Наталия Ильина - Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1
26. Забелин И.Е. Указ. соч. Ч. 1. С. 132.
Глава вторая. Как норманисты-«словопроизводители» дискредитировали лингвистику
В 1877-1878 гг. А. А. Куник, говоря, что шведам «принадлежит честь заложения первых камней в здании норманизма», и характеризуя время с 1614 по 1734 гг. как период «первоначального образования норманской системы», констатировал: «В течение того же XVII ст. убеждение в призвании первых русских князей утвердилось в Швеции, причем шведы обратили внимание... на собирательное Rotsi финнов»[27]. Так, родоначальники норманской теории шведские авторы XVII в. «изобрели», помимо других ее аргументов, главный ее аргумент, увидев в финском названии Швецию Ruotsi основу имени «Русь». Параллельно с тем они начали вести разговор о якобы существующей лингвистической связи между именем «Русь» и Рослагеном (частью береговой полосы шведской области Упланда напротив Финского залива, жители которой во время войны должны были поставлять корабли для морского ополчения). Ю.Буре (ум. 1652 г.), первым увидевший в древних гипербореях шведов, выводил финское слово ruotsolainen - «швед» - от древних названий Рослагена Rohden и Rodhzlagen, считая, что название Рослаген произошло от ro - «грести» и rodher - «гребец», а И. Л. Локцений (ум. 1677 г.) переименовал гребцов и корабельщиков Рослагена в роксолан, т. е. русских[28].
В российскую науку идею о родстве названий Русь и Ruotsi, рожденную торжеством в Швеции «рудбекианизма», ставшего в науке синонимом баснеплетства и околонаучных фантазий, попытался перенести в 1749 г. Г.Ф. Миллер, но его диссертации «О происхождении имени и народа российского», предназначенной для прочтения на первой в истории Петербургской Академии наук «ассамблее публичной», его коллеги практически единодушно отказали в научности. Диссертация Миллера, к работе над которой он приступил весной 1749 г., в начале сентября была отдана, согласно академическим правилам, на рецензию профессорам (академикам) И.Э. Фишеру, Ф.Г. Штрубе де Пирмонт, В.К.Тредиаковскому, М.В.Ломоносову, адъюнктам С.П. Крашенинникову и Н. И. Попову. И все названные лица (за исключением Тредиаковского) в один голос сказали, что она «предосудительна России».
Штрубе де Пирмонт, например, отмечал, что Академия справедливую причину имеет сомневаться, «пристойно ли чести ее помянутую диссертацию публично читать и напечатавши в народ издать». То же самое говорил Ломоносов: она, поставленная на «зыблющихся основаниях», «весьма недостойна, а российским слушателям и смешна, и досадительна». После того как Миллер обвинил оппонентов в пристрастном отношении к своему труду, разгорелась острая дискуссия, в ходе которой он был забракован окончательно (Тредиаковский в отзыве 1750 г. уже подчеркивал, что финны «некоторый соседний народ называют россалейнами. Много сходства; онакож сходство сие врассуждении чужаго, и не сих земель народа: а притом, такия сходства весьма недостоверны и обманчивы»).
Факт, что диссертацию не приняли коллеги Ломоносова немцы Фишер и Штрубе де Пирмонт, что позже точно так же поступили немцы А. Л. Шлецер и А.А.Куник, отметает все норманистские домыслы об отсутствии в критике русских ученых и прежде всего Ломоносова каких-либо серьезных оснований, кроме, как только патриотических (начало такому мнению положил Шлецер, стремившийся выставить Ломоносова перед просвещенной Европой, которой очень хорошо были знакомы его исторические труды, в самом неприглядном виде и тем самым нейтрализовать его критику норманской теории). Остается добавить, что устроитель «ассамблеи публичной» немец И. Д. Шумахер назвал диссертацию Миллера «галиматьей» и что сам Миллер в 1773 г., говоря о выходе этого сочинения в Геттингене «уже вторым тиснением» без его участия, с нескрываемым сожалением признал: «Много сделал бы еще в оном перемены».
Такие слова ученый произнес потому, что к тому времени понял, на каком ложном основании он почти четверть века назад возводил русскую историю, выстраивая ее по «Деяниям данов» Саксона Грамматика (1140 - ок. 1208 гг.), повествующим о многовековых войнах датчан с балтийскими русами, проживавшими в западной часть нынешней Эстонии - провинции Роталия-Русия и Вик с островами Эзель и Даго. И все эти события, имевшие место быть в глубокой древности на Балтийском море и его берегах, Миллер перенес в историю Киевской Руси, в связи с чем в ней появились «российские цари» Олимар, Онев, Даг, Радбард, которых взял под свою защиту датский король Фротон III, живший в третьем веке после рождества Христова, и сын которого Фридлев «в России воспитан... и в России царствовал», утверждалось, что датские и шведские короли часто предпринимали походы «в Россию», что потомки «российского царя» Радбарьда (Рандбарда), женатого на дочери датского короля Ивара Видфадмия, умершего в 600 г., «с отменной храбростию» участвовали в Бравалльской битве и т. д.
