Юрий Акашев - История народа Рос. От ариев до варягов
Подобные пространственные несовпадения этникоса и социального организма могут относиться не только к классовым обществам, но в значительной мере и к доклассовым. Во всяком случае, каждая из трех разновидностей эсо может быть проиллюстрирована примерами из истории древнейших росов. Так, Геродот, описывая Скифию, говорит, что к западу от скифов-кочевников живут скифы-георгои (земледельцы), которых греки называли борисфенитами[109] по названию реки Борисфен, под которым тогда был известен Днепр. Рассказывая о земледельческом празднике священного плуга и ярма, он приводит и самоназвание днепровских земледельцев «сколоты» – по имени мифического древнего царя Колаксая (по толкованию лингвистов: «Солнце-царя»)[110]. Но это была часть росов, вошедших в державу скифов и в течение долгого времени продолжавших существовать среди них в гетерогенном виде. С другой стороны, судя по многочисленной русской топонимике, а также по некоторым отголоскам, сохранившимся в русском фольклоре, некоторая часть росов, оторванная от основной массы соплеменников, проживала в скифо-сарматской или в финно-угорской среде в виде гомогенных групп. Вторая разновидность эсо может быть представлена в разные времена росами Русского каганата или «островными» росами – руянами, проживавшими на о. Рюген. Примером третьей разновидности может служить социально-политическая общность словен, кривичей, чуди, мери и веси, известная по источникам под названием Славии.
Этникосы и этносоциальные организмы как этнические категории характерны для различных периодов истории человечества. Как уже отмечалось, Бромлей основным этническим подразделением первобытности считает племя. Возражая тем исследователям, которые видят в племени только социальнопотестарную общность и подчеркивают лишь одну из сторон его функционирования – функцию власти, он отмечает, что племя характеризуется также и собственно этническими чертами (общим диалектом, религиозными представлениями, обрядами, собственным именем). Племя является, следовательно, этносоциальным образованием. На ранней стадии развития первобытного общества потестарные функции племени еще слабо выражены и превалируют черты, характерные для этнических общностей в узком смысле слова (племя-этникос). На поздней стадии первобытности, когда племя-этникос превращается в племя-эсо, роль этникоса начинает играть «соплеменность», то есть совокупность всех членов племени, где бы они ни находились: в пределах или же за пределами территории племени[111].
Правда, у некоторых исследователей вызывает сомнение определение племени в качестве основного этнического подразделения первобытной эпохи. Если принять единственно возможный для определения этой единицы путь, выдвинутый самим автором, то есть искать то ядро, в котором были наиболее четко выражены основные этнические признаки – язык, культура, психический склад, самосознание, то оказывается, что племя мало подходит для роли основной этнической единицы первобытности. Оно не обладало языком, который бы мог служить этнодифференцирующим признаком. К этому раннему этапу истории человечества относится существование и функционирование крупнейших лингвистических общностей и семей языков, распадение которых на отдельные языки было результатом чрезвычайно длительного процесса. Именно для этой эпохи характерно также существование и крупных археологических культур, причем ареал распространения их не совпадает с распространением племенной общности: известно, что ранние археологические материалы от эпохи палеолита до культур эпохи бронзы (и даже раннего железа) указывают на существование очень крупных культурных общностей, которые невозможно считать культурой одного племени. Нельзя полностью отклонять и предположения о возможности существования этнического самосознания у носителей этих широких культурных общностей. Отсутствует у отдельного племени такой существенный признак, как особенности психики, прослеживаемый лишь на уровне семей племен. Единое название для крупных племенных объединений, бесчисленные примеры которых дает нам античная историография, было, безусловно, отражением их языковой и культурной общности. Таким образом, создается впечатление, что основными этнодифференцирующими признаками в период «классической» первобытности племя не обладало. Если это так, то племя-эсо не было, однако, этникосом. Его роль играла более широкая этническая общность, о которой мы можем судить по лингвистическим и археологическим материалам первобытной эпохи[112].
Консолидационные процессы в раннеклассовых обществах способствовали формированию новых этникосов. Эти процессы были сложны и противоречивы. Консолидация шла на нескольких уровнях. Так, с одной стороны, шел процесс формирования народностей на основе племенных общностей, объединенных в небольшие политические организмы; с другой же, – протекал процесс формирования обширных народностей, включавших несколько племенных общностей (как родственных, так подчас и неродственных).
