Александр Михайлов - Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин
Большая часть комитета, если не основная часть, была на нашей стороне, а не на стороне путчистов… Шесть лет перестройки и на нас наложили огромный отпечаток…
Сейчас наше подразделение представляют как пугало. Группа «Альфа» действительно может сделать все. Мы освобождали детей, заложников в самолете, обезвреживали преступников со взрывными устройствами. А говорят о нас в последнее время только негативное.
«Альфа» доказала, что здесь сотрудники грамотные, думающие, а главное, так же болеют за судьбу страны, как и все остальные, будь то военнослужащий, токарь, пекарь…
Мы такие же люди, и мы представляли, на что нас толкают.
ОТЧЕТ
О МЕРОПРИЯТИЯХ, ПРОВЕДЕННЫХ ОПЕРАТИВНЫМ ОТДЕЛОМ УПРАВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В ПЕРИОД СОЦИАЛЬНОЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ 19–22 АВГУСТА 1991 ГОДА
19 августа в 7.00 оперативным дежурным была получена информация об образовании ГКЧП и введении в Москве чрезвычайного положения. Личный состав оперативного отдела был оповещен и, согласно моему приказу, перешел в состояние повышенной боевой готовности.
…Штабом разрабатывался план обороны Дома Советов силами общественности. Вся работа Штаба по организации обороны Дома Советов проводилась во взаимодействии с представителями Штаба Обороны генерал-полковником Кобецом, полковником Кадыровым и полковником Зайцевым.
Штабом координировалась работа по сооружению баррикад на подъездах к Дому Советов.
Во взаимодействии с начальником Службы безопасности и охраны Дома Советов полковником Бойко И. Я. представителями Штаба велась работа по формированию и закреплению за конкретными участками местности отрядов (сотен) самообороны.
В целях получения точной информации о передвижении военной техники на Калининском и Кутузовском проспектах, Садовом кольце, площади Восстания, ул. Красная Пресня, Хорошевском шоссе и Краснопресненской набережной были выставлены посты наблюдения. С помощью УКВ-радиостанций районного отдела Комитета государственной безопасности была установлена устойчивая радиосвязь.
Была установлена проводная телефонная связь со Штабом обороны Дома Советов, генерал-полковником Кобецом и с пикетами, находившимися по периметру обороны Дома Советов.
С помощью УКВ радиостанций райотдела КГБ была установлена устойчивая радиосвязь с дежурными частями служб безопасности и охраны Дома Советов и с радиотрансляционным узлом Дома Совета России.
С помощью 105-Х и 109-Х КВ радиостанции Штаба гражданской обороны Краснопресненского района Штабом велся постоянный радиоперехват…
Основной задачей, которую решал оперативный отдел ГСОБ с районным отделом Государственной безопасности, была задача не допустить кровопролития. В связи с этим через районный отдел Комитета государственной безопасности доводилась информация до ГКЧП о большом скоплении людей и о решительном настрое защитников Дома Советов России. До ГКЧП постоянно доводилась информация о том, что любая попытка захвата Дома Советов неизбежно приведет к массовым жертвам, которые никогда не будут оправданы ни людьми, ни историей.
Начальник оперативного отдела С. Доминикян
Комиссия
Даже тот, кто никогда не был в доме 1/3 на Лубянке — штаб-квартире КГБ, — наверняка заметил бы, что что-то здесь не так. Во всяком случае, не так, как представлялось. Коридоры опустели, а редкие встречные шарахались друг от друга или опускали глаза. Было стыдно за все.
И за нелепую суету с 19 по 21 августа. И за непоследовательность вождей. И за наивную веру в Горбачева.
И за его фактический сговор с Ельциным. То, что это был тройной заговор, в коридорах говорили в открытую. Да и как иначе? Зная осторожность Крючкова, можно было предположить, что шеф Лубянки не сделал бы ничего без высочайшей воли Генсека. А тот одним махом, без усилий избавился от всех неугодных людей и одиозных личностей в своем окружении. Правда, маска мученика его не спасла. И через несколько недель, празднуя победу, в его кабинете уже пили виски президент России Б. Ельцин, госсекретарь РФ Г. Бурбулис и начальник охраны президента А. Коржаков.
