Григорий Арш - Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки
Эта резолюция говорит о том, что после заключения мира с Турцией в декабре 1791 г. Екатерина II не желала возвращаться в своему Греческому проекту. Но в сокровенных мыслях российской императрицы Греческий проект присутствовал почти до конца ее дней. Характерно, что в ее кратком завещании, относящемся к 1792 г., где она главным образом высказывала пожелания относительно процедуры своих будущих похорон, имеется лишь одна, но весьма многозначительная фраза о ее наиболее крупных политических замыслах: «Мое намерение есть возвести Константина на престол Греческой восточной империи»[81]. При этом следует иметь в виду, что после завершения второй войны с Турцией центр внешней политики России переместился с восточных дел на европейские и выраженное Екатериной II в ее завещании намерение является скорее наказом ее преемникам, чем конкретной политической целью.
Но весьма вероятно, что при изменении международной обстановки Екатерина II была готова вернуться к своим планам относительно решения Восточного вопроса. О серьезности разрушительных замыслов императрицы против Османской империи не раз высказывались и ее внуки Александр I и Николай I. Так, Александр I в личном письме султану Селиму III в 1805 г. утверждал, что, в отличие от образа мыслей, которого придерживалась Екатерина II почти до конца своего царствования, сам он является сторонником нормальных отношений с Турцией. Николай I в 1853 г. во время своих известных бесед с британским послом С. Д. Гамильтоном-Сеймуром по Восточному вопросу заявлял, что в отличие от своей бабки Екатерины II у него нет честолюбивых замыслов, относящихся к Османской империи[82].
Несколько заключительных замечаний. Большинство историков, писавших о Греческом проекте, сводили его к обмену письмами между Екатериной II и Иосифом II в 1782–1783 гг. На самом же деле это была долговременная программа кардинального решения Восточного вопроса в интересах России с установлением ее преобладающего влияния на Балканах. Программа эта была подкреплена дипломатическими, военными и пропагандистскими акциями, а также некоторыми мерами в области внутренней политики, относящимися, в частности, к колонизации Новороссии. Разумеется, реальность осуществления Греческого проекта была весьма проблематичной, что в ни коей мере не ставит под сомнение реальность его существования и предпринимавшихся для его осуществления усилий.
Но в Греческом проекте была и другая сторона – освобождение балканских народов, в первую очередь греков, от многовекового иноземного ига в форме восстановления средневековой Греческой империи. И хотя после Французской революции многие греки восприняли иной, демократический вариант решения проблемы национального освобождения, эта сторона Греческого проекта, созвучная глубоко укорененной в греческом народе надежде на то, что избавление от иноземного рабства принесет ему единоверная Россия, оставила глубокий след в народном сознании.
Характерно в этом смысле отношение греков к великому князю Константину. Биография несостоявшегося греческого императора после екатерининских времен была связана со службой в армии, где он занимал видные посты. Он был участником итальянского похода А. В. Суворова, в войне 1812–1813 гг. командовал гвардией, с 1814 г. являлся главнокомандующим польской армией и фактическим наместником царства Польского. Таким образом, фактически жизненный путь великого князя Константина ничем не отличался от жизненного пути других членов царствующего дома, если не считать его отречения от престола, что создало после смерти Александра I обстановку междуцарствия, которой воспользовались декабристы. Но для греков Константин являлся живым символом освободительной, филэллинской стороны Греческого проекта. Неслучайно, что в течение многих лет после смерти Екатерины II вплоть до завершения Греческой революции 1821–1829 гг. греческие патриоты искали у него покровительства и помощи[83]. Греческий проект представлял собою не только значительную внешнеполитическую акцию России, но и важную веху в многовековой истории русско-греческих связей.
