Ричард Дейвенпорт-Хайнс - В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000
Положение лондонских уличных наркоманов стало ухудшаться зимой 1968-1969 годов. Наркологические центры в 1967-1970-х годах были беспокойным местом вследствие распространения метедрина. «Потоки ругани от пропитанных метедрином чучел с одной стороны, и неуместные советы от невежественных всезнаек с другой, мало помогали поднятию морального состояния», вспоминал Джеймс Уиллис. «Было много слишком возбужденных пациентов, принимавших большие дозы героина и метиламфетамина. Значительный процент составляли люди с серьезными нарушениями психики, которые часто осложнялись психозами на почве злоупотребления наркотиками».
За метедриновым кризисом зимой 1968-1969 года последовал контрабандный ввоз героина из Гонконга, который продавали в районе Джеррард-Стрит в Сохо примерно за 1,5 фунта за гран. Это было время, когда фармацевты Гонконга, получавшие сырье от вождей племен из Бирмы, Лаоса и Таиланда, открывали лаборатории по производству героина. Всю операцию проводило ЦРУ, она являлась составной частью анти-вьетнамской стратегии. В министерстве внутренних дел полагали, что дальневосточный героин первоначально ввозили для китайских иммигрантов, а местные наркоманы просто пополняли им запас наркотиков, который предоставляли им клиники. Это был первый в истории Британии случай контрабандного ввоза наркотиков, который организовали преступные синдикаты (если не принимать в расчет мелкие партии наркотиков, ввозившиеся наркоманами из Парижа в 1930-х годах). Героин из Гонконга получил все более расширявшийся рынок сбыта среди наркоманов, отвергнутых клиниками, либо (после 1979 года) встретивших в наркологических отделениях неприязненное отношение к поддерживающему лечению. В 1970-х годах на лондонском черном рынке героина господствовали гонконгские триады. После 1979 года черный рынок стали завоевывать поставщики из Ирана, а в 1980-х годах – из Пакистана.
В критически важном 1967 году наркотическая картина в Уэст-Энде изменилась и в других отношениях. В 1969 году, как отметил некий работник с молодежью, Уэст-Энду пришел конец. Начиная с 1967 года, торговля наркотиками переместилась в пригороды Лондона и окружающие его новые города. В том же году взлет продаж наркотиков наблюдался в Уэлвин-Гарден-Сити в Хертфордшире. В 1969 году лорд Сэндфорд (род. 1920) из Института изучения наркозависимости заявил, что печально известные врачи Петро и Свон причинили невосполнимый вред и что центр его графства опустошен из-за деятельности Петро. С 1967 года употребление каннабиса и амфетаминов, а после 1969 года – ЛСД, стало достоянием низших классов общества и городской бедноты. Распространение курения индийской конопли имело свои преимущества в том, что отдаляло пользователей от более разрушительного мира героина, метедрина и внутривенных вливаний барбитуратов. Как показал в 1970 году опрос 1093 школьников района Большого Лондона (из которых лишь 5,4 процента принимали наркотики), курение каннабиса было еще одним проявлением поведения подростка, который хочет быстро стать взрослым, начинает курить сигареты с раннего возраста и всеми правдами и неправдами стремится попасть в паб. Как и двадцатью годами ранее, курильщики каннабиса и героиновые наркоманы не смешивались между собой, у них не было почти ничего общего. «Быть наркоманом – это дело, требующее полной занятости, у него мало общего с реальной жизнью», говорил в 1970 году Ричард Невилл (род. 1942), австралийский основатель подпольной газеты «Оз». «Это один из многих способов уничтожить себя, если вы того желаете». Опрос 200 наркоманов в Челтенхеме (1970-1972) показал следующее.
«В то время, когда одновременное использование нескольких наркотиков было повсеместным, наблюдалась общая тенденция его снижения после начального периода экспериментов с разнообразными наркотиками… большая часть выбирала каннабис, время от времени употребляя галлюциногены или такие вещества, как кокаин или опиум, которые встречались достаточно редко. В общем и целом, студенты и богема из среднего класса контролировали свою зависимость так, что она не влияла на учебу и работу. Только один респондент из данных двух групп вводил наркотик внутривенно, и то – в чисто экспериментальных целях. Подавляющее большинство из этих двух подгрупп отрицательно относились к инъекциям, которые они рассматривали как признак болезни или недальновидности. Наиболее неразборчивыми в употреблении наркотиков были безработные и чернорабочие, имеющие низкий общественный статус, они использовали самый широкий ассортимент психотропных веществ, как легальных, так и нелегальных. Эти люди наиболее безответственно относились к традиционным жизненным целям и были глубже всех вовлечены в наркотическую среду».