И выведя затем разговор на варяжских князей Рюрика и его братьев, Миллер подытоживал, что они «имели над новгородцами владение, не по просьбе, но войною», и что такое завоевание дело обычное: новгородцы «часто были под норвежским и датским владением», «силою и военною рукою в подданстве удержаны», норманны жили в Новгородской земле и имели там свои гарнизоны. При этом ученый убеждал, что нет никакого бесчестья русским в том, что еще до учреждения российского государства новгородцы были покорены норманнами, ибо именно от этого подлинная слава происходит фамилии великих князей, царей и императоров, «преидущей от Рюрика», т. к. «его прадеды за много прежде сим лет часть России в своем владении содержали и потому Рурик имел над новгородцами владение». Миллер также утверждал, что своим именем Русь обязана скандинавам: «Новгородские славяне услышав имя россов от финнов, оным всех из северных стран пришельцов нарицали, почему и варяги от славян россиянами названы. А потом и сами славяне будучи под владением варягов имя россиян приняли, подобным почти образом, как галлы франками и британцы агличанами именованы»[29].
Особенное внимание Ломоносова привлек последний тезис Миллера. И, проанализировав источники, он показал его совершенную надуманность, следовательно, принципиальную ущербность норманской теории, изначально лишающую ее всякой основы: «Имени русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано». Он также отметил и другой ее изъян, столь же принципиального свойства, что «едва можно чуднее что представить, как то, что господин Миллер думает, якобы чухонцы (финны. - В.Ф.) варягам и славянам имя дали»: как это «два народа, славяне и варяги, бросив свои прежние имена, назвались новым, не от них происшедшим, но взятым от чухонцев». И, говоря об исторических примерах перехода имени победителей на побежденных, на которые ссылался Миллер, Ломоносов заключил: «Пример агличан и франков... не в подтверждение его вымысла, но в опровержение служит: ибо там побежденные от победителей имя себе получили. А здесь ни победители от побежденных, ни побежденные от победителей, но все от чухонцев!»[30]. (Действительно, как то демонстрирует мировая история, «имя страны может восходить либо к победителям, либо к побежденным, а никак не к названиям третьей стороны»[31].)
Правомерная критика Ломоносовым норманской теории была проигнорирована шведскими, немецкими, а за ними, естественно, и российскими исследователями. Более того, непреклонная вера в норманство варягов заставляла их постоянно подпитывать эту теорию новыми домыслами и возрождать давно забытые. Так, в 1774 г. швед Ю.Тунманн, констатируя, что шведы никогда не именовали себя русами, выводил из финского названия Швеции Ruotsi форму «русь», уверяя, что шведов восточные славяне стали именовать «русью» посредством финнов, т. к. у славян, отдаленных от моря, были затруднительны отношения со шведами, в связи с чем их настоящее имя не скоро сделалось им известным.
А. Л. Шлецер в «Несторе» вдохнул новую жизнь в другой аргумент шведских авторов XVII в. - в Рослаген, считая, что из этого названия образовались финское «Ruotsi» и славянская «Русь» и что из этого прибрежного округа вышли варяги-русь, давшие славянам свое имя (но при этом он отметил тот факт, который не «замечают» современные норманисты, что летопись различает шведов и руссов). Преподнося свою гипотезу в качестве непреложной истины, Шлецер встал на путь категоричного отрицания исторического бытия черноморской (понтийской) руси, нападавшей на Византию задолго до призвания варягов и их прихода в Киев, многочисленные известия о которой сокрушали норманскую теорию, и отнес ее к «неизвестной орде варваров», не принадлежавшей к русской истории. Н.М. Карамзин своей «Историей государства Российского» закрепил в сознании русского и зарубежного читателя идею Шлецера, что в Швеции «одна приморская область издавна именуется Росскою, Roslagen» и что она была родиной шведской руси. И. Кайданов, в 1829 г. указывая на Рослаген, твердо и с пафосом сказал: «Здесь начало нынешнего государства Российского», ибо это родина отрасли скандинавов - варяго-руссов, «коим отечество наше одолжено и именем своим и главным своим счастием - монархическою властию»[32].