Греция после Кючук-Кайнарджийского мира по донесениям российских консулов
В соответствии со ст. 11 Кючук-Кайнарджийского договора, который стал результатом окончания русско-турецкой войны 1768–1774 гг., Россия получала право учреждать по своему усмотрению консульства в любой точке Османской империи. И впервые в истории на территории Греции, главным образом на островах Эгейского моря, находившихся под властью османов, создаются российские консульские органы. Произошло это с большой задержкой из-за того, что Порта сопротивлялась осуществлению как этой, так и других статей мирного договора. В период с 1783 по 1786 г. учреждаются российские консульства на Негропонте (Эвбея), на островах Хиос, Родос, Самос и Санторин, а на Миконосе создается генеральное консульство России на островах Архипелага. Российские консульства открываются также на Крите и в некоторых населенных пунктах греческого материка, в Салониках, Патрах и Арте, а также на островах Ионического моря – Корфу, Кефаллинии и Закинфе, находившихся под властью венецианцев. Всего в Греции было тогда основано 13 российских консульств – самое большое число консульств, когда-либо существовавших в этой стране за всю историю русско-греческих отношений. Целью их основания было содействие развитию торговли с Грецией, а также обеспечение положений Кючук-Кайнарджийского договора о покровительстве России православному населению Балкан. За учреждением такого большого числа консульств в Греции скрывались и политические замыслы Екатерины II, воплотившиеся в ее Греческом проекте.
Российские консулы в Греции были в большинстве своем греками, которые поступили на российскую военную службу, служили и сражались на стороне России во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Например, уроженец Салоник майор Христофор Комнин стал генеральным консулом в Патрах, а майор Либерал Бенаки, сын крупного землевладельца Пелопоннеса, служил консулом на Корфу. Еще один уроженец Пелопоннеса, капитан Николай Анастасьев, был назначен консулом на Санторин. Его карьера на русской службе в какой-то мере является показательной.
Николай Анастасьев был выходцем из Корони (Пелопоннес). Его отец служил генеральным консулом Великобритании в Корони. В 1770 г., когда российский флот стал вести активные военные действия у берегов Пелопоннеса, Анастасьев снабжал российские корабли провизией и другими необходимыми вещами, отказываясь получать за это какую-либо плату. Когда об этом стало известно туркам, они в отместку подожгли в Корони дома, принадлежавшие семье Анастасьевых. Сам Николай Анастасьев вместе с тысячами других греков-добровольцев участвовал в операциях российского флота в Архипелаге и вместе с флотом прибыл в Россию, где и продолжил свою военную службу.
В 1786 г. офицер Анастасьев стал первым российским консулом на Санторине. Он пробыл на острове около восьми месяцев и покинул его в апреле 1787 г., т. е. за четыре месяца до начала очередной русско-турецкой войны. Причиной его отъезда стали трения с некоторыми местными жителями, особенно с католическими старшинами Санторина, которые, по словам Анастасьева, ежедневно в присутствии всех греков всячески хулили и порицали его. Анастасьев смог вернуться в Россию и участвовал в русско-шведской войне 1788 г., за что получил орден Св. Владимира 4-й степени. После 27 лет российской военной и дипломатической службы он вышел в отставку и поселился в Крыму в районе Евпатории на угодьях, дарованных ему Екатериной II[84].
Другой участник Пелопоннесского восстания 1770 г., капитан П. Кревата, в 1786 г. стал консулом на Негропонте. Сохранившиеся в архиве документы, касавшиеся его назначения на должность, проливают свет на процедуру назначения европейских, в том числе российских, консулов в Османской империи. Чтобы начать консульскую деятельность в султанских владениях, нужно было получить два документа: берат и фирман, исходившие от Порты, а формально – от султана[85]. Приведем начало «литерального перевода» берата от 5 числа луны шабана 1200 (21 мая 1786 г.), который был выдан П. Кревате:
«Султаном Абдул Хамид Ханом, сыном султана Агмед Хана, всегда победоносного, чрез сей священный знак и сию высокую Императорскую турру[86], победителя вселенной, повелевается следующее: Пребывающий ныне при Блистательной моей Порте всероссийской императрицы чрезвычайный посланник, полномочный министр и кавалер Булгаков, знаменитый между вельможами нации Христианской (коего конец да будет благ) поданным за его печатью Блистательной моей Порте мемориалом, представлял, что видя необходимость учредить вследствие трактата в Негропонте консула для пристережения дел российских купцов и проезжих в помянутый остров, наименован и назначен туда консулом капитан Панайоти Кревата, который и получил патент с приложением печати от его двора».