Было стыдно и за свою беспомощность. И за снесенный толпой хулиганов памятник Дзержинскому. Памятник только условно олицетворялся с образом железного рыцаря революции. Он был просто символом стойкости и мужества людей, которые ни при каких обстоятельствах не теряют холодной головы и горячего сердца. И все! Стоящий в центре площади пустой, изгаженный постамент был символом иного… Символом горячих голов и холодных сердец людей нового времени. Даже в варварские времена цивилизованные народы не позволяли себе такого. Невольно вспоминались кадры той трагической хроники — беснующаяся толпа вандалов и черные окна здания за спиной Феликса. Никто не пришел ему на помощь… Правда, через месяц на площади остановилось несколько автобусов. Курсанты-пограничники и молодые слушатели Высшей школы КГБ стали тряпками и ацетоном смывать позор своих старших товарищей, приводя инвалид-памятник в приличное состояние. Закончив работу, они начертали: «Феликс, прости». Прохожие недоумевали, восхищаясь мужеством молодых юнкеров. Милиция отводила глаза, а чекисты…
Настоящие опера, несмотря на строгие запреты демократов уничтожать архивы, вывозили тома дел в лес и жгли, жгли, жгли. Они знали, что ждет их, если это вскроется. Но иного пути не было. Важно было не допустить, чтобы кто-то копался в делах агентуры, разработках и материалах деликатного свойства. Это был их последний долг перед ушедшей эпохой.
Газеты просто рвали и метали… Журналисты, еще вчера лояльные системе, словно слетели с резьбы. Они прозрели! Все беды страны сегодня были связаны с деятельностью конторы. Ей припомнили все. И массовые репрессии, и гонения на диссидентов, и «холодную войну». Если вчера в эпоху борьбы с экономическим саботажем на них смотрели как на спасителей общества, то ныне… Никто, оказывается, не ждал от чекистов спасения. Не было, оказывается, никакой угрозы обществу, а напротив, все было прекрасно, как в песне о прекрасной маркизе.
А герои, противостоящие мифическому штурму Белого дома, стали сами о себе слагать легенды. Их легионы множились и крепли. В стройные ряды реальных бойцов за свободу втискивались жаждущие славы личности, независимо от вероисповедания, пола и расы. И политические воззрения не имели значения.
Партийные билеты сжигались сотнями. А вместе с ними маски и белые одежды бывших партвождей. Они старались перехватить инициативу у возбужденной экзальтированной толпы, зная, что имеют дело с политдилетантами. Примазавшиеся к «славе» военачальники разных уровней плюнули на своих подчиненных в ожидании новых кабинетов на Арбате, новых звезд, новых должностей…
21 августа на Лубянке все изменилось. Все дало трещину.
Рухнуло то, что цементировало всю систему. В мгновение ока исчез направляющий и мобилизующий орган — КПСС. Исчез легко, без мучений. Помощник мэра Москвы Г. Попова Евгений Савостьянов по местному радио в ЦК КПСС объявил о том, что КПСС прекратила свое существование и необходимо до 16 часов освободить помещения. «И они побежали», — вспоминал впоследствии Савостьянов.
В столичном управлении КГБ партком распустился за несколько минут. Надо было отгонять машины от здания, куда направлялась беснующаяся толпа.
Впрочем, рядовые сотрудники этого и не заметили. Опустели кабинеты политпросветработы. Исчезла паркомиссия — карающий орган партии. Ушли в прошлое партсобрания, персональные дела и дневники партгрупоргов. Учетные карточки членов КПСС были розданы на руки самим членам.
Изменился даже воздух. Он наполнился тревогой и смутным ожиданием. А ожидание порождало неуверенность, неуверенность требовала выхода. Выход был один — сороковой гастроном. Гонцы с разных концов Лубянки опустошали полки магазина, специфически позванивая посудой, мчались назад через Фуркасовский переулок. Туалеты блистали кристальной пустотой бутылок с яркими наклейками. Здесь было все — от примитивного «Жигулевского» до виски с черным лейблом из старых запасов. Глаза подернулись поволокой.
В кабинетах щелкали фишки домино — игры сантехников и таксистов. Шахматы пылились на шкафах. Глядя на это, один генерал сказал: «КГБ кончается тогда, когда опера перестают играть в шахматы!»
Прежняя демократичная по сравнению с другими военизированными структурами обстановка стала еще более демократичной. Кабинеты начальников были приоткрыты. Они стали доступнее, а строгие секретарши испуганней вздрагивали от звука открываемой двери.
