Павел Мельников-Печерский - На горах (Книга 2, часть 4)
Не любила она даже, когда иной раз о Мокее Данилыче при ней речь заведут. Сейчас замолчит и уйдет вон из комнаты.
Дуня поправлялась помаленьку. Она могла уж разговаривать с Патапом Максимычем об устройстве дел.
Чапурин со дня на день ждал шурина Никифора, чтобы скорей получил он от Дуни доверенность на продажу унженских лесов, баржей и низовых промыслов и ехал бы поспешней на Унжу. Насчет дел по городу разные люди являлись к Чапурину с предложеньями заняться устройством их, были в том числе и отставной стряпчий, и выгнанный из службы становой, и промотавшиеся дотла помещики, и прогоревшие купцы. А сын предводителя, узнав, что Дуне больше миллиона досталось, опять стал свататься, сам предводитель по этому делу приезжал "к мужлану", как звал его,- Патапу Максимычу. Стали разузнавать стороной мысли о замужестве богатой сироты и те кумушки, что прежде были засылаемы к Марку Данилычу сватать купчиков. Но всем от Патапа Максимыча один был ответ: "Авдотье Марковне ни приказывать, ни советовать я не могу, да и раненько бы еще ей о выходе замуж думать - у родителя в гробу ноги еще не обсохли..." И, ругая Чапурина, искатели смолокуровского миллиона в злой досаде расходились по своим местам. "И откуда они этого непутного заволжанина выкопали?- говорили они.- Ни слуху ни духу про него у нас никогда не бывало, вдруг ровно из земли вырос, как из ведьминой трубы вылетел, и ну чужим добром распоряжаться! Хорошо, видно, подмаслил городничего, не то бы давно ему в кутузке сидеть. Да и она-то дура неповитая! Зачем проходимца слушается".
До Патапа Максимыча такие толки не доходили. А и дошли бы, плюнул бы только, да и прочь от сплетников.
Сидели вечером за чаем Дуня, Дарья Сергевна, Аграфена Петровна, Патап Максимыч и Герасим Силыч, перед тем отправивший племянника в Сосновку. Зашла речь, как бы устроить дела в городе и присмотреть за домом.
По совету Патапа Максимыча, Дуня стала просить Чубалова, чтоб оказал он ей милость, сжалился бы над ней, принял на себя дела в городе.
Герасим Силыч всячески отрицался, говоря то же, что говорил Чапурину: у него-де свои дела, и покинуть их даже на короткое время нельзя.
- Сказано было вам, Герасим Силыч, что в убытке не останетесь,- громко промолвил Патап Максимыч.- Скажите откровенно, сколько бы взяли вы в месяц с Авдотьи Марковны? Чубалов замолчал и низко склонил голову.
- Да говорите же, Герасим Силыч,- настаивал Чапурин.
- Не знаю, что и говорить,- едва слышно, помолчав, промолвил Чубалов.
- А то и говорите, что для вас не обидно будет,- сказал Патап Максимыч.
- Тут в том главное дело, что совсем должна стать моя торговлишка, и в разъезды за стариной ездить мне не удастся,- сказал Чубалов.- Конечно, Иванушку бы можно посылать, да все уж это не то, как я сам. Да он же в дальних отлучках без меня и не бывал никогда. Парень молодой, иной раз может и прошибиться.
- Ах ты, господи! - повысивши голос, с нетерпеньем сказал Патап Максимыч.Этак мы, пожалуй, до смерти не столкуемся.
И, встав из-за стола, закинул руки за спину и широкими шагами стал ходить взад и вперед по комнате.
- Нет, так пива не сваришь!- сказал он.- Ты ближе к делу, а он про козу белу; ты ложки, а он тебе плошки.
И, остановившись перед старинщиком, положил ему руку на плечо и спросил:
- Скажите по совести, много ли в месяц барыша получаете?
- Месяц на месяц не придется, Патап Максимыч,- отвечал Чубалов.- В иной месяц, кроме расхода, нет ничего, а в другой и больно хорошо. К примеру взять: у Макарья в ярманке, на Сборной в Симбирске, в Ирбитской. Да еще когда на Вятку к тамошним домоседкам заедешь либо на Урал к казакам.
- Это так, это во всякой торговле бывает, какую ни возьми,- сказал Патап Максимыч.- А в год сколько барыша?
- И это мудрено сказать,- уклончиво ответил Герасим Силыч.- И год на год не приходит.
- Фу ты пропасть какая! Чуть не битый час толкуем, а все попусту. Толков много, только толку нет,- вскликнул, нахмурясь, Патап Максимыч.- Так рассуждать все одно что в решете воду таскать! Давно ль торг ведете?
- Больше пятнадцати годов,- отвечал Чубалов.
- Который из годов самый был прибыльной?
- Первые годы после моего странства были самые прибыльные,- сказал Герасим Силыч.- Потом истратился на семью, дом поставил, землю купил, племянников от рекрутчины свободил, от того капиталу и стало у меня много поменьше. А ведь по капиталу и барыш.
