Борис Григорьев - Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
Английские клубы часто являлись ареной для «выяснения отношений» между дипломатами, особенно послами. До вступления в «сердечное согласие» отношения между Англией и Россией из прохладных и натянутых часто переходили во враждебные, что, естественно, отражалось на поведении их дипломатов. «Кошка пробежала» в 1905 году в Софии и между английским поверенным Д. Бьюкененом, исполнявшим обязанности президента «Юнион-клуба», и посланником Ю. П. Бахметьевым. Причиной неприязни между высокопоставленными дипломатами явился немецкий журнал «Симплициссимус», опубликовавший карикатуру на Николая II. Русский посланник сообщил, что лично уничтожил не понравившийся ему экземпляр указанного печатного издания, и порекомендовал английскому коллеге прекратить выписку на клуб этого журнала, а тот ответил, что если он последует его совету, то скоро в библиотеке клуба не останется ни одного журнала. Тогда Бахметьев попросил вычеркнуть из списка членов клуба его и всех его подчинённых. Не желая подвергнуться обвинению в том, что он умышленно заставил русских дипломатов выйти из состава «Юнион-клуба», Бьюкенен вместе с членами правления подал в отставку, созвал собрание клуба, доложил о случившемся факте и предложил выбрать новый состав правления. Д. Бьюкенен пишет, что собрание почти единогласно — против выступил лишь секретарь греческой миссии — переизбрало всех старых членов правления. «Господин Бахметьев, конечно, был разъярен и после этого игнорировал меня», — сообщает в своих мемуарах англичанин.
День вице-консула генерального консульства России в Индии Л. X. Ревелиотти (конец XIX века) во время нахождения в летней резиденции в Симле начинался на главной улице Mall Ridge — месте встречи высшего общества. Там англичане и иностранные консулы показывали себя и смотрели, как выглядят другие. Днём все спускались в долину на так называемые Polojimkana — верховые скачки. Затем в местечке Нальдера, что в четырёх километрах от Симлы, начинались игры в лаун-теннис и гольф. Те, кто не играл в теннис и гольф, здесь же охотились на фазанов и куропаток. Практически весь день вице-консула состоял из одних развлечений. И это, конечно, было слишком утомительно — приходилось переодеваться по пять-шесть раз в день!
В Петербурге излюбленным рестораном дипкорпуса было заведение под названием «Контан». Поход туда в июле 1913 года находившегося в отпуске секретаря миссии М. Н. Чекмарёва со своим румынским коллегой Карлом Аурелиани закончился грандиозным скандалом, и отпускнику пришлось писать объяснительную записку министру.
К. Аурелиани появился на открытой террасе ресторана с русской дамой. Дипломаты заняли место за столиком, сделали заказ и углубились в приятную беседу. Казалось, ничто не предвещало беды. За столиком рядом сидела мужская компания в составе камергера двора П. В. Родзянко (брат известного политика М. В. Родзянко), князя Вяземского, артиллерийского офицера Крестьянинова, секретаря турецкой миссии Туэни-бея и ещё нескольких мужчин.
Затем перед дамой румынского дипломата неожиданно возник швейцар ресторана и начал усиленно уговаривать её оказать внимание сидевшему рядом Крестьянинову. Чекмарёв и Аурелиани с трудом отбились от непрошеного парламентёра, но артиллерист Крестьянинов своих попыток познакомиться с дамой не прекратил. Некоторое время спустя перед троицей снова появился швейцар и сообщил, что даму вызывают в вестибюль к телефону. И эта попытка ухаживания была отбита, но румын встал и пошёл жаловаться администратору. Некоторое время спустя он вернулся и взволнованно сообщил Чекмарёву что в вестибюле встретил швейцара и сделал ему замечание, но тот ответил дерзостью, и тогда пришлось «дать ему в морду лица».
Возникло общее оживление, начал выступать камергер двора Родзянко, заявивший во всеуслышание, что он не допустит избиения славянина каким-то иностранцем на славянской земле, и тогда пришлось вмешаться в дело Чекмарёву Ему удалось замять инцидент, но вскоре выяснилось, что его дипломатические усилия запоздали. Уже была вызвана полиция, в ресторане появился пристав и сказал, что без протокола дело замять не удастся.
