Василий Потто - Кавказская война. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг.
Пройдя теснины, в которых бешено бьется Дараурт-чай, отряд остановился на урочище Замбур, в чудной зеленой долине, и почти вместе с отрядом пришло сюда татарское кочевье, многочисленные стада которого еще спускались с высот Сальвата. Это было проявление дружественного чувства со стороны окружающего населения.
По двухверстному крутому скату спустился отряд в глубокое ущелье, к самой подошве Сальвата,– исполина Азербайджанского, вершина которого так похожа на нахлобученную рогатую шапку. Подъем на него был труден, и на крутых, извилистых тропинках повозки и орудия приходилось втаскивать уже на канатах.
Через семь дней отряд вышел из гор на равнину, расстилавшуюся от города Лори, который расположен на утесах одного из скатов, идущих от снеговой вершины Севелана далеко за Ардебиль, и стал на левом берегу Кара-Су, при селении Мышкин. Здесь отряд получил приказание остановиться до окончания переговоров, начатых в Дей-Карагане. Но войска стояли в полной готовности выйти отсюда в любом направлении.
Таким образом Карабагский отряд составил левое крыло главного корпуса и должен был участвовать в его дальнейших действиях, если бы обстоятельства заставили внести оружие в Иранскую область.
И вот теперь, как только переговоры были прерваны, курьер из Дей-Карагана привез князю Вадбольскому приказание начать немедленно наступление к Ардебилю. Паскевич придавал большую важность этому движению и, чтобы быть более уверенным в успехе предприятия, послал начальника корпусного штаба, генерал-адъютанта графа Сухтелена, принять временно начальство над отрядом Вадбольского.
Граф Павел Петрович Сухтелен был старшим сыном известного своими заслугами, ученостью и глубоким умом инженер-генерала графа Петра Корниловича, которому Россия обязана учреждением генерального штаба. Под руководством отца молодой Сухтелен получил блестящее образование и начал службу тринадцать лет от роду колонновожатым в свите государя по квартирмейстерской части.
Через год он перешел в Кавалергардский полк и вместе с ним был в Аустерлицком сражении, где на его долю выпало участие в одном из самых тяжелых, но вместе с тем и блестящих эпизодов этого боя. Сражение уже было проиграно, и русская армия отступала в крайнем расстройстве, когда на поле битвы явились кавалергарды. Стремительный удар этих отборных латников – удар, которому удивлялись впоследствии сами французы,– выручил пехоту; но сами кавалергарды попали в такую страшную сечу, что из четвертого эскадрона, в котором служил Сухтелен, уцелело только восемнадцать человек. Командир эскадрона полковник князь Репнин и все офицеры, раненые, остались в руках неприятеля. В числе их был и Сухтелен, контуженный ядром и раненый саблей в голову,– так дорого достался ему, семнадцатилетнему юноше, первый шаг на боевом поприще. В пятом часу пополудни Наполеон, возвращаясь с поля сражения, увидел пленных и узнал, что между ними есть гвардейские офицеры, потребовал к себе старшего. Явился князь Репнин.
– Вы командовали кавалергардским полком Императора Александра?– спросил его Наполеон.
– Я командовал эскадроном,– отвечал князь Репнин.
– Ваш полк честно исполнил свой долг,– сказал Наполеон и прибавил, что он с удовольствием отдает должное своим храбрым противникам.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда для солдата,– отвечал Репнин.
Наполеон ласково кивнул и спросил:
– Кто этот молодой человек, который стоит рядом с вами?
Князь Репнин назвал Сухтелена. Наполеон посмотрел на него с улыбкой и прибавил:
– Он слишком молод, чтобы бороться с нами.
– Молодость не мешает быть храбрым,– смело отвечал Сухтелен и прибавил:
Je suis jeune, il est vrai, mais aux âmes bien nées
La valeur n'attend pas le nombre des années. [13]
– Браво, молодой человек! – воскликнул император.– Прекрасный ответ! Вы далеко пойдете!
Эта встреча с молодым Сухтеленом послужила сюжетом к известной картине, которая заказана была Наполеоном и вместе с портретами маршалов долго украшала стены его любимого Тюльерийского дворца. Рассказывают, что император Александр, по взятии Парижа, посетив зал, где она висела, долго стоял перед картиной в раздумье и наконец сказал: “Здесь не стыдно вспомнить и об Аустерлице”.
