Валерий Шамбаров - Начало России
Иван III, разослав воевод на позиции, оставался в Москве. Опасность считалась очень серьезной – вдруг вместе с Ахматом и в самом деле ударят литовцы? Государь на всякий случай отправил свою мать и наследника Ивана Молодого подальше, в Ростов. Сам собирал в столице резервные полки – перебросить их на то направление, где обозначится угроза. Хотя поначалу ратников пришлось использовать не в сражении. 20 июля случился сильный пожар. Иван Васильевич со «многими детьми боярскими» смело кинулся бороться с огнем, останавливали пламя, «гасяще и разметывающе» полыхающие дома. Город спасли, не позволили выгореть дотла. А 30 июля доложили, что хан напал на Алексин.
Теперь, наконец-то, обозначилось, где находится противник, какие у него силы. Настало время для ответных действий. Государь не медлил ни часа. «Вборзе», «не вкусив ничто же», поднял свой резервный корпус, поскакал в Коломну. Из седла рассылал приказы военачальникам, уточнял их задачи, вызвал к себе царевича Данияра с касимовскими татарами. Ахмат очутился в тупике. Форсировать Оку он не сумел. К реке подходили новые русские части. А разведка доносила, что великий князь со свежей армией появился в Коломне и повернул вверх по реке, к Рославлю. Но оттуда, поднявшись по р. Осетр, Иван Васильевич мог выйти в тыл хану, его зажали бы с двух сторон.
Ахмат решил выбираться из наметившейся ловушки. Распорядился сниматься с места и уходить в степь. Отступали сперва «помалу», потом ускорили темп. Замечали вокруг русские дозоры, принимали их за передовые отряды большого войска. Подгоняя сами себя слухами об окружении, побежали, стали бросать имущество, добычу. Иван III узнал, что ордынцы повернули восвояси, и выслал конницу в преследование. Конвои с пленными отстали от удирающего ханского воинства, и часть их удалось перехватить, «отполонить» угоняемых людей. Дети боярские и себя не обидели, насобирали за татарами немало брошенных трофеев. 23 августа Иван Васильевич возвратился в столицу. Его чествовали, как победителя. Еще бы не победителя! Ордынское нашествие кончилось ничем. Без крупных сражений, а выиграли! Отстояли страну!
Впрочем, и на этот раз торжества быстро оборвались, сменились заботами совсем не приятного свойства. В Ростове тяжело заболела мать государя, думала, что не встанет. Вызвала к себе сыновей. Один из них Юрий Дмитровский, поехать не смог, его тоже свалил какой-то недуг. Отправились Иван III, два Андрея, Борис. Но мать выжила, а в Ростов примчались нарочные от митрополита, сообщили: Юрий умер. Схоронили, отпели. Как водится, поплакали, посидели за поминальным столом. Но семейное горе неожиданно обернулось нешуточными склоками.
Удел Юрия был самым большим на Руси – Дмитров, Можайск, Серпухов, Хотунь, села бабушки Софьи Витовтовны. Но хозяйство князя могло послужить ярким примером того, к чему ведет удельная система. Он силился жить не хуже старшего брата, содержать двор, приличное войско, построил в Дмитрове несколько красивых каменных храмов. Средств на это не хватало, увеличивались поборы с крестьян и посадских. Люди разорялись, уходили во владения великого князя. А вместе с подданными разорялось и княжество. Юрий оставил после себя 700 руб. долгов, все его фамильные драгоценности перекочевали к ростовщикам.
Он не был женат, детей не имел, и Иван III поступил по закону, отписал выморочный удел в казну. Но встали на дыбы младшие братья. У них-то в уделах было еще хуже, чем у Юрия, и они хотели поделить города покойного, пускай каждому достанется кусочек. Указывали, что Русь принадлежала отцу, значит, и наследство надо распределять по-семейному. Мать жалела братьев, поддержала их. Ссора разгоралась все круче, бурлила накопившимися обидами, завистью. Этим чрезвычайно заинтересовался Казимир. Усобица на Руси была бы таким великолепным подарком! Как раз и эмигрантам нашлось бы достойное применение. Оживились новгородские «золотые пояса»…
Но и в московском правительстве осознавали, какими последствиями грозят раздоры. Вмешался святитель Филипп, кое-как уговорил мать не доводить до беды. Она взялась мирить детей. Сошлись на том, что братья сбавят претензии, а уделы им как-нибудь увеличат. Мать отдала своему любимцу Андрею Большому ее собственный город Романов. Борису Волоцкому государь пожаловал Вышгород, а Андрею Меньшему Тарусу и Городец на Протве. Но Иван Васильевич, согласившись на эти подачки, назначил за них своеобразную цену. Братьям пришлось целовать крест, что впредь они не будут заключать никаких договоров без ведома Ивана III, не станут предъявлять прав на удел Юрия и прочие государевы земли.