На следующий день в газете «День» появилась заметка, в которой неизвестный журналист в ярких красках описал драку в ресторане «Контан», причём исказил ход событий до неузнаваемости. Журналист явно находился на шовинистической волне, охватившей в этот период консервативные слои России. На Балканах заканчивалась война с Турцией, победившие в войне Болгария, Сербия, Греция и Черногория «отхватили» себе приличные куски от Османской территории и не желали делиться с Румынией, которая за свой нейтралитет в войне требовала от Болгарии Силистрию, завоёванную в 1877 году русской доблестной армией.
«Кулачный дебют» румынского дипломата со швейцаром ресторана «Контан» вылился в большой политический скандал. Свидетель происшествия турецкий дипломат Туэни-бей сделал всё возможное, чтобы дипломатический корпус узнал о нём именно в его версии.
Мораль сего рассказа такова: не следует ходить в рестораны, если там отдыхают братья Родзянко — обязательно что-нибудь случится. Кстати, свидетель скандала Чекмарёв состоял сотрудником шифровального отдела, и в более поздние времена ему вряд ли бы разрешили свободно встречаться с иностранцем. Но тогда на образ жизни шифровальщиков МИД никаких ограничений ещё не накладывало.
Граф Ламздорф в своём дневнике очень часто упоминает о ежедневных чаепитиях на Певческом Мосту. Обычно это происходило в специально отведённой комнате в обществе нескольких своих товарищей по службе (Оболенский-Нелединский, Д. Капнист и др.). Но чай любили не только чиновники первых двух-трёх классов, но и рядовые сотрудники, о чём, в частности, свидетельствуют мемуары и И. Я. Коростовца, и П. С. Боткина.
Последний пишет, что на каждом этаже министерства находились чайные комнаты, и посторонние туда были невхожи — в чайной собирались только чиновники одного департамента. Посредине комнаты стоял огромный самовар, вокруг которого ключом била жизнь. Чай пили все, «от мала до велика». В чайное время департаментские залы пустели, и все устремлялись к самовару. Тот, кто был занят срочной работой и продолжал трудиться, посылал в чайную комнату курьера, и тот приносил ему стакан горячего чая.
Каждый выдержавший экзамен на дипломатический ранг покупал на всю чайную пирог, который обычно заказывался в кондитерской у Беррена на Малой Морской улице. Все именинники, награждённые, приехавшие в отпуск или отправлявшиеся за границу тоже непременно приходили в чайные комнаты с пирогом.
После 16.00 чаепитие у себя устраивал министр — естественно, только для высшего начальства. Если к кому-либо из начальства приходил посетитель и желал с ним увидеться, то курьер говорил:
— Придётся подождать, они у министра чай пьют. Что делалось на министерском чаепитии, можно было только догадываться. Скорее всего, обменивались мнениями насчёт освободившихся вакансий. Об этом можно было судить по настроению вернувшихся на рабочие места начальников. В хорошем настроении начальник подписывал бумаги не глядя, в дурном — бумага летела обратно для переписки. Иногда из министерской чайной проникал слух: кто-то помер за границей, и на его место прочат Иванова, но вот кто займёт место Иванова — Сидоров или Петров, — это совершенно неизвестно. Ах, всё-таки Сидоров? Вот счастливчик! Но, чёрт возьми, какая вопиющая несправедливость!
Тем не менее все идут к Сидорову и поздравляют с назначением.
— Перестаньте, господа, — отвечает Сидоров, то ли на самом деле не предполагая о повышении, то ли лукавя. — Здесь нет и доли правды, пустой слух!
Ему, естественно, не верят и каждый в душе думает:
«Так я тебе и поверю… Сам себе всё устроил, интриган, а теперь…»
Вот какие мысли и настроения навевали традиционные чаепития внутри многомачтового корабля под названием «Певческий Мост», плывшего в петербургском тумане, преодолевая все штормы, бури и подводные рифы…
В конце своего существования министерство решило придать сложившейся традиции чаепития некую форму. Возникло чайное общество Азиатского департамента — «ЧАДО», объединившее на добровольных началах всех рядовых любителей восточного напитка. Как вспоминает Чиркин на момент своего поступления в МИД в 1902 году, помещение «ЧАДО» представляло собой длинную узкую комнату в глубине коридора, примыкавшую к регистратуре Азиатского департамента. Члены общества во главе с вице-директором Н. Г. Гартвигом за скромную плату получали завтрак в полдень и чай в 16.00.
Исторической реликвией чайного общества были массивные серебряные подстаканники с выгравированными автографами его основателей: Зиновьева, Гартвига, Нератова, бывшего генконсула в Бейруте Лишина, генконсула в Урге Шишмарёва и консула в Бордо и франкофила Комарова, носившего кличку «Le Комарофф».
