Павел Мельников-Печерский - В лесах (Книга 1, часть 2)
- За молитвы святых отец наших, господи Исусе Христе сыне божий, помилуй нас,- громко возгласила Манефа - Аминь,- ответила стоявшая середи часовни за налоем белица, исправлявшая должность канонарха. Неспешно, истово отчеканивая каждое слово, начала она чтение часов. Чинно, уставно, с полным благоговением справляли келейницы службу. Мать Аркадия, как уставщица, стояла у аналоя, поставленного середи солеи и подобно церковному престолу покрытого со всех сторон дорогою парчой. В положенное время, поклонясь игуменье, Аркадия делала возгласы. Все стояли рядами недвижно, все были погружены в богомыслие и молитву, никто слова не молвит, никто на сторону не взглянет: оборони бог увидит матушка Манефа, а она зоркая, даром что черный креп покрывает половину лица ее.
Увидит, тут же при всех осрамит - середи часовни на поклоны поставит, не посмотрит ни на лета, ни на почет провинившейся. Все разом крестились и кланялись в положенное уставом время, все враз бросали перед поклонами на пол подручники, все враз поднимали их, все враз перебирали лестовки. Часа полтора продолжалось протяжное чтение часов и медленное пение на клиросах. Наконец, Манефа сделала несколько шагов вперед и прочитала "прощу". Все до земли поклонились ей, и она также. Затем рядами пошли все вон из часовни. Сойдя с паперти, шедшая впереди всех Манефа остановилась, пропустила мимо себя ряды инокинь, и, когда вслед за ними пошла Марья Гавриловна, сделала три шага ей навстречу. Обе низко поклонились друг другу.
- Здравствуете ли, сударыня Марья Гавриловна? - ласково спросила у нее мать Манефа.- Как вас господь бог милует, все ль подобру-поздорову?
- Вашими святыми молитвами, матушка,- отвечала Марья Гавриловна.- Вы как съездили?
- Что про меня, старуху, спрашивать? - ответила Манефа.- Мои годы такие: скорби да болезни. Все почти время прохворали, сударыня... Брате Патап Максимыч приказал вам поклониться, Аксинья Захаровна, Настя с Парашей...
- Благодарим покорно,- с улыбкой ответила Марья Гавриловна.- Здоровы ли все они?
- Слава богу, сударыня,- сказала Манефа и, понизив голос, прибавила: Братец-от очень скорбит, что вы его не посетили... Сам себя бранит, желательно было ему самому приехать к вам позвать к себе, да дела такие подошли, задержали. Очень уж он опасается, не оскорбились бы вы...
- Э, полноте, матушка,- ответила Марья Гавриловна.- Разве затем я в обитель приехала, чтоб по гостям на пиры разъезжать? Спокой мне нужен, тихая жизнь... Простите, матушка,- прибавила она, поклонясь игуменье и намереваясь идти домой.
- До свиданья, сударыня,- ответила Манефа.- Вот я не на долгое время в келарню схожу, люди там меня ждут, а после к вам прибреду, коли позволите.
- Милости просим, удостойте,- отвечала Марья Гавриловна.- Будем ждать. Фленушка,- прибавила она, обращаясь к ней,- пойдем ко мне.. Марьюшка! Ко мне на чашку чаю. И, поклонясь еще раз матери Манефе, Марья Гавриловна пошла к своему домику, а за ней Фленушка с головщицей.
Мать Манефа с инокинями, белицами и сиротами прошла в келарню. Там столы были уже накрыты, но кушанье еще не подано. В дверях встретила игуменью мать Виринея с своими подручницами и поклонилась до земли. Клирошанки запели тропарь преподобному Ефрему Сирину, Манефа проговорила "прощу" и села на свое место. Инокини расселись по сторонам по старшинству; белицы стояли за ними. Лицом к игуменье у самых дверей рядами стали пришедшие, сироты. Легкий шепот раздавался по келарне. Мать Манефа ударила в кандию, и все смолкло.
- Здравствуйте о Христе Исусе,- сказала она, обращаясь к сиротам. Те враз поклонились ей до земли.
- Бог вам милости прислал,- продолжала Манефа, - а Патап Максимыч Чапурин кланяться велел. Еще раз сироты, молча, до земли поклонились.
- Говорила я ему про вашу бедность и нужды, вот приходит, мол, сырная неделя к великой четыредесятнице приуготовление, а нашим сиротам не на что гречневой мучки купить да маслица. И Патап Максимыч пожаловал вам, братие и сестры, по рублю ассигнациями на двор.
- Дай бог многолетнего здравия Патапу Максимычу и всему дому его,проговорили сироты, опять кланяясь до земли.
- Бабы отирали слезы, мужики гладили бороды, ребятишки, выставленные вперед, разинув рот, удивленными глазами смотрели на игуменью и на сидевших вокруг нее инокинь.
- По муку да по крупу на базар вам ездить не надо,- продолжала мать Манефа не допускающим противоречия голосом.- Нечего время попусту тратить. Отпусти, Таифа, сиротам на каждый двор муки да масла. Сняточков прибавь, судачка вяленого да пшеничной мучки на пряженцы. Разочти, чтоб на каждый двор по рублю с четвертью приходилось. По четверти от нашей худости примите,- промолвила Манефа, обращаясь к сиротам. Почесал иной мужик-сирота затылок, а бабы скорчили губы, ровно уксусу хлебнули. Сулили по рублю деньгами - кто чаял шубенку починить, кто соли купить, а кто думал и о чаре зелена вина. А все-таки надо было еще раз земной поклон матушке Манефе отдать за ее великие милости...
