Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.
Крестьянская и беспартийная армия как орудие диктатуры пролетариата — это выглядело, по меньшей мере, подозрительно, поэтому вопрос о смычке с крестьянством приобрел в отношениях с армией исключительное политическое значение. Тогда, по признанию начпура Бубнова, Красная армия представляла собой очень чуткий инструмент, который отражал малейшие колебания крестьянства. Политуправление строило свою работу в армии на трех китах — военизация, советизация и интернационализация призванных. Но вместе с тем дельцы ПУРа отмечали, что когда красноармейцы слушают политбеседу, они вроде бы понимают и со всем согласны. Но буквально сразу после политчаса в кругу товарищей начинают говорить совсем другим языком[836]. Этим разным языковым диалектам, который один для начальства, другой для своих, крестьяне были обучены веками своих противоречий с помещиками и властью. Крестьяне, верные традициям, соображали так, что пролетарии всех стран — это замечательно, но в конечном счете немцы — это немцы, а англичане — это англичане. Интернационализация гибла в топком крестьянском сознании, где давно нашли свой конец немало просветителей разного сорта и толка, охочих до мужицкой шеи.
Секретариат ЦК после устранения Троцкого из армии фактически продолжил его политику по обособлению армейских политорганов от партийных и советских властей. В июне 1925 года Оргбюро пересмотрело свое прошлогоднее августовское положение о взаимоотношениях армейских парткомиссий и местных парткомов по делам приема в партию и личным делам коммунистов. Пересмотр состоялся в сторону предоставления большей автономии армейским партийным органам, парткомы только информируются и их мнение лишь принимается во внимание[837]. Потом оппозиционер Залуцкий возмущался на ковре Оргбюро, что у ленинградского комитета отсутствует связь с кадровыми частями армии и флота, партячейки армии изолированы от местных партийных органов. «Вы, — бросил Залуцкий секретарям ЦК, — на 100 % осуществили организационные намерения Антонова-Овсеенко и даже на 150 % и обособили военных коммунистов от всей организации. Я считаю, что виновником этого является т. Бубнов»[838].
Настроения командиров Красной армии сфокусировались в профессиональные интересы, в равенство полунищенского существования, невысокий социальный статус, негативное отношение к назойливому вниманию Политуправления армии, к гвардионству комячеек при осточертевшей комфразеологии, наполнявшей жизнь и учебу. В соответствии с новым законом от 28 сентября 1925 года о воинской повинности в конце 1926 — начале 1927 года в Красной армии произошло установление системы единоначалия и сокращение численности командного состава (около 16 000 чел.). Это по своим масштабам более всего напоминало чистку 1924 года, которая изменила красный комсостав и вычистила в громадном количестве сторонников Троцкого из армии. Эмигранты замечали, что каждая фаза большевистской склоки неизменно сопровождается снятием с постов подозрительных вождей Красной армии и более или менее массовой чисткой среднего комсостава.
Непонятная и загадочная Красная армия в силу своей разнородности и вечной оппозиционности партаппарату не могла быть привлечена к делу, однако ОГПУ со своими специфическими функциями и методами с 1927-го года начинает активно вовлекаться во внутрипартийную борьбу. Летом Секретариат ЦК дал директиву на места выделить для работы в ОГПУ из лучших и опытных кадров, служивших когда-то в чека, более 400 человек. Запрос тайного ведомства был выполнен сполна[839]. Устами Менжинского в годовщину смерти Дзержинского оно уже тихо, но внятно известило, что будет в распоряжении у ЦК[840]. Менжинский в гражданскую стал начальником Особого отдела ВЧК, который занимался контролем над армией, поэтому абсолютно закономерно, что в период борьбы с Троцким этот отдел приобрел особый вес в глазах Сталина. Начальник ОСО Менжинский в 1923-м году сменил Уншлихта на посту фактического руководителя ОГПУ, а после кончины Дзержинского стал его председателем. Менжинский говорил: «ОГПУ обязано знать все, что происходит в Советском Союзе, начиная от Политбюро и кончая сельским советом. И мы достигли того, что наш аппарат прекрасно справляется с этой задачей»[841].
