Олег Вишлёв - Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки
К концу мая в войне на западе начали явно просматриваться признаки стагнации, что усилило в Москве опасения относительно возможности достижения англо-германского соглашения. Вдобавок к этому в двадцатых числах мая советское правительство получило из Лондона сообщение, в котором говорилось, что британский кабинет министров обсудил предложения Гесса о заключении мира между Германией и Великобританией и рекомендовал продолжить переговоры с ним на более высоком уровне, подключив к ним лорда-канцлера Дж. Саймона, известного сторонника идеи сотрудничества между Лондоном и Берлином. Сообщалось также, что предполагается встреча Гесса с Черчиллем[168]. О возможности поворота в англо-германских отношениях говорило и то, что с 11 мая 1941 г., т. е. с началом миссии Гесса, германская авиация прекратила массированные налеты на города Великобритании[169]. Все это свидетельствовало об изменении ситуации в опасном для СССР направлении. 27 мая 1941 г. командование Красной Армии посогласованию с политическим руководством отдало приказ западным приграничным округам "о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов"[170].
Ошибочная оценка Кремлем ситуации в нацистском руководстве. Стратегическое решение Гитлера
Говоря о факторах, порождавших у правительства СССР какое-то время надежды на то, что войны с Германией может и не быть, нельзя не сказать об ошибочной оценке Кремлем ситуации в правящих верхах рейха. Агентурные донесения, поступавшие из посольства СССР в Берлине в министерство иностранных дел Германии, свидетельствуют: в мае-июне 1941 г. в Москве полагали, что в нацистском руководстве произошел раскол и идет борьба по вопросам внешней политики германского государства. По мнению Кремля, влиятельные круги нацистской партии, рупором которых являлись Гесс и Й. Геббельс, командование вермахта во главе с В. Кейтелем и ''люфтваффе" во главе с Г. Герингом, а также СС и его рейхсфюрер Г. Гиммлер настаивали на примирении с Англией и выступлении против Советского Союза[171]. В противовес им министерство иностранных дел во главе с Риббентропом и германский дипломатический корпус[172], командование военно-морскими силами, многие представители деловых кругов выступали якобы за сохранение мира с СССР. Согласно сообщению, полученному 27 мая 1941 г. советским посольством в Берлине, Риббентроп, высказываясь за продолжение курса на развитие сотрудничества с Советским Союзом, якобы даже заявил: "Я не позволю оказывать влияние на мою политику всякому, кто преследует собственные интересы"[173].
Что касается позиции самого Гитлера, то сообщения из Берлина, которые в мае-июне 1941 г. получала Москва, были весьма противоречивыми. В одних донесениях указывалось на непоколебимую решимость Гитлера начать войну против СССР[174], в других говорилось о его намерении предложить Советскому Союзу более тесное сотрудничество[175], в третьих отмечалось, что в "русском вопросе" он занимает неопределенную, колеблющуюся позицию и даже в беседах со своими ближайшими сотрудниками обходит его "полным молчанием"[176]. Последнее, казалось, подтверждала и программная речь Гитлера перед рейхстагом 4 мая 1941 г., в которой об СССР не было сказано ни слова[177].
"Противоборство" в политических верхах рейха двух линий и отсутствие ясного представления о позиции Гитлера побуждало советское правительство действовать предельно осторожно, чтобы не допустить изменения баланса сил в Берлине в пользу сторонников войны против СССР.
Анализ германских документов позволяет сделать вывод: неверная оценка Кремлем ситуации в нацистском руководстве являлась результатом дезинформационной акции, которую проводили германские спецслужбы с целью маскировки агрессивных планов в отношении СССР. Версии о предстоявшей якобы высадке вермахта в Великобритании, о возможности германского удара на Ближнем Востоке, равно как о противоборстве в германском руководстве, активно распространялись на цистами вплоть до 22 июня 1941 г.