Наркоманы, употреблявшие опиаты как правило самостоятельно приобретали зависимость в результате лечения или, работая врачами либо медсестрами, имели доступ к наркотикам. Но к концу 1950-х годов все больше опиатных наркоманов или людей, сочетавших героин с кокаином, получали зависимость вследствие личных контактов. Примером может служить исследование в Кроули-Нью-Таун, который в 1947 году стал городом-спутником Лондона. В 1962-1964 годах в Кроули были зарегистрированы шесть новых случаев внутривенного употребления героина или метадона. Эти цифры были явно занижены, однако количество новых наркоманов после 1965 года несомненно завышалось. В 1965 году было отмечено пять новых случаев, 24 – в 1966 и 32 – в 1967. В 1969 году это количество снова упало до четырех. Новые наркоманы знакомились в школе, клубах, при мелких правонарушениях и в нескольких случаях на работе. Маленькие группы с тесными отношениями связывал интерес к наркотикам. Приобщение к наркотикам происходило в дружеской компании – наркоманы хотели, чтобы их товарищи познали то же наслаждение, которое испытывали они, а те, кто не был наркоманом, желали удовлетворить любопытство или не хотели отличаться от своих друзей. Они покупали друг другу наркотики, что подразумевало доверие при передаче денег и защиту товарищей от ареста. Беккетт лечил нескольких пациентов из Кроули. Он узнал, что когда город построили, в нем было три танцевальных зала, которые по вечерам посещала молодежь. Однако по рекомендации полиции городской совет закрыл вначале один танцзал, затем – другой. Местная молодежь осталась без вечерних развлечений. Один или двое молодых людей начали ездить в Лондон за героином и привозили его в город. Наркотик употребляли в последнем оставшемся танцевальном зале, но полиция закрыла и его. Молодым людям ничего не осталось, как ездить в Лондон за героином. Это было неслыханно. Полиция и городской совет сослужили плохую услугу своему населению.
Другим зловещим фактором стала ассоциация героина с городскими изгоями, безработными, а также с проявлениями социальной несправедливости. Эта ассоциация наблюдалась в Чикаго 1930-х годов, а также в других американских гетто, начиная с конца 1940-х годов. Некоторые из подобных тенденций можно проследить в Шотландии, где к 1970-м годам возникла серьезная проблема с героином, на которую должное внимание обратили лишь в конце 1980-х годов после того, как групповое употребление наркотика привело к заражению вирусом иммунодефицита. Согласно отчету 1972 года, проблемы с наркотиками в Глазго начались, когда в 1963 году молодой человек с зависимостью от героина и кокаина, приехавший из Лондона, оказался без наркотиков и попал в больницу. Небольшая группа закоренелых наркоманов стала расширяться путем социальных контактов. В 1966 году крупное ограбление большой аптеки привело к тому, что в Глазго стали известны несколько наркоманов, вводивших наркотики внутривенно. С 1965 года их количество с 1965 года возросло с пяти до примерно двадцати в 1967 году. Героин и кокаин использовались, пока не истощились украденные запасы. В 1967 году наркоманы перешли на внутривенные инъекции барбитуратов, пероральное применение снотворных, ЛСД и каннабис. Медперсонал наркотических отделений Глазго – по крайней мере, четырех клиник, открытых в 1968 году – сократили, когда наркоманы покинули этот район. Последующие мелкие группы наркоманов не соглашались на лечение и уезжали в Лондон.
Многие пациенты в Центре лечения наркозависимости, который открылся в Эдинбурге в 1968 году, были безработными. В отчете о первых ста пациентах Центра, опубликованном в 1973 году, говорилось: «Отягощенные, как и многие наркоманы, преступным прошлым, без профессий, без рекомендаций, с внешностью хиппи, у них не было шансов получить работу, кроме временной. Эмиграция была им запрещена, в армию не брали, о свадьбе и детях, которых пришлось бы содержать на пособие по безработице, можно было только мечтать. В таких обстоятельствах вполне понятно стремление к фармакологическому забвению от смутно сознаваемого отчаяния». Чтобы предотвратить стечение наркоманов в город, Эдинбургский центр отказался назначать опиаты. Тот факт,– что с мая 1971 по март 1972 года в клинику было направлено всего семнадцать наркоманов, приписывали работе эдинбургского отдела по борьбе с наркотиками, возросшим мерам безопасности со стороны аптекарей и менее снисходительным отношением судей. Непонятно, включала ли работа отдела наблюдение за клиниками из полицейских машин, чтобы не допускать в них наркоманов – как случалось в 1980-х годах. Ясно одно: такая политика привела к тому, что клиники потеряли контакт со своими местными клиентами.