В любом обществе существует область отношений, подпадающая под внезаконное регулирование, и если оттуда уходит государство, государственные органы, то она мгновенно заполняется криминалом. Внеуставные и, если смотреть шире, внезаконные отношения появляются там, где получается зазор между законом и необходимостью реального управления. Если там пустое место, то это сразу заполняется внезаконными методами регулирования. Существеннейшая характеристика общества заключается в том, кто занимается внезаконным регулированием: либо государство (в виде организаций типа ГПУ), либо дельцы биржи и организованный криминал. В 1920-х годах, как и всегда, система госбезопасности в силу своего сугубого централизма, будучи гарантированной от проникновения посторонних элементов через выборные каналы, являлась надежным бастионом политической организации.
Госполитуправление весь период нэпа потихоньку занималось внутрипартийными делами, в пользу сталинской фракции в Цека. В декабре 1923 года ОГПУ согласно постановлению комиссии Политбюро по внутрипартийному положению занялось высылкой оппозиционеров[842]. Потом еще в 1926 году масса сторонников Зиновьева отправилась на казенный счет из Ленинграда в северную русскую глушь. Затем принимались меры против рядовых членов левой оппозиции. По постановлению московского ГПУ в ссылку на Север отправилась группа партийцев «от станка» в количестве 53 человек, исключенных из партии в течение 1926 года.
В усложнившейся для Сталина ситуации 1927 года лидеры оппозиции пытались вернуть свои утраченные позиции в партии и единственное, что им оставалось после отстранения от всяческих рычагов власти, — это апелляция к широким партийным массам. Оппозиция продолжала добиваться от ЦК восстановления существовавшего при Ленине правила объявления внутрипартийной дискуссии за три месяца до открытия очередного XV съезда ВКП(б). Августовский объединенный пленум ЦК-ЦКК был отмечен соглашением с оппозиционерами, навязанным Сталину «заколебавшимся» большинством ЦК во главе с такими приверженцами компромисса, как Рыков. Суть этого компромисса, согласно заявлениям Рыкова, заключалась в предоставлении оппозиции возможности вести неофициальную кампанию на выборах на съезд партии. Это было сорвано сталинцами. В «Правде» и «Большевике» было объявлено об установлении цензуры над предсъездовской дискуссией, о запрещении явно «меньшевистской» аргументации в дискуссионных листках и печати и недопущении фракционных выступлений на предвыборных партсобраниях. Оппозиция ответила организацией нелегальной типографии.
3 сентября лидеры оппозиции направили в ЦК соответствующее заявление за подписью 13 человек, но ЦК отверг все требования и запретил им распространение своих документов. Одновременно органы ГПУ были нацелены на раскрытие и ликвидацию нелегальных типографий оппозиции, которая уже виделась верхушке Цека как своего рода подпольная партия со своим руководящим центром и местными комитетами во многих городах страны.
Если часть номенклатуры настроена нерешительно, если большинство на пленуме не поддерживает вполне, если даже обнаруживает мягкотелость ЦКК, то остается возможность обратиться к международному коммунистическому мнению. Сталин, не сбавляя темпов, подготовил новый ход. Исполком Коминтерна после чисток состоял из верноподданных Сталину и его подручному Бухарину кадров. Иноземцы из Коминтерна были в достаточной степени удалены от масс ВКП(б) и понимали, что у них ни в СССР, ни за границей нет опоры кроме субсидий от руководства ЦК ВКП(б). Эта интернациональная гвардия Бухарина беспрекословно выполнила приказ, подвергнув исключению Троцкого из Исполкома Коминтерна.
Один немецкий оппозиционер из госаппарата Третьего рейха позже выскажется так о своем опыте при нацизме: при диктатуре оппозиционеру остается только одно — зубами и когтями держаться за свой пост, а в случае увольнения всеми средствами пытаться вернуться на него. Даже незначительная должность «внутри» системы дает возможность оказывать влияние[843]. Такая тактика несколько ранее уже была освоена представителями оппозиции в ВКП(б). Осенью 1927-го среди участников блока дискутировался вопрос, должна ли оппозиция продолжать борьбу до конца и идти даже на исключение из партии? Для таких, как Троцкий, иного ответа, кроме утвердительного, не существовало. Но менее решительные оппозиционеры уже были готовы сложить оружие и соглашались с Каменевым, который заявлял, что вне ВКП(б) идеям оппозиции грозит только одно — «вырождение и гибель» и, следовательно, «надо всеми силами, всеми мерами бороться за торжество наших идей в партии… всеми мерами избегая того, что облегчает противнику исключение оппозиции из партии»[844]. В сентябре была устроена публикация покаяний бывших оппозиционеров в московских газетах.
