Шарль де Голль - Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946
Государство должно было стать полновластным хозяином у себя в стране. Под влиянием различных политических и общественно-политических течений, подогревающих страсти, и при малейшем послаблении, ставящим под сомнение его авторитет, государство должно выполнить две неотложных задачи: восстановить систему правосудия и обеспечить общественный порядок. Это нужно было сделать решительно и без проволочек — сейчас или никогда. Все необходимые меры были приняты.
С 13 сентября по распоряжению правительства предписывалось начать организацию специальных судов, что было предусмотрено указом от 24 июня. В каждом регионе должен был заседать трибунал под председательством магистрата, включающего присяжных, назначаемых председателем апелляционного суда. Список граждан, которые могут быть присяжными, составляется комиссаром Республики. Этот суд должен был заниматься делами о сотрудничестве граждан Франции с врагом с соблюдением всех законных и процессуальных норм: право обвиняемых на защиту, возможность обращения в кассационный суд, к главе государства. По мере исполнения своих обязанностей этими судами местные власти должны были завершить роспуск военных судов, созданных внутренними силами во время освобождения; произвольные аресты были запрещены, за штрафы, налагаемые в результате незаконных арестов, назначалось наказание как за мошенничество, незаконные массовые казни приравнивались к убийству. Понемногу прекращались репрессии, в результате которых движение Сопротивления рисковало потерять свое доброе имя. После этого еще отмечались случаи незаконных арестов, грабежей и убийств, виновные в которых, впрочем, понесли наказание по всей строгости закона. Но подобные вспышки были уже редкостью.
Из французов, виновных в убийстве или доносе на бойца Сопротивления в оккупационную администрацию, повлекшем за собой его смерть, было казнено без суда и следствия всего 10 842 человека, из них 6 675 человек погибли в ходе военных действий по освобождению страны партизанами, а остальные — в ходе репрессий. С другой стороны, 779 человек было казнено по приговорам законных судов и военных трибуналов. Это печальный итог, но эти цифры несоизмеримы с числом совершенных преступлений и их ужасающих последствий, а тем более далеки от впечатляющих данных, которые позднее выдвинули безутешные сторонники поражения и коллаборационизма. Печален сам факт, что речь идет о людях, действия которых не всегда оправдывались низменными причинами. Среди этих бойцов «отрядов милиции», чиновников, полицейских, пропагандистов были люди, привыкшие просто слепо повиноваться распоряжениям свыше. Некоторые позволили себя увлечь миражу авантюризма, другие считали, что защищают правое дело, и это оправдывало любые средства. Хотя они были виновны, многие из них не были трусами. Вновь в национальной драме французская кровь пролилась с обеих сторон. Лучшие погибли, защищая Родину, которая чтит их и выражает им свою любовь, склоняясь над ними в своем горе. Увы! Некоторые из ее сыновей нашли смерть в стане противника. Родина осудила их, но тихо оплакивает и этих своих детей. Время вершит свое дело. Когда-нибудь иссякнут слезы, утихнет ярость, зарастут могилы. Но останется Франция.
Как только установилась нормальная работа органов правосудия, не осталось больше никаких оснований для существования вооруженных сил вне регулярной армии. Однако, вопреки отданным мною распоряжениям, многие организации, прежде всего «Национальный Фронт», упорно сохраняли в своем распоряжении военизированные подразделения. Эти «патриотические силы милиции» утверждали, что служат заслоном на пути «возврата фашизма». Но создается впечатление, что они сами готовы были оказать давление на власть с целью навязать ей свои условия или захватить ее. Не обращая внимания на устремления многих министров и демарши различных комитетов, я приказал правительству официально распустить эти отряды милиции. 28 октября этот указ был подписан и опубликован в печати.
Как я и ожидал, реакция была бурной. В воскресенье 29 октября члены Национального совета Сопротивления попросили у меня аудиенции. Вчерашних соратников по борьбе я принял у себя дома, с уважением и по-дружески. Но на все их единодушные просьбы пересмотреть принятое решение отвечал отказом. Что это было? Результат запугивания коммунистов или следствие иллюзий, так часто возникающих у так называемых благонамеренных людей? Активнее всего протестовали как раз представители движений умеренного толка. Зато представители компартии, наоборот, занимали во время встречи сдержанную позицию, то ли чувствуя, что исход ее предрешен заранее, то ли обдумывая планы выражения своего раздражения другим способом. 31 октября Совет министров принял детально разработанное постановление по данному поводу.