- Молитесь же за здравие рабов божиих Патапия, Ксении, Анастасии и Параскевы.- продолжала мать Манефа.
- Девицы, возьмите по бумажке да пишите на память сиротам, за кого им молиться. Кроме семьи Патапа Максимыча еще благодетели будут. Три белицы принесли бумаги и стали писать "памятки" на раздачу сиротам. Манефа вынула из кармана три письма и, подав казначее, сказала. - Читай, мать Таифа. Надев на нос очки в медной оправе, казначея стала читать :
- "Господи Исусе Христе сыне божий, помилуй нас. Аминь. Крайнего и пресветлого, грядущего града небесного Иерусалима взыскательнице, любозрительных же и огнелучных ангельских сил ревнительнице, плоть свою Христа ради изнурившей, твердому и незыблемо у адаманту древлеблагочестивыя отеческия нашея веры, пресветло аки луча солнечная сияющей во благочестии и христоподражательном пребывании пречестной матушке Манефе, о еже во Христе с сестрами пречестныя обители святых, славных н всехвальных, верховных апостол Петра и Павла земнокасательное поклонение и молитвенное прошение о еже приносити подателю всех благ, всевышнему богу о нас грешных и недостойных святыя и приятныя ваши молитвы. По сем возвещаем любви вашей о божием посещении, на дом наш бывшем, ибо сего января в 8 день на память преподобного отца нашего Георгия Хозевита возлюбленнейший сын наш Герасим Никитич от сего тленнаго света отъиде и преселися в вечный покой. И вам бы его поминати на двадцатый и на сороковой день, полугодовыя и годовыя памяти творити, и вписати бы его в сенаник и вечно поминати его, а в день кончины его и на тезоименитство, 4-го марта, кормы ставить: по четыре яствы горячих и квасы сыченые, и кормити, опричь обительских, и сирот, которые бога ради живут в ските вашем. Пять сот рублев на серебро вкладу на вечное поминовение пришлем с Ростовской ярмарки, а теперь посылаем двести пятьдесят рублев ассигнациями в ручную раздачу по обители и по сиротам и по всем старым и убогим, которые бога боящеся живут постоянно: на человека на каждого по скольку придется, и вы по ним по рукам раздайте. А нас письменно уведомьте, все ли получили деньги, и означьте в письме вашем доподлинно имена обительских, а также сирот, которым раздадите наше усердное приношение. Только тем подавайте, которые хорошо молятся и живут постоянно, помолились бы хоть по три поклона на день во все шесть недель за Гарашу покойника и за нас, о здравии Никиты и Евдокии и о вдовице Гарашиной Анисии с чадами. А здесь у нас на дому молятся хорошо негасимую и всенощную читает ваша читалка, Аринушка, прилежно и усердно, все чередом идет. У Богдановых она годовую отчитала, и мы ее взяли к себе. А как у нас отчитает, то мы пришлем в вашу обитель еще приношение по силе возможности. За сим, припадая к стопам ног вашея честности и паки прося святых ваших молитв, остаемся ваши доброжелатели Никита Зарубин с сожительницею, снохою и внучатами".
- Пишите, девицы,- сказала Манефа.- в ряд после Патапа Максимыча семейства: "за здравие Никиты, Евдокии, Анисии с чадами , а на затыле пишите: "за упокой Герасима новопреставленного". Другое письмо читай, мать Таифа.
- "Пречестная матушка, Манефа Максимовна, с соборными о Христе сестрами, здравствуйте. Когда мы виделись с вами, матушка, последний раз у Макарья в прошедшую ярмарку в лавке нашей на Стрелке, сказывал я вашей чести, чтобы вы хорошенько богу молились, даровал бы господь мне благое поспешение по рыбной части, так как я впервые еще тогда в рыбную коммерцию попал и оченно боялся, чтобы мне в карман не наклали, потому что доселе все больше по подрядной части маялся, а рыба для нас было дело закрытое. И теперь вижу, что бога молили вы как не надо лучше, потому что, вот как перед самим истинным Христом, вовсе не думал по рыбе займоваться, потому думал, дело плевое, а вышло дело-то способное. И вашими святыми молитвами на судаке взял я по полтине барыша с пуда, да на коренной двадцать три копейки с деньгой. А Егор Трифонов хотел перебить у меня эту часть, да и проторговался. Так ему хорошо въехала судачина, что копеек по двенадцати с пуда скостить должон, а икра вся прогоркла да, почитай, и совсем протухла; разве что в Украйну сбурит, а здесь, на Москве, никто такой икры и лизнуть не захочет. И такое божие милосердие вашим святым молитвам приписуючи, шлю вам, матушка, сто рублев на серебро и раздачу обительским да сиротам по рукам, которые хорошо бога молили. А Игнатьевым в обитель отнюдь не давайте для того, что они за Егорку Трифонова бога молят, он еще у Макарья при моих глазах деньги им давал и судаками. Только ихняя-то молитва, видимо, не так до бога доходна, как ваша. Просим и впредь не оставить, молиться хорошенько, чтоб господь по нашей торговле больше барышей нам подавал. А поминать за здравие меня да супругу нашу Домну Григорьевну. За сим, пожелав вам всякого благополучия, остаемся известный вам Сергей Орехов".