- Вот у нас дело-то как идет,- с досадой молвил Патап Максимыч, обращаясь к Дуне.- Ни из короба, ни в короб, в короб не лезет, из короба нейдет и короба не отдает. В первые-то года поскольку барышей получали? - прибавил, обращаясь к Чубалову.
- Целковых тысячи по полторы, а были годы, что и по две получал,- отирая платком раскрасневшееся лицо, ответил Чубалов и опять понурил голову.
- Так вот какой разговор будет у нас,- сказал Патап Максимыч.- Авдотья Марковна даст вам не две, а две с половиной тысячи в год за хлопоты ваши и за распоряжения по здешнему хозяйству. И будете ли вы ее делами заниматься месяц ли, два ли, целый год, все равно получите сполна две тысячи с половиной целковых. Согласны?
Чубалов не ожидал этого. И на сто рублей в месяц не надеялся, а тут вдруг две с половиной тысячи. По стольку ни в один год он не получал. По-прежнему сидел, опустя голову и не зная, что отвечать.
- Согласны, что ли? - спросил его Патап Максимыч.- Мало, так прямо скажите.
- Согласен,- едва слышно проговорил Чубалов.- Ваш слуга, Авдотья Марковна, хоть по самый конец жизни,- прибавил он, низко кланяясь Дуне.
- Очень, очень рада я, что вы согласились. Теперь я спокойна насчет здешних дел. Да это еще не все, что сказал вам Патап Максимыч. Давеча мы с ним про вас много разговаривали. Он скажет вам.
Оторопел Герасим Силыч. "Что еще такое у них обо мне решено?" - подумал он и повернулся к севшему за стол Чапурину, выжидая слов его.
- Видите ли, любезнейший Герасим Силыч,- сказал Патап Максимыч.- Давеча мы с Авдотьей Марковной положили: лесную пристань и прядильни продать и дом, опричь движимого имущества, тоже с рук сбыть. Авдотье Марковне, после такого горя, нежелательно жить в вашем городу, хочется ей, что ни осталось после родителя, в деньги обратить и жить на проценты. Где приведется ей жить, покуда еще сами мы не знаем. А как вам доведется все продавать, так за комиссию десять процентов с продажной цены получите.
И во сне не снилось это Чубалову. Не может слова сказать в ответ. Чапурин продолжал говорить, подавая деньги Герасиму Силычу:
- А это вам пятьсот рублей за труды при погребении Марка Данилыча.
- Помилуйте, Патап Максимыч, это уж чересчур!- воскликнул Герасим Силыч.
- Не моя воля, а молодой хозяюшки,- сказал Патап Максимыч.- Ее волю исполняю. Желательно ей было, чтобы похороны были, что называется, на славу. Ну, а при нашем положении, какая тут слава? Ни попов, ни дьяков - ровно нет ничего. Так мы и решили деньги, назначенные на погребенье, вам предоставить. Извольте получить.
Чубалов ошеломлен был такими милостями, о каких и в голову никогда ему не приходило. Особенно поразили его обещанные проценты с продажной цены. "Ведь это, мало-мало, десять тысяч целковых. Буду богаче, чем тогда, как воротился в Сосновку, да к тому ж и расходов таких, как тогда были, не предвидится. Истинно божеская милость мне, грешному, выпала!"
Молча взял он пятьсот рублей, поклонился Патапу Максимычу и, подойдя к Дуне, сказал:
- Вы, Авдотья Марковна, столько благодеяний мне оказали, что буду я теперь неустанно бога молить, да устроит он ваш жизненный путь. Пошли вам господи доброго и хорошего сожителя, дай бог удесятерить достатки ваши, дай вам бог во всю вашу жизнь не видать ни горя, ни печалей. А я, после таких ко мне милостей, вековечный и верный служитель ваш. Теперь ли, после ли когда, для вас на всякую послугу готов.
- Очень рада, Герасим Силыч, что мы с вами поладили и вы не отказались оказать сироте помощь,- с ясной улыбкой проговорила Дуня.
- Не я вам, а вы мне, Авдотья Марковна, великую, неслыханную помощь являете,- со слезами на глазах ответил Чубалов.- Богачом хотите сделать меня. Воздай вам господи!
- Герасим Силыч,- сказала, потупивши светлые очи, Дуня Чубалову.-- Ведь у вас тятенька покойник выменял икону преподобной мученицы Евдокии. Ангел мой. Теперь уж больше года та икона возле кровати в изголовьях у меня стоит.
- Точно так, Авдотья Марковна, Марко Данилыч у меня ту икону выменял,отвечал Чубалов.- Редкостная икона, царским жалованным изографом при святейшем Филарете, патриархе московском, писана. Комнатная была у благочестивой царицы Евдокии Лукьяновны.
- И Марка Евангелиста икона, что у тятеньки покойника при гробе в головах стояла,- тоже от вас?
- И ее у меня же выменял. Она баронских писем, совсем почти фряжская. Эта много будет попростее, чем икона вашего ангела, и помоложе,- сказал Герасим Силыч.
- А нет ли у вас иконы святителя Амвросия Медиоланского? - спросила Дуня.
