Федор Селезнев - Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.)
Накануне визита французского президента «Речь», вспомнив о недавнем пребывании в России британских моряков, писала: «Наша столица готовится к встрече главы союзного с нами государства, после того как недавно ещё с таким радушием и истинно-славянской экспансивностью принимала у себя представителей дружественного народа» (курсив мой – Ф.С.). При этом автор публикации утверждал, что франко-русский союз обходится России слишком дорого «в смысле тех огромных жертв людьми и деньгами, которые несет русский крестьянин для выполнения обязательств, налагаемых французским союзом»[186]. Об этом же шла речь в передовице «Русских ведомостей». В ней назывались «лишними» и вызванными лишь военными обязательствами перед Францией расходы на строительство железных дорог, ведущих к западной границе России[187].
Французская печать агрессивна, она втягивает Россию в лишние военные расходы, а по сути, в войну – таков был лейтмотив передовой статьи газеты «Речь» от 8 июля. Зараженным угаром шовинизма союзникам-французам Милюков противопоставлял мудрых «английских друзей». 12 июля он обращал внимание читателей на то, что «английская печать уже даёт благоразумный совет – уступить»[188].
Подобные публикации «Речи» привели к тому, что тираж её номера от 13 июля был конфискован. Но председателя кадетской фракции это не остановило. 15 июля П.Н. Милюков продолжил свою антивоенную и антифранцузскую кампанию в статье «Французский национализм и вооружения». Там он изложил содержание книги Самба о необходимости для Франции отказаться от идеи реванша за поражение во франко-прусской войне 1870 года[189]. 16 июля редактор «Речи» заявил, что ни объявление Австро-Венгрией войны Сербии, ни даже занятие австрийцами Белграда ещё не является поводом для ввязывания России в войну. Даже после объявления мобилизации Милюков доказывал, что пока она не закончена, войну ещё можно предотвратить. Подобные публикации могли негативно сказаться на осуществлении призыва на службу солдат запаса. В итоге командующий Петербургским военным округом великий князь Николай Николаевич 18 июля 1914 г. издал приказ о закрытии газеты. Поэтому её номер от 20 июля не вышел[190].
«Русские ведомости» были более осторожны в суждениях. Однако и эта газета до 17 июля включительно занимала в целом антивоенную позицию. Но со дня мобилизации (18 июля) «Русские ведомости» приняли войну как данность.
Что касается кадетского руководства, то по вопросу об отношении к войне оно раскололось. С одной стороны, как это уже не раз бывало, находился П.Н. Милюков, с другой – московские кадеты и примыкавшие к ним публицисты из круга журнала «Русская мысль».
«Суровое осуждение» политики «Речи» привёз из Москвы Павел Д. Долгоруков, озвучивший его на заседание ЦК КДП 21 июля 1914 года.
А.В. Тыркова там же заявила, что обращение партии в связи с началом войны должно поставить крест на прежней линии «Речи». Первоначальный вариант обращения, написанный Милюковым, Тыркова и Струве назвали «слабым» и «бессодержательным» и настояли на его переделке. Милюков им уступил[191]. Однако согласие между ним и его оппонентами сразу не восстановилось. На заседании Московского отделения ЦК 24 июля вновь звучало недовольство «Речью», раздавались требования созыва конференции или съезда партии[192].
О единомыслии в кадетском руководстве можно говорить лишь после вступления в войну Великобритании. 24 июля 1914 г. «Речь» в передовой статье написала: «Англия, наконец, объявила Германии войну. Известие это, столь нетерпеливо ожидавшееся, принесло нам моральное удовлетворение и усилило нашу уверенность в благополучном исходе войны». По мнению «Русских ведомостей» теперь менялась и общая картина войны. Пока воюющими сторонами оставались Германия и Австро-Венгрия против России и Франции, это была война «за гегемонию в Европе». Теперь же на карту поставлены «не территориальные или торговые интересы отдельных государств, а самая возможность мирного существования государств, не преследующих никаких завоевательных планов, самые основы международно-правовой жизни Европы»[193].