В античную эпоху (в отличие от феодальной) формированию более крупных народностей предшествует формирование более мелких, то есть процесс этнической консолидации идет от низших уровней народностей к высшим. Существенно и отличие эсо первобытной эпохи (племен) от эсо первых классовых общностей (народностей). Помимо существенных и очевидных различий в социальной структуре этих подразделений, они отличны и в этническом отношении: у народности менее ярко выражено культурное единообразие, чем у племени, но так как народность, как правило, более крупное территориальное объединение, то в пространственном отношении ее культурная однородность больше, чем у племени. Однако, тем не менее, и в первом, и во втором случаях эсо (этносоциальные организмы) являются этносами, то есть народами.
Говоря о специфических чертах доклассовой и раннеклассовых формаций, следует различать, во-первых, этнические процессы в широком смысле слова, при которых происходит изменение отдельных компонентов этнической системы, имеющее эволюционный характер (этноэволюционные процессы), и, во-вторых, этнические процессы в узком смысле слова, предполагающие скачкообразный переход этноса в новое состояние (этнодискретные процессы). Те из этноэволюционных изменений, которые ведут к этническому разделению народов, чаще всего были вызваны истощением естественных ресурсов племенной территории и необходимостью разделения и расселения племен, а также вытеснением коренных обитателей с их территорий в случае захвата последних чужеземцами. Это приводило к массовым миграциям (характерным как для доклассовых обществ, так и для докапиталистических классовых формаций) и способствовало возникновению многих народов мира, в том числе и разделению славян на целый ряд самостоятельных этносов: «Wт техъ Словѣнъ, – пишет летописец, – разидошасѧ по землѣ и прозвашасѧ имены своими, гдѣ сѣдше на которомъ мѣстѣ»[113]. Со времени разложения первобытного общества доминирующими, однако, становятся процессы этнического объединения. Эти две противоположные тенденции часто сочетались, происходя на различных уровнях этнических общностей. Так, например, при формировании народностей, с одной стороны, идет объединение племен, с другой – еще долго продолжается внутреннее развитие этих племен с тенденцией к их сохранению.
Когда же начинается формирование этносов? Такой авторитетный ученый, как Б.Ф. Поршнев, начальные моменты образования этносов связывает с началом истории человечества, когда «земля начала покрываться антропосферой: соприкасающимися друг с другом, но разделенными друг от друга первобытными образованиями», когда «земной шар перестал быть открытым для неограниченных перемещений» и «его поверхность стала ужe не только физической или биогеографической картой, но картой этногеографической»[114]. Эти «первобытные образования» были всегда эндогамны. «Этнос или другой тип объединения людей, – как утверждает Поршнев, – служит препятствием… для брачно-половых связей с чужими», вырабатывая для этого строгие нормы или обычай. Сначала для неоантропов такими чужими были палеоантропы, потом же эта «биологическая инерция предшествовавшей дивергенции неоантропов с палеоантропами», главнейшим механизмом которой было «избегание скрещивания», в несколько трансформированном виде воспроизвелась уже внутри мира неоантропов. Являясь наследием дивергенции, получившей совершенно новую функцию, именно эндогамия разделила мир неоантропов на взаимно обособленные ячейки, сделала его «сетью этносов»[115].
К этому же времени следует отнести и зарождение этнического самосознания, которое поначалу проявлялось в новых, социальных оппозициях, пришедших на смену оппозициям биологическим. До эпохи верхнего палеолита не было еще достаточной плотности популяции, чтобы возникло постоянное взаимное «трение» человеческих групп и межгрупповая оппозиция, а с верхнего палеолита это условие уже налицо. Эту мысль хорошо развил известный ученый-лингвист В.И. Абаев, который предложил начинать историю человечества «не с появления первого каменного орудия или первого глиняного горшка, а с того времени, когда сношения между человеческими группами… их трение друг об друга стало регулярным явлением и наложило определенный отпечаток на жизнь первобытных людей»[116]. Отношение людей к внешнему миру существует, по его утверждению, только через их отношение друг к другу. С этим связано появление понятий «мы», «наше» – в противоположность к «не-мы», «не-наше», которые были первыми социальными понятиями и в которых познавательный момент был нераздельно слит с оценочно-эмоциональным: «наше» означало «хорошее», «не-наше» – «дурное». «Все двоилось в сознании первых человеческих коллективов, все делилось на «наше» и «не-наше»«, – констатирует Абаев[117]. Ссылаясь на Карла фон Штейнера, ученый приводит в пример бразильское племя бакаири, которое делит всех людей на две категории: кура и курапа. Кура означает «мы все», «наши», а также «хорошие, наши люди»; курапа – «не мы», «не наши», «плохие», «скупые», «больные». Бакаири считают, что все беды исходят от чужих[118]. Таким образом, противопоставление «мы» и «не-мы» было первой социальной классификацией и началом этнического самосознания. «Работа сознания начиналась с осознания своего коллектива в его противопоставлении другим коллективам и в дальнейшем отражала все модификации и перипетии этих отношений»[119].
