Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
388
Вместо обычных 5 гривен, которые давали за раба (в одной гривне — 20 ногат). По Русской Правде XII в. ногата — цена поросенка или барана; согласно летописным известиям, 2 ногаты стоила мера хлеба в неурожайный год.
389
В конце XIV в., уже в пору соперничества Новгорода с Москвой, новгородские книжники вернулись к теме спасения их города от суздальской рати в 1170 г. при помощи небесных сил. Появилось письменное сказание, гласящее, что в последний день осады, 25 февраля, новгородский архиепископ Иоанн (в схиме Илья) по внушению свыше вознес на крепостную стену икону Богородицы. Суздальцы выпустили по нему тучу стрел, одна из которых вонзилась в святой лик Божьей Матери. И тут случилось чудо: из глаз Богородицы закапали слезы, а на суздальцев нашло одурение, и они принялись избивать друг друга. Предание это получило широчайшее распространение за пределами Новгородской земли. В XV— XVI вв. икона Богородицы, которой приписывалось чудесное избавление Новгорода от суздальского войска, под именем Знаменской сделалась одной из самых почитаемых на Руси (празднование ей установлено 27 ноября).
390
Татищев на основе своих источников набросал довольно привлекательный портрет Мстислава Изяславича: «Сей князь роста был не вельми великого, но широк плечами и крепок, яко его лук едва кто натянуть мог, лицом красен, власы кудрявы и краткие носил, мужествен был во брани, любитель правды, храбрости его ради вси князи его боялись и почитали, хотя часто и с женами и с дружиною веселился, но жены, ни вино им не обладали. Он всегда к расправе и распорядку был готов, для того мало спал, но много книг читал, и в советах о расправе земской с вельможи упражнялся, и детей своих прилежно тому наставлял, сказуя им, что честь и польза князя состоит в правосудии, расправе и храбрости».
391
Мстислав Андреевич умер вскоре после неудачного булгарского похода.
392
В Ипатьевской и Лаврентьевской летописях стоит 1175 г., но точное указание дня недели позволяет исправить эту хронологическую ошибку.
393
Иначе как дикой фантазией нельзя назвать гипотезу И.Я. Данилевского, согласно которой отсечение у Андрея правой руки должно было, по замыслу автора «Повести», уподобить князя… Антихристу! «Что же заставило летописца «отступить от истины»?» — задается вопросом исследователь и отвечает так: «В Евангелии от Матфея сказано: «И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя». Каким же образом правая рука могла «соблазнять» Андрея? Ответ можно найти в Апокалипсисе. Людям, поклоняющимся Антихристу, «положено будет начертание на правую руку с именем «зверя» или числом имени его. При этом описание самого «зверя», увиденного Иоанном Богословом, весьма примечательно — оно было близко к описанию в летописи самого Андрея Боголюбского. «Зверь» обладает великой властью, его голова «как бы смертельно ранена; но эта смертельная рана исцелела» (Андрей был ранен убийцамив голову, но после их ухода начал звать на помощь и даже попытался спрятаться от преследователей под лестницей). Его уста говорят «гордо и богохульно», «и дано было ему вести войну со святыми и победить их»… Так или иначе, отсечение у Андрея Боголюбского (по «Повести») именно правой руки может вполне рассматриваться как осуждение его если не как самого Антихриста, то, во всяком случае, как его слуги. На это же указывает и то, что, по словам автора «Повести», Андрей «кровью мученическою омывся прегрешении своих», то есть мученический конец как бы ис купил грехи (и, видимо, немалые!) князя» (Данилевский. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX—XII вв.). С. 232—233). Обилие некорректных допущений и сопоставлений в этом небольшом отрывке не приятно поражает: 1) к Андрею применяются характеристики «Апокалипсиса», относящиеся сразу и к людям, поклоняющимся «зверю», и к самому Антихристу; 2) «Повесть об убиении» и летописи ничего не говорят о ранении Андрея в голову — этот факт известен только современным историкам; 3) «гордость» Боголюбского в летописи действительно отмечена, но вот насчет его «богохульства» там нет ни слова; 4) точно так же источники не знают ни о какой «войне» Андрея со святыми, наоборот, его княжение ознаменовалось канонизацией святителя Леона, епископа Ростовского; 5) наличие у человека грехов, пускай и «немалых», еще никоим образом не характеризует его как слугу Антихриста и т. д. Наконец, нельзя допустить мысль, что исследователь не заметил в тексте «Повести» многочисленных уподоблений Андрея Христу и святым и, значит, намеренно закрыл глаза на подлинное отношение ее автора к убиенному князю.
