Чарлз Оман - Военное искусство в Средние века
Он явно склонен к военной хитрости, устройству засад и симуляции отступлений. С величайшим презрением относится к командиру, который перед боем до конца не использует собственные преимущества. Не без своего рода интеллектуальной гордыни он указывает, как посылать к противнику парламентеров без какой-либо реальной цели, кроме разведывания численности и боеспособности его войск. Как вполне обычное и нравственное дело автор «Тактики» дает понять, что терпящий поражение военачальник может подчас выиграть время для отступления, послав к командиру противной стороны эмиссара с предложением о сдаче (не имея к тому ни малейшего намерения). Не стесняется воспользоваться старой как мир хитростью, посылая компрометирующие письма нижестоящим командирам армии противника и устраивая так, чтобы они попадали в руки высшего командования, чтобы то стало подозревать своих подчиненных. Такие интриги называют «византийскими» в худшем смысле этого слова, но они не должны заслонять подлинные выдающиеся достоинства стратегической системы, в рамках которой они действовали. Военное искусство, как оно понималось в Константинополе в X веке, было единственной в мире подлинно научной системой, остававшейся непревзойденной до XVI века.
ВООРУЖЕНИЕ, ОРГАНИЗАЦИЯ И ТАКТИКА ВИЗАНТИЙСКИХ ВОЙСК
Можно сказать, что византийская армия своим своеобразием обязана императору Маврикию (правил в 582 – 602 гг.), государю, чье царствование является одной из главных вех в истории Восточной империи[28]. Счастливого сохранения его «Стратегикона» достаточно, чтобы показать нам, что реорганизация войск на Востоке главным образом принадлежит ему. (В настоящее время доказано, что это произведение принадлежит неизвестному автору, жившему в период правления Маврикия. Его условно называют Псевдо-Маврикий или Маврикий-стратег. – Ред.) Современные историки, не особо вдаваясь в подробности, тоже ссылаются на его реформы и сообщают, что, хотя и было им предназначено остаться в веках, они стоили ему потери популярности среди военщины. Правда, более поздние авторы ошибочно приписывали эти перемены более прославленному воину – Ираклию[29], правителю, который дальше любого из своих предшественников продвинул римские правила и обычаи на восточные земли. В действительности же армия Ираклия была уже реорганизована достойным, но неудачливым Маврикием.
Самой важной из перемен Маврикия была отмена порядков, в чем-то напоминавших германские комитаты, которые вкрались в ряды регулярной римской армии из среды федератов. Ставшее прерогативой центральной власти назначение всех командиров рангом выше центуриона ставило солдата скорее на службу императору, нежели непосредственному начальнику. Командующий армией или крупным отрядом, таким образом, больше не располагал властью или влиянием, которые открывали возможности, делавшие его опасным для государства. Военные оказывались под началом представителей императора и не были теперь почти независимыми властями, вербовавшими рекрутов для практически личной армии.
Эту реформу Маврикию удалось осуществить с большой пользой: повысилась дисциплина и благонадежность армии. Далее он принялся за то, чтобы свести все вооруженные силы империи к единообразной структуре. Начавшееся уже к концу правления Юстиниана (правил в 527 – 565 гг.) и ощущавшееся все сильнее сокращение доходов государства несомненно послужило причиной резкого сокращения численности служивших в римской армии иностранных наемников. Этот процесс ускорило и то обстоятельство, что из народов, составлявших большинство имперских федератов, лангобарды переселились в Италию, тогда как герулы и гепиды были истреблены. В конце концов численность иностранного контингента упала до такого уровня, что ассимиляция его формирований непосредственно в состав армии не представляла опасности возможного подрыва боеспособности.
