Вера Бокова - Повседневная жизнь Москвы в XIX веке
Начинали бой, по традиции, мальчишки, потом шли новички из молодежи, а уж напоследок вступали взрослые бойцы. Вокруг масштабного побоища толпились зрители; заключались взаимные пари, и в зависимости от того, чья сторона брала верх и разгоняла противников «по печкам», считались выигравшие и проигравшие. Купцы-любители нередко тут же награждали лучших бойцов деньгами. Естественно, что во время этой «товарищеской потехи» хватало и покалеченных, а зачастую и убитых.
Наиболее сильные и умелые бойцы пользовались общегородской славой и окружались всеобщим восхищением, а о подробностях боя потом долго вспоминали и стар и млад. И. Е. Забелин, будущий известный историк и директор Исторического музея, в 1830-х годах учился в Сиротском училище в Матросской Тишине и вспоминал, что бои происходили буквально у них под стенами. «Зима 1833 года, — писал он, — вся проведена была под впечатлением этих боев, была героической эпохой в наших понятиях. Непрерывные рассказы, как какой боец съездил в лоб другому и погнал стенку, как одного чуть не до смерти изувечили за то, что у него оказалась в кулаке бабка-свинчатка, которой он поражал противников, в то время как строго воспрещалось брать что-либо в кулак, как другого сильно поколотили за то, что он стал бить лежачего, а по закону лежачего не бьют. В рассказах выяснялись правила, уставы кулачного боя, строго соблюдаемые, а с ними выяснялись и нравственные правила и уставы, как следовало драться честно и благородно. По глазам и по носам не бить, бить только в лоб, под микитки, то есть под вздох, под ребра не бить. Кто нарушал правила, уставы, тому всегда доставалось очень больно, но, конечно, такие скоро убегали и были защищаемы своей стеной»[469].
Закон не бить лежащего часто помогал наиболее слабым бойцам выйти из драки: стоило упасть на землю и можно было ползком выбраться из гущи дерущихся. Когда одна из «партий» начинала одерживать верх, то, как писал Н. П. Розанов, сам в отрочестве участник подобных боев, «об этом мигом распространялась весть по ближайшим мастерским, харчевням, пекарням, и отсюда выскакивали на помощь новые, более сильные бойцы, по дороге наскоро засучивавшие рукава и налетавшие на противников с кулаками. Когда бой принимал уж слишком широкие размеры, появлялась полиция из соседних кварталов и даже приезжал сам полицмейстер с казаками, которые нагайками разгоняли толпу дерущихся. Последние были, однако, очень недовольны таким вмешательством полиции и выкрикивали по ее адресу разные нелестные для нее эпитеты»[470].
Уже в 1830-х годах кулачные бои, как развлечение жестокое и кровопролитное, были в Москве официально запрещены, а на фабрикантов, рабочие которых участвовали в «стенках», накладывали значительные штрафы, но даже после этого популярная забава лишь ушла в подполье и уже на нелегальном положении продолжала существовать до 1850-х или даже начала 1860-х годов.
Родоначальником конного спорта в Москве также был азартный и увлекающийся граф А. Г. Орлов. Владелец знаменитого конного завода, он, как всякий истинно русский человек, страстно любил быструю езду и любил похвастаться отличными рысаками. Первые бега были устроены им в 1785 году на Калужской дороге, неподалеку от его собственной загородной усадьбы, и с этого времени сам граф обязательно участвовал в состязаниях. Чуть позднее маршрут бегов стал проходить от Шаболовки через Москворецкий мост до Устьинского моста; в 1797 году передвинулся на Донское поле, к Донскому монастырю, а зимой бега стали устраиваться на льду Москвы-реки, на отрезке между Большим Каменным и Москворецким мостами. На льду устанавливались трибуны («беседка») для зрителей, деревянной изгородью обносился «круг» для лошадей. Соревновались всадники, одиночные запряжки и тройки. Победителям назначались призы.
Хватало и платной публики на трибунах, но еще больше бывало зрителей-безбилетников, осаждавших обе стороны набережной и мосты. Порой собиралось полгорода — по нескольку десятков тысяч человек.
«Особенно велик наплыв бывал, когда „шли“ тройки, — вспоминал П. И. Богатырев. — Есть что-то азартное в русской тройке, что-то опьяняющее, — кажется, оторвался бы от земли и унесся за облака. Какой потрясающий крик вырывался из ста тысяч грудей, когда лихая тройка, стройно несущаяся, птицей быстролетной „подходила“ первая к „столбу“! Взрыв крика сопровождался оглушительными аплодисментами, это была какая-то буря народного восторга»[471]. Естественно, что владельцы самых резвых троек, такие, как многократные в середине века победители — «охотники» Богатырев и Лаптев, были невероятно популярны среди публики, и их появление не только собирало на бегах толпы народа, но и встречалось приветственными криками и восторгами.
Обожая бега, к скачкам московские жители оставались равнодушны, и когда их стали устраивать, принимали их без энтузиазма.
В начале XIX века летние бега переместились на Петербургское шоссе, в 1820-х годах — на территорию между Смоленским рынком и Пречистенкой, образовавшуюся после ликвидации укреплений Земляного города, а в 1834 году — на Ходынское поле, где позднее был выстроен первый деревянный ипподром, сменившийся каменным уже в 1950-х годах.
С конца 1850-х годов все большую популярность в городе стало набирать катание на коньках, а стало быть, и катки. В более раннее время на коньках в Москве катались только иностранцы.
Пруд для катка тщательно расчищали широкими скребками. Снежный сугроб вокруг утыкали маленькими елочками. Вдоль дорожек на столбах развешивали гирлянды разноцветных флажков, а с наступлением эры электричества — и разноцветные электрические лампочки. В решетчатой беседке по средам и воскресеньям непременно играл духовой оркестр (особенным шиком считалось, если военный), а по блестящему льду скользили катающиеся — молодые люди в обтянутых рейтузах и коротких куртках, с развевающимися шарфами и барышни с муфтами, в юбочках, открывающих щиколотки. Дамы постарше, закутанные в меха, сидели в финских креслах на полозьях, которые толкали перед собой их кавалеры-конькобежцы. Вход на каток был платный; можно было купить абонемент. Имелся инструктор, обучавший не умеющих кататься и простым движениям, и даже элементам фигурного катания.
По краю катка шла дорожка для конькобежцев, для которых несколько раз за сезон устраивались «гонки». На Рождество, Новый год и Масленицу проводили карнавалы. В эти дни лед заполняли Снежинки и Снегурочки, Клоуны и Мефистофели, и каждому входящему вручались по нескольку талонов, которые следовало отдать тому, чей костюм казался наиболее достойным приза…
Места для катания устраивали как на общественной территории — на Чистых и Патриарших прудах, в Зоологическом саду, так и в частных владениях, к примеру, в садоводстве Фомина в Богословском переулке близ Петровки (неподалеку от будущего театра Корша); в саду при доме Лазарика, там же на Петровке, на Новой Басманной в доме Алексеева и в других местах.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
БИБЛИОГРАФИЯ
