Санш Де Грамон - История шпионажа
Любопытно, но США — государство, уверенное в аморальности шпионажа, в то же время сделало шпиона национальным героем. Но даже в истории Натана Хейла мы найдем традиционную неприязнь к шпионам. Им восхищаются из-за его смерти, а не из-за профессии. С того времени историки неоднократно замечали, что солдаты отказываются от разведывательных заданий, считая их недостойными. Один исследователь писал: „Кто может уважать шпиона?“
Джон Бейкельс, автор книги „Предатели и герои“, объяснил, что Натан Хейл стал шпионом после того, как лейтенант Джеймс Спрэг отказался от этого поручения, сказав, что „он готов сражаться с англичанами, но не хочет быть повешенным как собака“. Последние слова Хейла искупили недостойность профессии, но армия шпионов Вашингтона из-за этого не пополнилась добровольцами.
По англосаксонской традиции у шпионов не было права на достойную смерть. Солдаты погибали в бою либо их расстреливали, шпионов же казнили через повешение. Приведем здесь историю майора Джона Андрэ, британского агента, который сдал Вест-Пойнт британским войскам. После того, как он был арестован, он написал прошение Джорджу Вашингтону, но не с просьбой сохранить ему жизнь, а с просьбой изменить способ казни. В письме говорилось:
„Стоя перед лицом смерти с осознанием того, что я служил благородным целям, я верю, что то, о чем я прошу Ваше превосходительство, а именно облегчить мои последние минуты, не останется без ответа.
Симпатии к солдату несомненно убедят Ваше превосходительство и военный трибунал изменить способ казни на подобающий человеку чести.
Сэр, позвольте мне надеяться, что из уважения ко мне Вы измените свое решение, а моя любовь к Вам станет еще сильнее, когда я узнаю, что закончу свою жизнь не на виселице“.
На просьбу было отвечено отказом. Андрэ повесили через два дня после того, как он написал это письмо. Секретарь конгресса Чарльз Томсон записал в протоколе:
„…время, прошедшее от задержания майора Андрэ 23 сентября до его казни 3 октября; то, как расследовалось его дело; письма, говорящие о том внимании, с которым Его превосходительство генерал Вашингтон и другие люди относятся к нему, — все это показывает, что мы в своих поступках руководствовались не местью. Военное время было против его просьбы, сделав невозможным то, о чем он просил“.
Еще один пример, даже более показательный, — письмо генерала Израэля Путнэма британскому губернатору Уильяму Трайэну:
„Сэр,
лейтенант королевских войск Нэтам Палмер был доставлен в мою ставку по подозрению в шпионаже, был допрошен и признан виновным, могу заверить Вас, сэр, что он будет повешен.
Честь имею, Израэль Путнэм.
P. S. Полдень. Он повешен“.
Многие годы такое отношение к шпионам соседствовало с полным отсутствием интереса к созданию разведывательных и контрразведывательных организаций. Хотя еще в 1869 году в Министерстве финансов была создана секретная служба, она занималась в основном охраной президентов и поимкой фальшивомонетчиков. В Министерстве юстиции существовало отделение расследований, которое позднее стало ФБР. Но большинство его задач было направлено на борьбу с расцветом бандитизма, который последовал за принятием „сухого закона“.
Безразличие общества и правительства к сфере шпионажа оказалось настолько сильным, что генерал-лейтенант Хойт С. Ванденберг, первый директор ЦРУ, выступая 29 апреля 1947 года перед Сенатской комиссией по вооружениям, сказал следующее: „Я думаю, можно с полной уверенностью заявить, что до самого Пёрл-Харбора в нашей стране не было таких разведывательных служб, как в Великобритании, Франции, России, Германии или Японии, только потому, что жители Соединенных Штатов не приняли бы их. Чувствуется, что в шпионаже и в разведке вообще было что-то антиамериканское. Все были уверены, что единственное условие для победы в войне — если она будет — умение стрелять. Одной из самых больших ошибок, сделанных нами до войны, стала уверенность в том, что, если Япония нападет на нас в Тихоокеанском регионе, наши вооруженные силы решат этот вопрос в течение нескольких месяцев. Разведка сама по себе не зло, а работа в ней не должна быть оскорблением“.
