Петр Шелест - Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС
Проработал я на этой работе немногим больше года. Комсомольская организация выросла до 35 человек. Работа хаты-читальни числилась на хорошем счету, одной из лучших в районе. Но меня все время не покидала мысль продолжить учиться. Я выписывал журнал «Рабфак на дому»[15], но этого мало было. Я стремился поступить в учебное заведение, но как и куда, не знал.
Весной 1927 года меня вызвали в райком комсомола и на бюро райкома рекомендовали на учебу в Изюмскую окружную одногодичную совпартшколу[16]. Моей радости не было конца — сбывается моя мечта об учебе. Но для поступления в школу надо было еще выдержать пять экзаменов: политграмота, математика, физика, химия, диктант. Я начал усиленно готовиться к предстоящим экзаменам. Мне помогали учителя-комсомольцы села Петровского. Занимались много и старательно. Под конец занятий мне устроили экзамен по математике, физике, химии и диктанту. По политграмоте я считал себя вполне подготовленным. Казалось, мной и моими друзьями — комсомольцами-учителями все сделано, чтобы хорошо сдать экзамены, но волнения мне не давали покоя. Наконец пришло время, и я уехал с направлением райкома комсомола в окружной город Изюм сдавать экзамены. Экзамены были сданы на «хорошо», и меня зачислили слушателем-курсантом совпартшколы. Радость невероятная переполняла меня. Курсантов в партшколе было около трехсот человек. Немало было и молодежи, но даже среди них я был самый молодой. Были и, как нам казалось тогда, «пожилые», до 45 лет, члены партии с солидным стажем партийной и советской работы. Среди них самое видное место занимал Шпилевой. Он был участником Гражданской войны, до школы работал председателем районного исполкома. В школе он был избран секретарем парткома.
Итак, я курсант совпартшколы и приступил к занятиям. Преподаватели школы были хорошие, опытные. Это были старые, дореволюционные интеллигенты-коммунисты и молодые кадры. Преподавателем политэкономии была Крумголец — член партии с 1914 года, опытный педагог, хороший коммунист.
В школе мы изучали историю, политэкономию, экономгеографию, математику и геометрию, физику и химию, ботанику, литературу, русский и украинский языки. По всем этим предметам надо было периодически сдавать зачеты и экзамены. Учиться было нелегко, работали много и упорно, грызли гранит науки. Наилучшие успехи по учебе у меня были по истории, политэкономии, экономгеографии и ботанике. Крумголец неоднократно ставила в пример мои конспекты и ответы на семинарах по политэкономии. А молодая учительница ботаники из-за моих конспектов с цветными рисунками по ботанике и сдачи зачетов меня просто боготворила. Не один раз мои конспекты были на школьной выставке. В общем, занятия у меня шли хорошо. Все лекции обязательно конспектировались. Проверялась усвояемость на семинарах с тематическими вопросами и ответами. Много приходилось работать вечерами. Много времени отнимала и общественная работа. Меня избрали членом бюро комсомольского комитета школы и членом редколлегии стенной га зеты школы. Материальные условия были хорошие: жили мы недалеко от школы в общежитии по 4–5 человек в комнате, питались бесплатно в школьной столовой. Стипендию получали полностью вместо всего прежнего заработка и по 15 рублей на иждивенца. Таким образом, я получал в месяц 75 рублей. Это в то время были немалые деньги. Кроме того, нас всех за счет государства полностью экипировали — одели и обули, предоставили полный выбор одежды. Кто брал пальто, а кто и полушубок или кожаную тужурку. Я себе взял тужурку, хромовые сапоги, галифе, гимнастерку, ремень, шапку-ушанку из сивого смушка с кожаным верхом. На лето нам выдали ботинки, рубашки и пиджак. В то время мало кто был так одет, как мы, курсанты школы.
В школе преподавались и военные предметы. Устраивались военизированные походы. Чаще всего это были походы на гору Кременец, которая возвышалась над городом. Были экскурсии на предприятия Изюмского завода оптического стекла (ИЗОС), в железнодорожные мастерские и депо и другие. Сам город Изюм расположен в красивом месте на берегу Северского Донца, под горами — большие массивы леса и луга.
В январе месяце 1928 года я приехал домой в свое село на зимние каникулы. Все мои сверстники завидовали мне и были в восторге от моей экипировки и эрудиции. Одним словом, я был в центре внимания комсомольцев и молодежи районного центра Андреевка. Учеба мне много давала даже в общем кругозоре, тем более что я имел прямое общение со взрослыми, уже умудренными житейским опытом людьми. Это позволяло мне еще больше работать и мужать.
