Лев Гумилёв - Этносфера: история людей и история природы
Еще характернее другой пример – старообрядцы. Как известно, это небольшая часть великороссов, не принявших в шестидесятых годах XVII в. некоторых реформ церковного обряда. Тогда они еще ничем не выделялись среди прочего населения. Во втором поколении, при Петре I, они составляли определенную изолированную группу населения. К концу XVIII в. у них появились, а отчасти сохранились, обычаи, обряды, одежды, резко отличные от тех, которые стали общепринятыми. Екатерина II прекратила гонения на старообрядцев, но это не повело к обратному слиянию их с основной массой этноса. В новообразовавшуюся внутриэтническую целостность входили и купцы-миллионеры, и казаки, и полунищие крестьяне из Заволжья. Эта единица, сначала объединенная общностью судьбы – consortia, постепенно превратилась в единицу, объединенную общностью быта – сопѵіхіа, и лишь в XX в. постепенно стала рассасываться, так как повод для ее возникновения давно перестал существовать, а оставалась только инерция.
Примеры, приведенные нами, ярки, но редки. Чаще функции внутриэтнических группировок принимают на себя естественно образующиеся территориальные объединения – землячества. Наличие таких делений, как и при родовом строе – существование фратрий, не подрывает этнического единства.
Теперь мы можем сделать вывод: внутриэтническое дробление есть условие, поддерживающее целостность этноса и придающее ему устойчивость; оно характерно для любых эпох и стадий развития.
11. Итак, ни одна из гуманитарных наук не дает ответа на существо проблемы этнологии и этногенеза и даже не позволяет создать терминологию, которая была бы точна и общепонятна. Поэтому попробуем обратиться к естественным наукам – географии и примыкающим к ней разделам биологии.
Мы уже говорили, что целесообразно рассматривать человечество как вид Homo sapiens. Но тогда все закономерности развития любого вида млекопитающих применимы к людям, разумеется, за исключением специфических особенностей, что в высшем аспекте не существенно. Всем видам животных свойственны инстинкт продолжения вида (размножение), стремление распространить свое потомство на наибольшую возможную площадь, пригодную для жизни (ареал), и способность приспособления к среде (адаптация). В отношении этих общих черт люди не являются исключением.
Однако распространение любого животного вида ограничено тем, что каждый вид входит в биоценоз – закономерный комплекс форм, исторически, экологически и физиологически связанных в одно целое общностью условий существования [140, стр. 359]. Каждый биоценоз связан с участком земной поверхности, который он занимает и к которому он приспособлен. Такой участок называется био-хор. Поскольку биоценоз – связная система и изменение в ней какого-нибудь одного звена ведет к изменению и остальных звеньев, то в этом отношении налицо полная аналогия с географическим ландшафтом [140, стр. 359]. А так как каждый биохор связан с определенным ландшафтом, то целесообразно принять термин, предложенный академиком В.Н. Сукачевым, – геобиоценоз, совмещающий биологические и географические особенности данного биохора. Геобиоценозы динамичны. Они меняются вследствие сложного переплетения экзогенных импульсов. Смена геобиоценозов носит название сукцессии [140, стр. 362].
При возникновении биоценоз складывается из животных и растительных форм, примеряющихся к условиям заселяемого ими ландшафта. В результате приспособления возникает новый адаптивный тип сообществ, приобретающий новые особенности структуры поведения.
Таким образом, любой животный вид модифицируется под воздействием адаптации. Степень модификации определяется разнообразием географических условий заселяемого видом ареала. Но чаще всего возможности изменения ограничены, так как вид, успевший накопить ряд определенных признаков, не может произвольно избавиться от них, согласно закону о необратимости эволюции. Поэтому большинство видов животных имеет ограниченные ареалы. Человек же, как мы уже отметили, распространился по всей земной поверхности. В этом одно из важнейших отличий вида Homo sapiens от прочих видов млекопитающих.