Руководители американских вооруженных сил оказались в беспомощном положении сразу после вступления во Вторую мировую войну, когда стало известно, что в США нет разведывательной службы. Военная разведка была настолько плохой, что вся ее информация сводилась к тому, „что мог узнать за обедом военный атташе“, — так описал конгрессу сложившуюся ситуацию генерал Джордж Маршалл.[6]
Корпус военных атташе США состоял не из специально подготовленных офицеров, а из довольно богатых людей, которые становились цветом американского общества. В результате любая информация, которую они получали, не обрабатывалась, а самой военной разведкой пренебрегали — значимость ее функций не находила понимания. Во время Второй мировой войны покойный Эллис М. Захария, пионер военно-морской разведки, спросил у одного из адмиралов о состоянии разведывательной службы в войсках, находящихся в его подчинении. Ответ был таков: „Зачем нам это? На наших кораблях нет коммунистов“.
Захария вспоминал также, что в 1942 году командующий тылом Оскар Бэдж, отвечавший за состояние портовых сооружений, на такой же вопрос ответил: „У меня лежит груз почти на 200 миллионов, готовый к отправке в Оран, а я даже не знаю, есть ли у них хоть один разгрузочный кран“.
Те немногие, кто пытался бороться с безразличием, обычно проигрывали. Герберт О. Ярдли, прекрасный шифровальщик, во время Первой мировой войны работал в шифровальной комнате Государственного департамента вместе с такими же энтузиастами, как и сам. Он обратился к высокопоставленному офицеру Военной академии с предложением преобразовать весь процесс шифровки и получил следующий ответ: „Все это чепуха. Кто хоть когда-нибудь занимался этим? Во время войны с испанцами у нас ничего подобного не было. Мы просто добавляли цифру 1898 ко всем сообщениям, а испанцы так об этом и не догадались“.
Только благодаря своему упрямству Ярдли смог основать МИ-8, криптографическое бюро военной разведки, но этот предшественник Агентства национальной безопасности, которому удалось взломать шифры всех стран-союзниц, был запрещен Госсекретарем Стимсоном.
Враждебность Стимсона исключила всякий прогресс в области разведывательной деятельности в период его руководства, поэтому Дин Ачесон, сменивший его на посту, убеждал конгресс в 1945 году, что до войны в США использовались примитивные методы сбора информации.
Защита американцев от советского шпионажа была такой же несовершенной. Хотя Дж. Эдгар Гувер мог сказать, что с самого начала распознал угрозу коммунизма, его взгляды разделяли очень немногие. Когда он возглавил ФБР, никто не знал о существовании этой организации. Однажды, когда Гувер выступал перед Комиссией по ассигнованиям, один из сенаторов принял его за представителя секретной службы, которая уже обращалась в сенат за несколько дней до этого. Едва Гувер начал свою речь, этот сенатор встал и крикнул: „Вы что, опять пришли деньги просить?“
Принятие первого закона о шпионаже в июне 1917 года было вызвано участием США в Первой мировой войне. По этому закону максимальным наказанием за шпионаж в мирное время было тюремное заключение на два года и/или штраф 10 тысяч долларов. В наше время, по так называемому „розенберговскому“ закону, шпионаж в мирное время карается смертной казнью.
Супруги Розенберг, которых обвиняли в похищении информации об атомных разработках, были приговорены к смерти еще по старому закону, потому что удалось доказать, что их преступление было совершено в военное время — прекрасный выход, учитывая то, что в то время СССР был союзником Соединенных Штатов. Новый закон упразднил и десятилетний срок давности в делах о шпионаже. Дело Розенбергов было для контрразведки тем же, чем был Пёрл-Харбор для военной разведки, — оно потрясло нацию, едва не доведя всех до шпиономании.
Осознание угрозы шпионажа пришло спустя двадцать лет после того, как ничем не сдерживаемые фаланги советских агентов начали добычу информации в США. Соединенные Штаты признали СССР только в 1933 году, но коммерческое агентство „Амторг“ открылось в Нью-Йорке в 1924 году, став первой базой советских агентов в Америке. Первым советским шпионом, захваченным в США, стал Михаил Горин, офицер Красной Армии, который был арестован в 1939 году. Но до этого времени агенты Советского Союза занимались своим делом без помех. Они приезжали в США по поддельным паспортам, вербовали американцев, получали неограниченную помощь от американской коммунистической партии, проникали во все области экономики и политики.