А пока русские дрались с татарами и гасили грызню в великокняжеском доме, в Европе полным ходом раскручивалась эпопея со сватовством. Посольство Ивана Фрязина принял в Риме уже не Павел П. Он успел переселиться в мир иной, и его место занял Сикст IV. О новом папе шла довольно нелестная молва, он был известен как взяточник, педераст и убийца. Хотя католическую верхушку подобная кандидатура устраивала, а простонародью о папских слабостях не рассказывали, для мирян ему полагалось быть недосягаемой величиной и незамутненным идеалом.
В Москве сидели очень неглупые политики. Для папы составили такую грамоту, что ее можно считать образцом дипломатического искусства: «Первосвятителю римскому Иоанн, великий князь Белой Руси, кланяется и просит верить его послам». И все! Больше ни слова, государь не давал Ватикану ни единой письменной зацепки. Сикст выслушал делегатов в собрании кардиналов, замужество Зои Палеолог обсудили на тайном совете. Некоторые почтенные иерархи озаботились судьбой греческой царевны, выясняли у своего голубенького «святого отца», христиане ли русские? Но Сикст увлекся проектом брака не меньше покойного Павла. Можно ли было упускать сказочную удачу? Папа разъяснял сомневающимся, что русские участвовали во Флорентийском соборе и даже «приняли» митрополита от католической церкви.
Вопрос решили положительно. Первосвященник расстарался похвастать своим триумфом перед всеми окрестными государствами. В храм св. Петра пригласили послов Неаполя, Милана, Венеции, Феррары, Флоренции, при пышном международном сборище папа самолично обручил Зою с отсутствующим женихом. Его представлял Иван Фрязин – делла Вольпе. Этому авантюристу не терпелось посверкать поярче, и он беззастенчиво превышал полномочия. Заверял, что великий князь жаждет «благословенного соединения церквей», запросто согласится воевать с турками.
Сикст IV и его советники немало поработали с Зоей, внушали, что ее великая миссия – стать представительницей Ватикана в Москве. Поучали, как правильнее воздействовать на мужа, какими доводами удобнее склонять его к унии. Расписывали, какой награды удостоится она на Небесах, а на земле католическая церковь ее не оставит, окажет любую помощь. Письмо папы великому князю в области дипломатического искусства могло поспорить с русской грамотой. Иван III избежал лишних слов, а римские специалисты ухитрились обыграть их отсутствие! Государь вообще не упомянул о Флорентийском соборе, и Сикст расхваливал, что он «не отвергает собора». Очень высоко оценил и за то, что Москва не принимает митрополитов от Константинополя. Превозносил за выбор невесты, «христианки, воспитанной в апостольской столице», а стало быть, великий князь «изъявляет приверженность к главе церкви».
Для практической реализации плана, «указать заблуждающимся путь истинный», с Зоей отрядили папского легата Антонио Бонумбре с целой свитой духовенства. А с приданым папа слукавил. Раскошеливаться ему никак не хотелось, но из погибшей Византии в Италию вывезли немало православной литературы, спасали сокровища духовного наследия. Католикам оно было без надобности, и Сикст выделил в приданое обоз греческих книг. Дорогу выбрали самую безопасную, через Германию и Прибалтику. В Любеке многочисленный поезд погрузился на корабли, доплыл до Ревеля.
Ливонский орден папа попросил на время приостановить драки с псковичами, не раздражать русских. Крестоносцы не возражали. Гречанка и легат сами выступали как бы крестоносцами! Направлялись искоренять Православие! Их чествовали в городах и замках, развлекали рыцарскими турнирами. На Чудском озере немецкую флотилию встретила русская, путешественники пересели с одних кораблей на другие. Прибыли на Псковщину. Толпы народа стекались взглянуть на Зою. От души приветствовали ее, радовались за своего государя и его будущую супругу…
А Зоя делала собственный выбор. Она видела красивые города, живописные монастыри, видела искренние улыбки на лицах людей. Царевна задумывалась – а зачем ей нужна роль папской «троянской лошадки»? Ей, которая завтра станет женой властителя великой державы? Так кем же ей быть: жалким орудием Рима или полноценной государыней? Она не забыла греческих храмов, куда ходила в детстве. Здесь многое было похожим… В Богородицком монастыре Бонумбре явился в собор вызывающе, в полном облачении легата ярко-красного цвета, в перчатках, презрительно не поклонился иконам. Народ опешил, но царевна властно вмешалась, заставила итальянца приложиться к иконе Девы Марии. Это был первый приказ русской великой княгини.
