Лев Колодный - Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели
— Знаете, ведь в каждом из нас, художников, сидит эдакий Иудушка Головлев, который рассуждает, что если у соседа подохнет корова, то ему будет хорошо, молоко у него будут покупать лучше. С президентом нам повезло, он лишен этого абсолютно, — говорил в день открытия комплекса академик Обросов.
Не будь стремления объединять, а не разделять — не оказались бы так близко признанный в СССР Репин и преданный забвенью Григорьев, картины реалистов и абстракционистов, придворный советский художник Бродский и преследуемый властью Тышлер.
— В центре города открылся новый музей русского искусства. Событие, сравнимое с восстановлением Храма Христа. С одной разницей: вы знали о том, что такой музей будет? Вам рассказывали по «ящику», как идет формирование коллекций? Вам крутили рекламу, "подайте, кто сколько может"? Ничего подобного не было. Церетели умеет удивлять. Он просто взял и, ничего никому не говоря, вынул из кармана гигантский трехэтажный музей, — признался в отчете обозреватель, не питавший слабости к создателю "музея русского искусства".
Этот комплекс, как музей на Петровке, создавался «втихаря», по выражению Юрия Лужкова, от всех, но не от него. Всему помогал "отец города", чей девиз "Москва будет прирастать историей и культурой". Мэр санкционировал бартер: гонорар — квартиры — "Дом Долгоруковых" музейно-выставочный комплекс.
Залы с картинами и статуями возвышались над этажом с копиями античных изваяний, служивших в классах Академии натурой поколениям русских художников. Рисунки учеников с оценками преподавателей, резолюцией "Отдать в солдаты!" — встречали на первом этаже. Это была дань академической школе, венок красоте и пластике, призыв учиться у классиков, прежде чем рвать с прошлым. Все видимое прямо или косвенно связано или с Императорской, или с Российской академией художеств, обязано ее школе.
В музее на Петровке, как сказано, на вернисаже не оказалось произведений директора, хотя у него были для этого основания. В комплексе на Пречистенке все вышло с точностью наоборот. Что не укрылось от внимания критиков, увидевших в центральных залах живопись, статуи, гобелены, рельефы и часовню одного автора. Это позволило критике сказать:
— Говоря начистоту, главный герой и истинный идеал нынешней Академии ее президент и спонсор.
Слишком много работ накопилось у него после выставки в Новом Манеже. В одном просторном зале горели огнем новые натюрморты и портреты. В другом большом зале «бронзовели» образы всем известных литераторов и артистов. Их портреты выполнил в технике рельефа. Такой большой галереи не представлял никто. Многих из своих героев Церетели знал и знает, в Москве дружил с Высоцким и встречался с Окуджавой, в Нью-Йорке пересекался с Бродским, дома на Пресне принимал Вознесенского и Спивакова.
Любая выставка — закрывается. Но часовня на втором этаже здания останется, очевидно, навсегда. До революции в училище служила часовня, закрытая советской властью. Узнав об этом, Церетели решил на ее месте создать новую часовню в честь святой Нины. В нее можно приходить, как в музей, чтобы увидеть выставленную на всю стену "Тайную вечерю" в бронзе. И в эмали.
Среди историй Нового Завета "Тайная вечеря" считалась художниками сюжетом высшей категории трудности. Не каждому живописцу под силу представить достоверно двенадцать апостолов, пораженных неожиданной вестью Христа: "Один из Вас предаст меня!"
Картину на эту тему заказал Леонардо да Винчи герцог. С тех пор пятьсот с лишним лет каждый приезжий спешит в Милане в трапезную церкви Санта-Мария делле Грацие — Святой Марии Милостивой, чтобы увидеть шедевр эпохи Возрождения. Прежде чем создать фреску, Леонардо много дней, как алхимик, колдовал в лаборатории, чтобы придать нужный цвет и устойчивость темперным краскам.
Никто — ни президент, ни патриарх — не заказывал "Тайную вечерю" Зурабу Церетели. На сюжеты Библии, Ветхого и Нового Заветов, он создал около ста композиций. Крест, мы помним, носит с детства до принятия в пионеры. "Что у меня на душе, то и на картинах". Они выполнялись годами. Сначала возникал рисунок на бумаге, затем графика претворялась в бронзе или эмали.