Гитлер отнюдь не проявлял колебаний в "русском вопросе". Окончательное решение о войне против СССР было им давно принято. В военно-политическом отношении мотивация этого решения шла, однако, вразрез с принципами геополитического мышления того времени, что и ввело в заблуждение политиков многих стран, в том числе Советского Союза. Гитлер решился начать войну на два фронта. При этом его расчет был предельно прост и авантюристичен. Фюрер планировал молниеносным ударом в течение нескольких недель разгромить СССР (за это время англичане, считал он, не успеют предпринять на западе никаких серьезных акций и для их сдерживания будет вполне достаточно незначительных сил) и тем самым реализовать одну из основных внешнеполитических программных установок рейха. Ликвидировав СССР как фактор мировой политики, овладев его ресурсами, Германия получила бы, по расчетам Гитлера, также прямой выход по суше на Ближний и Средний Восток. Разгром СССР, полагали в Берлине, оказал бы, в свою очередь, влияние на Лондон. Последний лишился бы надежд на появление союзника на континенте, а это подорвало бы его волю к сопротивлению. С точки зрения нацистов, успешный поход против СССР сулил несомненные выгоды и позволял им убить сразу двух зайцев — уничтожить советское государство, а заодно "в России победить Англию"[178].
Сегодня эти планы и расчеты Гитлера хорошо известны. Но в тревожные месяцы накануне войны ни советское правительство, ни правительства других стран, в том числе даже союзники Германии по Тройственному пакту (Италия и Япония) точной информацией о намерениях фюрера не располагали. Исключение составляли лишь узкие группы лиц в политических и военных кругах Финляндии, Румынии и Венгрии, стран, которые должны были с самого начала принять участие в войне на стороне Германии. Но и для них германские планы в полном объеме, а также точная дата выступления вермахта против СССР оставались тайной за семью печатями.
"Вторая фаза дезинформации противника"
С 22 мая 1941 г. начался заключительный этап оперативного развертывания германской армии для нападения на СССР. К советской границе по железной дороге и собственным ходом двинулись 47 дивизий вермахта (из них 28 танковых и моторизованных), которые должны были составить ударную группировку армии вторжения[179]. Чтобы ввести советское правительство и мировое общественное мнение в заблуждение относительно целей перемещения такой массы войск на восток, с этого дня в соответствии с директивой верховного главнокомандования германских вооруженных сил (ОКВ) № 44699/41 от 12 мая 1941 г. началась "вторая фаза дезинформации противника"[180], а по сути дела специальная дезинформационная акция, которая по своему размаху превзошла все ранее проводившиеся нацистами операции такого рода. Данная акция заслуживает особого внимания, поскольку она, думается, и дает ответ на вопрос, почему советское руководство до последнего момента медлило с приведением войск западных приграничных округов в состоянии полной боевой готовности.
В чем заключались цели этой акции?
По свидетельству генерала К. фон Типпельскирха, курировавшего в генеральном штабе сухопутных сил гитлеровской Германии отдел разведки, с военной точки зрения, задача состояла в том, чтобы "сохранить в тайне дату нападения, т. е. обеспечить тактическую внезапность" при нанесении первого удара[181]. Ставилась также важная военно-экономическая цель. Как отмечал в своих воспоминаниях заместитель начальника оперативного штаба вермахта генерал В. Варлимонт, германское руководство рассчитывало также не допустить прекращения поставок в Германию советского сырья и продовольствия, представлявших "значительную ценность в военно-экономическом отношении". Эти поставки должны были продолжаться "до последней минуты"[182]. Если дать понятию "тактическая внезапность" развернутое определение, то можно сказать, что германское руководство рассчитывало воспрепятствовать мобилизационному и оперативному развертыванию Красной Армии, выведению советских частей прикрытия государственной границы на боевые позиции и приведению их в состояние полной боевой готовности.
Однако сами по себе эти военные задачи невозможно было решить, не породив у правительства СССР надежд на сохранение мира либо, как минимум, иллюзий относительно образа действий Германии в случае, если отношения между ней и Советским Союзом все же приобретут конфликтный характер. Как можно заключить из дневника статс-секретаря министерства иностранных дел Германии Э. фон Вайцзеккера, гитлеровское руководство надеялось создать у советского правительства впечатление, что германскому выступлению против СССР — если до него все-таки дойдет дело — будут предшествовать переговоры, и Москва может рассчитывать на "нормальную дипломатическую процедуру (объявления войны. — О. В.): жалоба, реплика, ультиматум, война", а не на внезапное нападение вермахта[183].