Введенной Маврикием новой системе суждено было просуществовать почти пятьсот лет. Ее основным подразделением, в равной степени в пехоте и в коннице, был «бандум» («бандом»)[30] – ослабленный батальон или конный полк в составе 400 воинов под командой офицера, который обычно носил вульгаризированный титул comes («спутник»)[31], но изредка употребляли старый титул «военный трибун». Три и больше «бандума» образовывали небольшие бригады, называвшиеся по-разному («мойра», «хилиархия», «дроуггос»), в том числе «дранге»[32]. Три «дранге» составляли самую крупную военную группировку, признававшуюся Маврикием, а соединение, образуемое ими, было «турма» или «мерос». Нет ничего более характерного в византийской военной системе, как курьезное существование бок о бок в ее терминологии латинских, греческих и германских слов. На субстрате из остатков старых римских слов мы сначала находим слой германских названий, привнесенных федератами в IV и V веках, и, наконец, многочисленные греческие обозначения, некоторые из них позаимствованы у старого македонского военного строя, другие придуманы заново. Весь официальный язык империи практически все еще находился в состоянии непрерывного изменения. Самого Маврикия его подданные приветствовали восклицаниями: Пий, Феликс, Август[33] , хотя у тех, кто возглашал титулы, привычным языком был язык большинства – греческий. В Artis militaris оба языка невероятно перепутаны. «Перед сражением, – пишет император, – пускай старшие встают перед бандумом и издают клич: Deus nobiscum, а солдаты в ответ восклицают: Kύpiε Eλεησoυ».
Казалось бы, Маврикий намеревался сломать барьер между классом, который платил налоги, и теми, кого вербовали в национальную армию. «Мы хотим, – пишет он, – чтобы каждый молодой свободный римлянин (ромей) научился владеть луком и чтобы он постоянно имел это оружие и еще два копья». Если, однако, это означало намерение сделать первый шаг к введению всеобщей воинской повинности, то дальше этого дело не пошло. Триста лет спустя Лев VI повторял те же слова, скорее как благие пожелания, чем как практически целесообразное предложение. Правда, рядовые воины имперских войск теперь почти полностью набирались в самой империи, и почти каждая включенная в ее пределы страна, за исключением Греции, поставляла значительное количество собственных воинов. Лучшим материалом, с точки зрения вербовавшего новобранцев офицера, были армяне и исаврийцы в Азии, фракийцы и македонцы или, правильнее, полуроманизированные славяне в Европе.
Об удивительном постоянстве всех византийских институтов наглядно свидетельствует тот факт, что установленные Маврикием порядки оставались почти неизменными триста лет после его смерти. Главы «Тактики» Льва VI, в которых рассматривается вооружение и организация войск, – это чуть более, чем переиздание аналогичных частей «Стратегикона» его предшественника (уже говорилось об авторстве. – Ред.). За исключением нескольких выражений и терминов, описания тяжелой и легкой конницы и пехоты в обоих трудах идентичны.
«Кабаллариос», или тяжелый конник, и при Маврикии, и при Льве VI имел стальной шлем с небольшим гребнем поверху и длинную, от шеи до бедер, кольчугу. Его также защищали латные рукавицы и стальные башмаки, а поверх кольчуги обычно набрасывалась легкая накидка. Кони офицеров и скачущих в первых рядах воинов снабжались стальными налобниками и нагрудниками. Вооружение воина составляли меч, кинжал, лук конника с колчаном и длинное копье с ремнем у комля, украшенное небольшим вымпелом. Цвет вымпела, гребня и накидки соответствовал знамени части, в одной «турме» не могло быть двух «бандумов» со знаменами того же цвета. Таким образом, строй имел единообразный и упорядоченный внешний вид, где каждый «бандум» демонстрировал свои отличия. У всех конников к седлам прикреплялись длинные плащи, которые они надевали в холодную и дождливую погоду или когда надо было скрыть блеск оружия («Тактика»).
Легковооруженный конник не был так полно оснащен, иногда ограничивался металлическим или роговым нагрудником, а то и легкой кольчужной пелериной, прикрывавшей шею и плечи. У него был большой щит, защита, которую тяжеловооруженный конник не мог принять на вооружение по той причине, что обе руки были заняты при стрельбе из лука. У легкой конницы оружием были копье и меч.
Пехота, которая по своему значению сильно уступала коннице, тоже подразделялась на два вида – тяжелую и легкую. «Скутати» (щитоносцы), или части первой группы, носили стальные шлемы с гребнями и короткую кольчугу; у них были большие продолговатые щиты, которые, как и гребни на шлемах, были того же цвета, что и знамя части. Главным оружием был короткий, но тяжелый боевой топор с острым обухом; кроме того, имелся кинжал. На легкой пехоте не было защитной одежды; у воинов были мощные луки, стрелявшие намного дальше конных, и потому были грозным оружием для конников противной стороны. Несколько частей, набранных из провинций, где не знали луков, вместо них вооружались двумя-тремя копьями. Для рукопашного боя «псилоям» выдавались боевые топоры, схожие с теми, что были у «скутати», и очень маленькие круглые щиты, подвешивавшиеся к поясу.