По окончании войны Сухтелен возвратился в Россию и был награжден за храбрость золотой шпагой и чином поручика. В кавалергардском же полку он дрался с французами в кампанию 1807 года, участвовал в военных действиях против шведов в Карелии и Саволаксе, находился при взятии Свеаборга, был в жарком деле при Индельсальме, где пал князь Долгоруков, любимец императора Александра, и вместе с Кульневым переходил по льду Ботнический залив. Война сделалась привычной стихией для молодого человека, и потому, едва замолкли последние отголоски битв в суровой Финляндии, Сухтелен, пренебрегая почетной службой при отце, тогда чрезвычайном посланнике в Швеции, перенесся с севера на берега Дуная и там, в сражении при Слободзеи, выказал редкую отвагу и присутствие духа. В разгаре боя посланный Кутузовым передать приказание в отряд генерала Маркова, действовавший по ту сторону Дуная, он отважно бросился в рыбачий челн и переплыл Дунай под страшным огнем неприятеля, отделавшись, к удивлению всех, только легкой раной в ногу. Звание флигель-адъютанта, чин ротмистра, орден св. Владимира 4-ой степени и Анна на шее – были наградами его за эти кампании.
По возвращении из Турции Сухтелен отправлен был государем в Англию с секретным письмом к королю и возвратился оттуда только осенью 1812 года. Это была для него, в сущности, уже не первая служебная командировка, выходившая из круга обыкновенных обязанностей боевого офицера; после фридландской кампании он, вместе с отцом, был посылаем для обзора укреплений по западным границам империи, а во время шведской войны вел переговоры о сдаче Свеаборга и по заключении Фридрихсгамского мира состоял при своем отце, во время пребывания последнего посланником в Стокгольме.
В отечественную войну Сухтелен командовал Волынским уланским полком, в партизанском отряде Чернышева. Там он был ранен пулей в левую руку, но остался во Фронте и затем, целым рядом боевых отличий, заслужил алмазные знаки ордена св. Анны 2-го класса, Владимира на шею, Георгия 4-ой степени и чин генерал-майора на двадцать шестом году от роду. Из иностранных орденов он уже имел в то время: прусские “Pour le mérite” и Красного Орла 2-й степени, шведский Командорский Меча и золотую медаль, французский св. Людовика.
Последние годы царствования императора Александра Сухтелен командовал гусарской бригадой. В это же время, вместе с отцом своим, он возведен был в графское достоинство Российской Империи. Император Николай, в день своей коронации, произвел Сухтелена в генерал-лейтенанты и назначил генерал-квартирмейстером главного штаба Его Императорского Величества.
Когда началась персидская война, Сухтелен не мог оставаться равнодушным зрителем ее и просил у государя назначения на театр военных действий, куда отправлялись товарищи его боевой жизни: Давыдов, Бенкендорф, князь Долгоруков. Государь согласился с тем, однако, чтобы по окончании войны Сухтелен возвратился немедленно к своим обязанностям генерал-квартирмейстера главного штаба.
Человек еще молодой, полный сил, за которым притом считалось так .много боевого прошлого, Сухтелен занял в войсках Паскевича видное и ответственное положение начальника штаба отдельного Кавказского корпуса и в этом звании принимал участие во всех важных делах кампании 1827 года. Теперь назначение командовать карабагским отрядом дало ему случай навсегда вписать свое имя в летописи подвигов кавказских войск.
Отряд князя Вадбольского Сухтелен встретил уже под Аваром. “Трудно поверить,– писал он отсюда Паскевичу,– какое количество снега выпало в здешних местах, которые теперь представляют совершенный вид нашей северной зимы. Дорога состоит из узкой тропинки, и двигаться по ней с колесными арбами решительно невозможно”. Из Агара войска шли к Ардебилю. И как прежде юный Сухтелен со своими волынцами особенно отличился при взятии Реймса, города, славного венчанием на царство французских королей, так и теперь ему предстояло взять Ардебиль, исстари знаменитый коронованием в нем персидских государей. Несмотря на суровую зиму, памятную в Персии необычайно глубокими снегами и холодом, Сухтелен 25 января уже стоял перед целью своего похода.
Старинный город беспечно раскинулся в широкой и привольной долине, окаймленной чудными Таврскими горами, между которыми, как снежный гигант, вставала громадная гора, достигающая двенадцати тысяч футов, и, казалось, не ждал нашествия неприятелей. Он совершенно не был готов к обороне. Сыновья Аббаса-Мирзы, Махмет и Джанхир, бывшие тогда в нем, заперлись в цитадели с двухтысячным гарнизоном и хотели защищаться; но нескольких ракет, пущенных в город, было достаточно, чтобы поколебать мужество защитников. Начались побеги из цитадели, а в городе вспыхнул мятеж, и жители, толпами бросившись в крепость, обезоружили всех сарбазов. Между тем старейшины города уже отворили ворота и встречали подходящий отряд с хлебом и солью. Сухтелен торжественно вступил в Ардебиль. Оба принца, лишенные возможности бежать, сдались военнопленными. В Ардебиле взято было русскими двадцать семь орудий и в числе их четыре пушки, захваченные в прошлом году персиянами в Ленкорани.