Отныне война приобретала для кадетов высший смысл и моральное оправдание. Это свидетельствует, насколько большое значение для них имело сближение России с Великобританией. Именно оно для конституционных демократов являлось главным внешнеполитическим приоритетом. И если линия российского МИДа противоречила позиции Лондона, то кадеты стремились изменить политику отечественных дипломатов в сторону, наиболее способствовавшую укреплению русско-британских связей.
При этом конституционные демократы воспринимали Англию как единое целое. Для них не было принципиально важным либеральный или консервативный кабинет находится у власти в этой стране. Тем более что в вопросах внешней политики представители обеих партий в основном были солидарны. (Как отмечает Т.Н. Гелла британские либералы, как и консерваторы «находились под влиянием имперской пропаганды и сами принимали в ней непосредственное участие»)[194].
Англия – либеральная или консервативная в представлении кадетских лидеров являлась идеальной страной свободы. Поэтому многие из них имели репутацию англоманов и не стеснялись весьма эмоционально (как, например, член ЦК КДП Ф.Ф. Кокошкин) выражать свои чувства «любви и уважения великому народу, который в течение многих веков идёт впереди других народов по пути политического развития»[195].
Великобритания в концентрированном виде выражала тот идеал Европы, который являлся путеводным маяком для русских западников, традиции которых продолжали кадеты. Именно к этому маяку они и стремились. Однако, прокладывая свой маршрут, одни из их идеологов (П.Н. Милюков) действовали прагматично, а у других (П.Б. Струве, С.А. Котляревский) на первом месте находилась эмоциональная составляющая.
Глава 2
Борьба элит по вопросу о сепаратном мире с Германией в 1914–1915 гг.
2.1. Партия кадетов в борьбе против сепаратного мира между Россией и Германией (1914 – февраль 1917): судьба теории «двух заговоров» в отечественной историографии
Первым вопрос о степени вероятности заключения сепаратного мира между Россией и Германией до Февральской революции поставил М.Н. Покровский. В рамках марксистской методологии он разработал оригинальную концепцию истории России. В основу историософских построений Покровского легла созданная им теория о противостоянии «торгового» и «промышленного» капитала. При этом под «торговым» Покровский понимал капитал, специализировавшийся на торговле с заграницей, точнее на экспорте (преимущественно хлебном). Поэтому олицетворение торгового капитала по Покровскому – это не только купец, но и помещик. Политической надстройкой, обеспечивающей интересы того и другого (то есть «торгового капитала»), являлось, как думал Покровский, самодержавие. Что касается «промышленного капитала», то это предприниматель, ориентированный на внутренний рынок. Представительство политических интересов промышленного капитала по Покровскому «сосредотачивалось в партиях кадетов и прогрессистов»[196].
Торговый капитал приветствовал Первую мировую войну, поскольку был заинтересован в захвате черноморских проливов; промышленный капитал «в первые месяцы отнесся к войне довольно прохладно». Затем положение изменилось. Надежда на то, что война закончится в 3–4 месяца блестящей победой не оправдалась, экспорт хлеба остановился – «торговый капитал, чем дальше, тем больше начинал скучать и горько осуждать войну»: «Необходимость закончить войну, чтоб открыть, наконец, русскому хлебу вывоз за границу, сознавалась все сильнее и сильнее»[197]. Промышленный капитал наоборот, чем дальше, тем больше втягивался в войну, получая огромные прибыли. В войне, согласно точке зрения М.Н. Покровского, было заинтересовано и высшее офицерство. Поэтому «промышленный капитал в лице прогрессивного блока без труда нашёл себе союзников в рядах командного состава». «Этот командный состав был руками формального заговора, образовавшегося в это время около прогрессивного блока, а мозгом его была кадетская партия»[198].
В.П. Семенников, специально изучавший возможность заключения сепаратного мира между Россией и Германией, согласился с Покровским в том, что конфликт между «либеральной буржуазией» и самодержавием в 1915–1916 гг. был связан с вопросом о дальнейшем продолжении войны. «На этой, главным образом, почве империалистская буржуазия вступила в борьбу с правительством, которое, вместе с поддерживавшими его группами, явно становилось на пути, ведущие к сепаратному миру»[199]. Но анализ конкретного исторического материала заставил Семеникова указать на отдельные уязвимые места умозрительной схемы Покровского.