Любые вооруженные силы, не входящие в состав армии или полиции, немедленно распускались, при необходимости силовым путем. Было запрещено, под страхом суровых санкций, владеть оружием без обоснованного разрешения префектов. Любое оружие, находящееся во владении частных лиц, должно быть сдано в течение недели в комиссариаты полиции или бригады жандармерии. В эти подразделения предлагалось записаться — а записалось очень мало! — «гражданам, желающим содействовать защите конституционных законов и свобод республики», с тем, чтобы власти могли, в случае необходимости, прибегнуть к их помощи.
Было ли это совпадением или провокацией, но на следующий день, 1-го ноября, в Витри-сюр-Сен был взорван состав с боеприпасами. Около тридцати человек погибло и примерно сто было ранено. Взрыв произошел как раз утром, когда я отправился на Мон-Валерьен[33], кладбище Витри и в Венсеннский замок, чтобы в День Всех Святых воздать почести погибшим участникам Сопротивления.
Коммунисты не преминули сообщить, что это — «преступление пятой колонны», активно действующей в стране. 2 ноября политбюро компартии в своем коммюнике, говоря о «покушении в Витри», яростно нападала на генерала де Голля, который хочет распустить отряды добровольческой милиции. «И вновь, — заявляло политбюро, — глава правительства позволил себе пренебрежительное отношение к силам французского Сопротивления». Два дня спустя на Зимнем велодроме собрался митинг, организованный Национальным фронтом, где ораторы яростно выражали свой протест. 25 ноября в департаменте Воклюз, в замке Тимон, где квартировала республиканская рота безопасности, произошел взрыв бомбы, убивший 32 человека. Следствию не удалось найти виновных. Но все говорит о том, что это был эпилог «дела о добровольческих отрядах». Последние незаконно вооруженные группы исчезли. После этого не было никаких таинственных взрывов.
Однако национальные интересы требовали, чтобы люди, сражавшиеся в первых рядах, теперь могли так же участвовать в деле возрождения страны. За исключением руководителей компартии, имеющих вполне определенные цели, основная масса участников Сопротивления была несколько дезориентирована. Когда враг бежал, а режим Виши разваливался, им хотелось, как Фаусту Гете, сказать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» На деле освобождение лишило их деятельность основной цели, их начинала охватывать растерянность и ностальгия. Тем более, что это были горячие люди с авантюрным складом характера, испытавшие в опасности мрачное очарование подпольной борьбы, от которого они не смогут больше избавиться. Те из них, кто имеет бойцовские качества, полностью вольются в ряды регулярной армии. Но большинство новоиспеченных политиков или политических деятелей старого закала торопились возродить свою общественную жизнь. Они надеялись найти свое место, откуда могли быть услышанными или, как некоторые, могли получить доступ к командным постам.
Со своей стороны, я хотел бы собрать наряду с правительством как можно более представительное Консультативное собрание. Распоряжения по организации власти в метрополии предусматривали, что Национальное собрание из Алжира переедет в Париж и будет значительно расширено. Я вовсе не считал, что подобная коллегия способна действовать. Хорошо зная, что все парламенты за красивыми лозунгами скрывают боязнь реальных действий и ответственности, с ними связанной, сознавая противоречия, уже раздиравшие Сопротивление, я не ожидал от его представителей реального содействия выработанной нами политике. Но, по меньшей мере, я надеялся, что они поддержат дух возрождения страны, которым вдохновлялся наш народ. Во всяком случае, я посчитал полезным дать им возможность разрядить страсти. И, кроме того, как можно игнорировать предложения такого собрания в адрес правительства, а также тот кредит доверия, который оно может ему обеспечить. 12 октября принято постановление по составу нового Национального собрания.
В него входят 248 членов, из них 173 представляют организации Сопротивления, 60 парламентариев, 12 генеральных советников заморских территорий и департаментов, а также 18 членов Национального совета Сопротивления. Заседание Собрания было открыто 7 ноября. Оно проходило в Люксембургском дворце, так как, чисто из символических соображений, я хотел предоставить помещение Бурбонского дворца под будущее Национальное собрание. Феликс Гуэн был избран председателем, как и в Алжире. 9 ноября я прибыл, чтобы открыть первое рабочее заседание.
