Роман Ключник - ТЕРРОР ПОСЛЕ 1917. СУПЕРТЕРРОР. СОПРОТИВЛЕНИЕ. Том 6.
На этом же совещании Бронштейн предложил оригинальный метод борьбы с «русским шовинизмом»: «Я предлагал несколько месяцев тому назад у нас по военной линии: поймать командира, человека вообще вооруженного, который в своей служебной сфере проявляет шовинизм, высказывания, например, по отношению к представителям малых или культурно отсталых национальностей высокомерие или презрение и предать его публичному суду, — не для того, чтобы его расстреляли, можно просто выбросить из армии, лишив его общественного доверия, — но важно, чтобы суд был публичный с представителями красноармейцев и местных туземных крестьян и рабочих».
При этом можно заметить, что на этом совещании при национальных лидерах: М.Д Халикове из Башкирии, Т. Рыскулове из Туркестана, М. Ербанове из Бурят-Монгольской АССР, А. Енбаеве из Татарской АССР и прочих Бронштейн не стесняясь называл их народы — «туземцами», нагло демонстрируя шовинизм своего «цивилизованного» народа. Как видно из этого совещания, — Бронштейн был бдительным:
«Я не в очень большом в восторге от такой замены «русского» «российским», и то и другое не очень удачно, думаю можно поставить «российского», как меньшее зло».
Именно в этом году из Вологды в Москву, во время кампании по борьбе с «русским шовинизмом», переехал родившийся в деревне Коншино русский поэт Алексей Ганин (1893-1925), который как раз в этом году закончил поэму «Былинное поле», в которой были такие строки:
Гонимый совестью незримой
За чью-то скорбь и тайный грех,
К тебе пришел я, край родимый,
Чтоб полюбить, прощая всех.
Вместе с ним молодые русские поэты: 23-летний Петр Чекрыгин, его родной брат 22-летний поэт Николай Чекрыгин, поэт Владимир Галанов (29 лет), режиссер Борис Глубоковский (30 лет), литератор Александр Потехин (32 года) и другие видели беду и страдания своего народа, очень переживали и в беседах между собой обсуждали пути выхода, смены власти, и в этом ракурсе выдвигали иллюзорную идею — вместо Учредительного собрания созвать Великий Земский Собор, который решит дальнейший путь России. Понятно, что эти разговоры молодых патриотов были для власти безобидны, но сам факт появления этих молодых людей с их переживаниями был возмутительным, поэтому Центрожид назвал их — «Орден русских фашистов» и полтора десятка русских парней уничтожил. Так что возникшая волна в прессе и телевидении в 2002 году в России по поводу «русского фашизма» не была изобретением современных мудрецов, а вспомнили старые наработки. Ещё в СССР, в 1966 году расстрелянных русских парней посмертно реабилитировали «за отсутствием состава преступления».
Пимен Карпов через год после расстрела посвятил стихи А. Ганину:
Как Прометей, растоптанный в снегах,
Рванулся ты за грань и встретил гибель,
И рвал твоё живое сердце ад.
И ты к себе на помощь звал светила,
Чтоб звездами душителя убить.
Чтобы в России дьявольская сила
Мужицкую не доконала выть.
Повторюсь — в ноябре 2008 года в России был открыт памятник Осипу Мандельштаму, — это третий памятник этому советскому еврейскому поэту за последние 15 лет. Можно, конечно, каждые 5 лет ставить в России памятник Мандельштаму, умершему своей смертью в лагере для заключенных при Сталине. Но может стоит поставить хотя бы один памятник убитому Николаю Гумилеву или Алексею Ганину, ещё один убитому Сергею Есенину. А кто видел памятники Салтыкову-Щедрину, Тютчеву или Рубцову, выдающимся славянофилам?
Вся ганинская группа молодых русских мыслителей была связана с Сергеем Есениным. И за год пыток и истязаний их, вероятно, на Есенина информации палачи собрали немало. Но Сергей Есенин — был глыба, величина, слава, народный любимец, поэтому с ним так просто и быстро расправиться не могли, хотя и так его антисемитские выходки терпели долго.