С самого начала учебы ко мне обратилась преподаватель политэкономии Крумголец, она же замсекретаря парткома школы, и повела разговор о моем вступлении в партию. Вскоре я был принят кандидатом в партию с шестимесячным кандидатским стажем как рабочий. Рекомендующими моими были Крумголец, Шпилевой и Рудковский, секретарь окружкома партии. В апреле 1928 года я был принят в члены ВКП(б). Это было огромное и очень важное событие в моей жизни. Но если говорить откровенно, то полностью всю глубину этого события и значимость всего происшедшего в моей жизни я осознал позднее.
Совпартшколу я закончил с оценкой «хорошо». Получил соответствующее свидетельство об окончании. Окружные комитеты партии и комсомола занимались распределением на работу выпускников школы. Я был принят для беседы секретарем окружкома Рудковским и секретарем окружкома комсомола Мырленко. Мне предложили должность секретаря Боровского райкома ЛКСМУ. Я дал согласие и был утвержден в этой должности.
Перед тем как приступить к работе, мне дали отпуск. Я уехал домой, к этому времени приехал и мой младший брат Митя. Наша хата-завалюха совсем вросла в землю — окна и двери перекосились, здесь всегда чувствовалась сырость. Нас, молодых, по приезде домой этот «дворец» просто угнетал, да и неудобно было пригласить к себе кого-либо из новых знакомых — городских ребят или девушек. Отец и мать уже были престарелыми, и нам с Митей очень хотелось, чтобы на старости лет они пожили в хорошем доме. Мы решили с Митей сломать старую хату и срочно на ее месте построить новый домик. Решено! А раз решено, то теперь осталось взяться за дело. Сами составили план, сделали чертежи будущего дома, подсчитали материальные и денежные ресурсы. А деньги у нас были: мы с братом жили скромно, бережливо, не курили, не пили, не были транжирами. У отца было припасено дерево, но его явно не хватало для наших планов. Посоветовались со старшими — они были хорошими плотниками, договорились о цене и сроках строительства. Отцу и матери о своих замыслах не говорили ни слова, зная заранее, что они будут противиться этому.
Воспользовавшись тем, что отец куда-то уехал на три-четыре дня, мы приступили к реализации своего замысла. Собрав человек десять своих товарищей, мы свою старую завалюху разобрали до основания за два дня. Весь домашний скарб перенесли в сарай, где и жили до окончания постройки дома. К приезду отца уже были закопаны стояки и заложены подвалины трехкомнатного дома. Работа кипела от утренней зари до поздних сумерек. За месяц дом был построен, покрыт оцинкованным железом, настланы деревянные полы. К нашему отъезду заканчивалась кладка печного очага. Дом на пять окон, высокий, красивый, с верандой получился на славу. Многие удивлялись нашему смелому поступку и напористости, кто-то завидовал. Мы же с братом остались довольны, что исполнили свои намерения и желания, что наши старики, отец и мать, остаются жить в хорошем доме. По райцентру о нас с братом пошла молва как о хороших, порядочных и хозяйственных сыновьях, проявивших заботу о своих родителях.
Митя поехал в Балаклею учительствовать, но его не покидала мысль продолжить учебу, и он усиленно готовился в Харьковский университет на физмат. Хотя временами он подумывал и о художественном институте. Для этого у него были основания — он хорошо рисовал портреты и картины. Школы, конечно, никакой, но получалось неплохо. Так рисование у него и осталось на всю жизнь как своего рода хобби. А после окончания Харьковского университета из Мити получился отличный преподаватель математики и физики.
Я поехал в Боровую, на свою новую и совершенно незнакомую мне секретарскую работу. Но я думал: «Свет не без добрых людей». Так и получилось.
Районный центр Боровая находится в 36 километрах от окружного центра города Изюма. Сообщение только конной тягой. Боровской район считался глубинным, но не глухим. В то время были районы и поглубже и поглуше. Вся комсомольская организация насчитывала 300–320 человек, из них почти половина в райцентре. Во многих селах, а тем более в хуторах не то что не было комсомольских ячеек, а не было ни одного комсомольца. Район по своему составу был довольно сложный. Много было сел довольно зажиточных, таких как Верхняя и Нижняя Соленые. Немало было и голоты. По национальному составу в основном были украинцы, но немало было сел и хуторов с русским населением старообрядческого вероисповедания. Райцентр — большой населенный пункт. Посредине райцентра была огромная площадь. На ней собирались ярмарки и базары, тут же было и футбольное поле.