Но потребность в адаптации у людей осталась и проявляется особенно сильно именно вследствие широкого распространения вида как целого. Замечено, что отдельные этносы при своем возникновении связаны с определенными ландшафтными условиями – биохорами. Следовательно, исходя из сказанного, мы можем охарактеризовать этнос как биологическую единицу, таксономически стоящую ниже вида, как populatio, а само этническое деление человечества как один из способов адаптации в ландшафтах не столько в структуре, сколько в поведении. Путем применения естественных наук отыскана дефиниция, которую мы бесплодно искали в науках гуманитарных. Эта важная проблема будет освещена специально в особом докладе.
Но тут сразу же возникает сомнение: а как же люди столько веков без высокоразвитых наук оперировали таким сложным понятием, как «этнос», и не путались в практическом применении его? И почему путаница возникла, как только в XIX в. появилась наука этнография? И не значит ли это, что научное осмысление этнических явлений не нужно или вредно?
Мы наблюдаем в природе множество явлений, которые либо не поддаются определениям, либо определения бывают тавтологиями. Например, как определить такое явление, как «время»? А считать его мы умеем достаточно точно. Понятие «сила» определяется в физике как «причина, вызывающая ускорение», но ведь это тавтология. В физиологии наблюдается явление «клинической смерти», которая по существу еще жизнь, и т.д. Очевидно, мы, люди, знаем гораздо больше, чем можем назвать словами, и только в спекулятивной философии «знание» и «название» совпадают, но ведь спекулятивная философия не ставит своей целью изучение реального мира.
Этнические различия реальны и воспринимаются людьми безотчетно. При простых этнических сочетаниях не возникает нужды в осмыслении явления, которое и без того всем понятно. Но по мере накопления материала и усиления связей между народами всего земного шара потребность в осмыслении усилилась и возникла необходимость в систематизации знаний. Наука XIX в., стоявшая на позициях спекулятивной философии идеализма и его варианта – вульгарного материализма, не справилась с поставленной задачей. Главным препятствием тому было резкое отграничение всего, что относится к человечеству, от того, что касается остальной природы, как живой, так и мертвой. Исключение было сделано только для медицины, и то потому, что сами философы предпочитали быть вылеченными от болезней.
Как мы показали выше, граница между специфически человеческой и натурально-фаунистической сферами существует, но проходит она не там, где ее помещали философы и социологи XIX в. В частности, этнические явления лежат в сфере природы и поэтому осмысление их возможно лишь путем применения той самой методики, которая дала такие блестящие результаты в физической географии, зоологии и учении о наследственности. Сочетание этих наук с историей полагает начало новой науке – этнологии, практическое значение которой очевидно и неоспоримо.
12. Однако, проведя границу между этнологией и гуманитарными науками, мы обязаны указать ее отличие от чисто биологической дисциплины – антропологии, науки о человеческих расах. Расы тоже рассматриваются как таксономические единицы ниже вида (subspecies), но здесь классификация идет по соматическим признакам, а в этнологии по характеру поведения. Расы и этносы – понятия не только не совпадающие, но исключающие друг друга, потому что каждый этнос состоит из смешения двух и более рас первого или второго порядка, а каждая раса входит в состав многих этносов. Сочетания рас первого порядка, например европеоидов и негроидов, имели место в Индии, европеоидов и монголоидов – в Средней Азии и Латинской Америке, монголоидов и негроидов – в восточной Индонезии, и это не мешало сложению этнических коллективов. В Европе, Южной Африке, Америке и Полинезии происходило смешение рас второго порядка, например во Франции смешались северная, альпийская и средиземноморская европеоидные расы, в Германии – северная и альпийская, на Балканах – динарская и средиземноморская, а в Европейской России насчитывается пять расовых компонентов второго порядка, не говоря о пришлых монголоидных элементах.
Зато чистой в расовом отношении народности нет нигде. Даже скандинавы не избежали смешения, хотя оно произошло в II тыс. до н.э., когда арийские племена проникли в Европу и смешались с неолитическими племенами Прибалтики. В образовании племен Новой Гвинеи участвовали папуасы и меланезийцы, резко отличные друг от друга, и даже на острове Пасхи обнаружены два расовых компонента: короткоухие и длинноухие, по соматическим и психическим признакам не идентичные. Расовая теория к этнологии неприменима.