То, что прекрасные стихи Сергея Есенина были пронизаны патриотизмом и любовью к России — ни у кого сомнений не было. А как говорил товарищ Луначарский: «Идея патриотизма — идея насквозь лживая», то есть опасная для захватчиков России. Поэтому Есенин, со своими опасными поэтическим мыслями для «масс», не мог уцелеть, оставаясь в СССР. Как захватчики России могли ему простить такие стихи —
Хлестнула дерзко за предел
Нас отравившая свобода.
Ведь это можно трактовать как разоблачение технологии, изложенной в «Протоколах». Или — как могли потерпеть стихи этого рязанского парня о главе Центрожида Ленине —
Он не садился на коня
И не летел на встречу буре.
Сплеча голов он не рубил,
Не обращал в побег пехоту.
Одно в убийстве он любил
Перепелиную охоту.
Он с лысиною, как поднос,
Глядел скромней из самых скромных.
Застенчивый, простой и милый,
Он вроде сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной?..
Ведь это откровенное издевательство над Вождем. А по поводу Карла Маркса и Фридриха Энгельса — что этот русский наглец написал:
Я посетил родимые места,
Ту сельщину,
Где жил мальчишкой.
«Ах, дедушка, ужели ты?»
И полилась печальная беседа
Слезами тёплыми на пыльные цветы.
Он говорит, а сам всё морщит лоб.
«Да!.. Время!..
Ты не коммунист?»
«Нет!..»
«А сестры стали комсомолки.
Такая гадость! Просто удавись!
Вчера иконы выбросили с полки,
На церкви комиссар снял крест.
Теперь и Богу негде помолиться.
Уж я хожу украдкой нынче в лес,
Молюсь осинам. (Хорошо — когда у русских есть ещё одна религия. — Р.К.)
Может пригодиться.»
Конечно, мне и Ленин не икона,
Я знаю мир.
Люблю свою семью.
«Ну, говори, сестра!»
И вот сестра разводит,
Раскрыв, как Библию, пузатый «Капитал»,
О Марксе, Энгельсе.
Ни при какой погоде
Я этих книг, конечно, не читал.
Молодой Сергей Есенин (1895-1925) приехал из своей рязанской деревни в Москву в 1912 году, работал в книжном магазине, в типографии и писал стихи. В Гражданскую войну Центрожиду было не до него, а в разгар убийств российской интеллигенции в 1921 году он удачно уехал в далекую Азию, жил в Ташкенте у своего друга Александра Ширявцева, посетил Самарканд, сопровождая красноармейцев в «туркменском походе». А перед высылкой русской интеллигенции летом 1922 года Есенин познакомился с известной американской танцовщицей Айседорой Дункан и в мае 1922 года уехал с ней на два года из России, жил в Европе и США.
В это время Есенин написал поэму «Страна негодяев», в которой есть герои с подозрительными фамилиями: комиссар — Чекистов, обманутый ленинцами и сочувствующий им товарищ Замарашкин и наемный сыщик Литза-Хун.
Замарашкин: Легче бранись, Чекистов!
От ругательств твоих
Даже у будки краснеют стены.
И с чего это, брат мой,
Ты такой неистов?
Этот вопрос к свирепым «красным дьяволятам» уже давно с ужасом интриговал многих. А вот, будучи в прошлом году — в 2008 в Петербурге в «Доме кино» на 3-дневной конференции по ксенофобии и «русскому фашизму», которую проводили либералы с иностранцами, я услышал от одной выступающей девушки комиссарской национальности по поводу того, что на стройках работают приезжие из Азии, что русские — далее почти полностью объяснение Чекистова.
Замарашкин: Там. За Самарой.
Я слышал.
Люди едят друг друга
Такой выпал нам год!
Скверный год!
Чекистов: А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
То ли дело Европа!
Следующий фрагмент этой поэмы мог написать только такой человек бесшабашной смелости, самопожертвования и любви к Родине:
Замарашкин: Слушай Чекистов!
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты еврей,
И фамилия твоя Лейбман...
Чекистов-Лейбман объясняет:
Приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