394
Например, на миниатюре № 390 в ряды дружин великого князя Ярополка Владимировича и его братьев, Юрия и Андрея, возвращающихся из неудачного похода на Чернигов, затесался западноевропейский рыцарь с мечом или кинжалом, обращенным против него же самого. Эта фигура воплощает насмешку автора рисунка над незадачливыми князьями, так как смерть от своего же оружия считалась в эпоху Средневековья позор ной. Подобные пародийные изображения встречаются только в западноевропейских рукописях XIII—XIV вв. См.: Даркевич В.П. Народная куль тура Средневековья. М., 1992. С. 234.
395
«В скелете конечностей много тонких костей со структурой, свойственной юношескому возрасту. В зрелых годах это — доказательство пониженной деятельности половых желез и повышенной активности щитовидной железы. Люди подобной конституции обычно легковозбудимы и неуемно горячи. Задиристые и драчливые, они легко утрачивают контроль над собой и вместе с тем поражают отвагой и храбростью» (Поповский А. Поправки к летописи // Наука и жизнь. 1964. № 1. С. 70).
396
В этой связи Л.В. Мининкова вспоминает летописный эпизод под 1149 г. о том, как Ростислав Юрьевич «пришед к отцю своему в Суждаль, и ударь перед ним челом» (см. с. 255). «Одно из первых упоминаний о челобитье едва ли случайно было связано с Суздальской землей, — пишет исследовательница. — Челобитье не имело ничего общего с традициями вассальной вольности и выражало вынужденное признание Ростиславом зависимости слуги, потерявшего вольность. Такого рода служебные отношения уже с XII в. начинали распространяться в Северо-Восточной Руси» (Мининкова Л.В. Указ. соч. С. 133). Однако едва ли мы сталкиваемся здесь со спецификой властных отношений в Северо-Восточной Руси. Летопись приводит и другие случаи, когда младший князь отдавал поклон старшему. Можно вспомнить также сообщение немецкого хрониста XII в. Гельмольда о том, что ободриты кланялись своему князю в ноги. Поэтому гораздо более вероятно, что челобитье — это общеславянский обычай воздания почестей князю (и вообще старшему), имеющий достаточно древнее происхождение.
397
И.Я. Фроянов видит в этих грабежах «не акты простого разбоя, а своеобразный способ перераспределения богатств на коллективных началах» (Фроянов И.Я. Киевская Русь. С. 144—146).
398
Сын муромо-рязанского князя Ростислава Ярославича (ум. ок. 1155) из рода черниговских князей.
399
Решение веча гласило: «И реша се ся: уже тако створило [так случилось, что] князь наш убьен, а детей у него нету, сынок его [Юрий] в Новегороде, а братья его в Руси. По кого хочем послати в своих князех? Нам суть князи Муромьскые и Рязаньскыи близ в суседех [в соседях], боимся льсти [вар.: мьсти] их, еда пойду изнезапа [когда пойдут внезапно] ратью на нас, князю не сущю у нас [а мы без князя]. Пошлем к Глебу рекуще: князя нашего Бог поял, а хочем Ростиславичю Мьстислава и Ярополка, твоею шюрину» (Лаврентьевская летопись, под 1175 г.).
400
Владимирцы названы каменщиками, вероятно, потому, что со времен каменного строительства Андрея Боголюбского город изобиловал мастерами этой профессии. В Никоновской летописи речи ростовцев и Суздальцев переданы следующим образом: «Несть бо свое княжение град Владимир, но пригород есть наш, а наши смерды в нем живут и холопы, каменосечцы, и древоделы, и орачи [пахари]».
401
Новгородцы, в свою очередь, выгнали Юрия Андреевича и пригласили к себе сына Мстислава Ростиславича, Святослава. Ярополк позволил Юрию вернуться во Владимир. Но никакой волости сын Боголюбского не получил и должен был жить в своей отчине изгоем.
402
Как полагал А.Н. Насонов, для летописца владимирцы являлись «новыми людьми» в их самостоятельном историческом бытии (см.: Насонов А.Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Вып. 1. Пг., 1924. С. 14—15).
