпизодов, пусть и значительным, в грандиозной “перетряске” страны и общества 1930-х гг». (c. 559–560, выделение мое. — К. Г.).
Ну что, товарищи украинцы, вы ощутили всю незначительность «идейной, а затем организационной ликвидации структур [украинского] движения и физического устранения участников»? Ведь не только нас «мочили», — размах-то был какой! Перетряска-то какая! Все общество! Всем досталось поучаствовать в величии советской родины. А мы тут пристаем к серьезным людям со всякими мелочами, которые у нас — малороссов вульгарных — тянут всего-то на несколько миллионов трупов. Вам же говорят: модернизация! Отряхнем, товарищи, прах с наших ног!
Что уж говорить о настроениях современной российской общественности, если сами историки частенько не ощущают, как легко выносят «приговоры» целым народам. Если исследование Елены Борисенок вполне академически корректно, то все тот же А. Марчуков не смог избегнуть некоторой вульгаризации своего «научного» подхода. Показательно, например, «трогательное» отношение А. Марчукова к украинскому языку:
«Чтобы наглядно представить, как выглядело и воспринималось конструирование украинского языка, стоит вспомнить пьесу Бернарда Шоу “Пигмалион, или Моя прекрасная леди”. Неизвестно, что стало бы с английской культурой и Англией, если бы талантливый профессор Хиггинс не учил бы Элизу Дулитл литературному английскому языку, а вознамерился бы сделать ее говор эталоном и создать новый язык на основе кокни (cockney) — своеобразной “мовы” восточных районов Лондона и лондонского порта. А потом и обучать на нем простой народ в школах» (c. 65).
Действительно, зачем обращать внимание на 27 млн. (столько было перед Первой мировой войной) этих «кокни» с их вульгарной «мовой»? Для 150 млн. русских цифра в 27 млн. выше было оговорено, что украинцев всего в три раза меньше — это, возможно, что-то вроде «восточного Лондона». Вспомним, что еще указы периода царизма оставляли за малороссами право создавать произведения «изящной словесности», — это от образования на народном наречии их «отсекали». Что ж, выходит, что г-н царский министр Валуев «теплее» относился к культурным «позывам» малороссов, чем современный российский исследователь г-н Марчуков? Это ж как времена изменились…
Интересно, что приводимые этим автором тезисы частенько противоречат его весьма сдержанному отношению к украинскости:
«Так, в немалой степени из-за наличия украинского движения были созданы и сохранены украинская советская государственность, компартия Украины, проводилась политика украинизации. Это опосредованное воздействие движения стало весьма сильным и, в конечном счете, способствовало появлению на свет “Украины” и “украинцев”» (c. 549).
Оставив за скобками «появление на свет», замечу, что ничего себе взлетел «восточный Лондон»! Так, что даже пришлось для «кокни» отдельную республику организовать, — а вы, кстати, не слышали, в Великобритании Восточный Лондон еще не уравняли в правах с Шотландией или Уэльсом?
Впрочем, нельзя забывать и о том, что в своей основе украинское движение, «оказывается» было подрывным и криминальным. Как замечает цитируемый автор, «в течение первых лет после окончания Гражданской войны на Украине весьма активно действовало националистическое подполье, координировавшееся эмиграцией (в которой после войны оказалось немало адептов движения). Подполье ставило своей целью свержение большевиков и установление режима УНР — “истинной”, как считали националисты, формы украинской государственности. Подполье было тесно связано с бандитизмом, получившим те годы большое распространение. Своими корнями бандитизм уходил в крестьянское повстанчество времен Гражданской войны, которое было порождено ее долгим и непростым характером, борьбой крестьянства за землю, разрывом экономических связей между городом и селом, противодействием крестьян попыткам насильно коммунизировать село» (с. 549–550).
Откровенно жаль, что «крестьянский бандитизм» носил украинский характер, ведь крестьяне могли не любить советскую власть и без всяких националистических идей об УНР. В общем, чувствуется явная искусственность украинского движения, не имеющего никакой поддержки в массах. Какие странные выводы делало крестьянство из-за разрыва связей между городом и селом! Что же, в таком случае, заставляло это крестьянское «повстанчество» симпатизировать «националистическому подполью»?
Я неоднократно встречался с практикой отождествления любого движения сопротивления советской власти исключительно с бандитизмом. Помнится, наши доблестные «органы» так считали, хотя теперь, возможно, так принято думать в Институте российской истории соответствующей Академии наук? Крепим, товарищи историки, единство рядов, дадим отпор буржуазно-националистическим «наймитам» империализма и троцкистско-бухаринским агентам фашизма! Как показывает практика, это легко можно делать также и в рамках интеллектуальных мод начала ХХІ столетия, ведь А. Марчуков — выразительный «конструктивист» и, возможно, местами даже «постмодернист». Правда, эти его «крайне современные» взгляды почему-то касаются исключительно «сконструированных» благожелательной советской властью и националистическими бандитами «украинцев». Потому что автор твердо уверен в том, что уж русские с их национальным движением гораздо более естественны и избавлены от всяких там «конструктивизмов» и «бандитизмов». Они просто есть.
![Сергей Калашников - Последний полёт Баклана [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