Эмали поразили его воображение во время давней стажировки во Франции, где в годы Леонардо славились мастера города Лиможа. Известную со времен фараонов, эту технику развивали в разных странах, в том числе в древней Грузии. Роль красок играет закаленное цветное стекло. В начале этой книги речь шла о том, что художники в новое время охладели к искусству, сопряженному с ремеслом. Забыли и грузины о перегородчатой эмали. Церетели возродил искусство предков. В его палитре оказалось не семь цветов радуги, а на порядок больше. Из средства производства миниатюр, он превратил перегородчатую эмаль в способ создания больших ярких колоритных картин любого размера.
На Пречистенке можно увидеть иллюстрацию сказанному. Всю стену занимает "Тайная вечеря". Ее размеры 8х4 метра. Она вызывает в памяти стену трапезной миланского храма, где сияют с недавних пор возрожденные реставраторами темперные краски Леонардо. В отличие от них, краски эмалей не нуждаются в микроклимате, кондиционерах, как картины, выставленные в соседних залах. Закаленные в огне печи, они не страшатся ни сырости, ни плесени, ни холода, ни жары. Они вечны, как золото и бронза.
Церетели выбрал для "Тайной вечери" эпизод, который в Евангелии от Матфея описывается так: "Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со мной руку в блюдо, этот предаст Меня". На картине видим, как через стол тянется к чаше рука Иуды, выдавшая в нем предателя. Синее небо в звездах распростерлось над Христом и учениками, представленными, как сказал академик Дмитрий Швидковский, в современной православной традиции. С учетом помянутых возможностей эмали, открытых автором, добавлю от себя: поражает палитра красок, расцветка одеяний, размеры панно.
На противоположной стене смежного зала предстает такой же величины "Тайная вечеря" в бронзе (8х4). Рельеф увековечивает тот же момент, когда рука Иуды тянется к чаше. Но эта картина создана в духе высокого реализма, традиции европейского искусства. Она наполнена эмоциями как сцена, где разыгрывается акт трагедии. Золотится нимб над головой Христа, окруженного бородатыми апостолами. Два из них, Иоанн и Петр, знают тайну, ведают, чья рука тянется к чаше.
Между "Тайными вечерями" над головой парят пять сияющих светом луковиц под крестами. Они сияют как купола православного храма. У этой хрустальной люстры застыл пораженный Юрий Лужков, когда побывал в часовне и в залах до их открытия. Роль экскурсовода играл будущий директор комплекса. В тот день Лужков признался, что поражен увиденным, хотя и знал, что готовится выставка, бывал здесь, когда все только началось.
— Совершенно неожиданно мы получили музей русского искусства.
— Вы сказали, получили музей. Это дар городу Москве?
— Да, но автор об этом не знает. Расскажу по этому поводу старый анекдот из «Крокодила». Идут отец с сыном мимо забора и видят, как за оградой хозяин забивает последний гвоздь на крыше, где-то высоко на коньке. Сын спрашивает: "Папа, этот дядя нам детский сад строит?" — "Да, сынок, но он об этом еще не догадывается.
Догадывался, знал точно, что в принадлежащем ему громадном здании, полученном за труды в Москве, будет "галерея искусств Церетели", наподобие галереи Соломона Гугенхайма. С тем отличием, что заполнят ее шедевры классического искусства.
Конец шестнадцатой главы
НЕДОПИСАННЫЙ ПОРТРЕТ.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, последняя, о мифах, дополняющих образ, с которым нам предстоит попрощаться.
Во всех предыдущих главах я часто цитировал Церетели. Его речь столь же монументальна и индивидуальна, как пластика. Своими оголенными словами он многое сказал. Я часто приводил выдержки из заказных статей, рискуя "умножить зло". Зачем это делал? Хотел правдиво показать моего героя, не сглаживая острые углы, на которые ему так часто пришлось натыкаться.
Было время, когда никто из сочинителей не стучал настойчиво к нему в дверь. Помните полет в Испанию на открытие Колумба осенью 1995 года? Полный самолет друзей детства и юности, земляков, сокурсников и сотрудников. Клерки летели. И в той толпе среди пассажиров — никого из пишущей братии, не считая меня. А ведь тогда уже звучали раскаты грома, летели снаряды в дальнюю цель — Колумба в США, и в цель ближнюю — в Нижних Мневниках. Там землеройные машины выравнивали берег будущего "парка чудес".
Не было тогда у Церетели "информационной поддержки", щита. Поэтому так безнаказанно накинулись на него "современные художники" и критики, выполняя установку владельцев телеканалов и газет, боровшихся с его другом Лужковым. В те политические кампании втянулись по своей и чужой воле писатели, публицисты, сатирики и карикатуристы, фотографы, охотившиеся за ракурсами, где художник и его монументы выглядели монстрами.
